Я не спускал взора с лиц моего друга и Приселова. Совершенно ясно я увидел, как они обменялись взглядом, полным взаимной угрозы и смертельной ненависти. «Что все это должно означать?» — мелькнуло у меня в голове. После впрыскивания малой дозы морфия больная тихо заснула. — Могу я вас попросить, господа, в столовую? Я думаю, что чашка крепкого кофе подкрепит ваши силы после почти бессонной ночи. И с этими словами Приселов быстро вышел из комнаты своей опекаемой племянницы. Мы пошли за ним следом. В узком коридоре Путилин мне шепнул: — Не пей кофе. Не пей ликера. Ничего не пей. Он узнал меня. — Как?! — Очень просто. Повторяю тебе, он узнал меня. «Великий», как ты называешь меня, сыщик столкнулся лицом к лицу с не менее великим негодяем… Между нами начинается ожесточенная борьба. — Ты, стало быть… — Теперь для меня все ясно: девушку, твою пациентку, действительно отравляют… — Но чем? — прошептал я, глубоко пораженный. — Вот это-то и надо расследовать, мой плохой доктор, — шепнул мне Путилин. ЧудесаИндии. Lilea indica foetida. Нежный дядюшка-опекун В роскошной «дубовой» столовой был сервирован утренний завтрак — кофе, по образцу английского ленча. — Прошу вас, господа! — любезно пригласил нас дядюшка-опекун. — Я, право, не знаю, как благодарить вас за ваше сердечное отношение к моей больной девчурке. Путилин пристально разглядывал одну бутылку. — Откуда у вас, господин Приселов, этот редчайший нектар? — быстро задал он вопрос хозяину дома. — Из Индии… Я путешествовал по ней и вывез оттуда несколько бутылок. — Давно вы путешествовали? — Я вернулся несколько месяцев тому назад. — Когда вы вернулись, ваша племянница была здорова? И опять я увидел, что Путилин и Приселов обменялись взглядами холодного бешенства. Точно два врага, готовые броситься друг на друга… — Да, она заболела несколько позже, хотя еще и раньше она страдала нервозностью. — Как жаль, что вы не могли предугадать возможность ее заболевания! — покачал головой Путилин. — Почему? — вырвалось у Приселова. — Да очень просто: в Индии, в этой стране всевозможных чудес, в этой колыбели человечества, находятся величайшие мудрецы, которые знают замечательные рецепты для исцеления больных от различнейших болезней. Как вам известно, вся европейская медицина началась с Востока… — А… а вы хорошо знаете, профессор, культуру Востока? — усмехнулся еле заметно Приселов. — Прошу вас, чашку кофе… — Благодарю вас. Я по утрам ровно ничего не пью, за исключением стакана воды. — Ого, какая воздержанность! Вы, доктор? — Благодарю, я предпочел бы стакан чаю. — ответил я. — Вы спрашиваете, хорошо ли я знаю культуру ядов Востока? — быстро задал вопрос Путилин. — Виноват, сколько мне помнится, я ровно ничего не говорил про культуру ядов, — насмешливо ответил дядюшка-опекун. — А, тысячу извинений, господин Приселов! Я страшно рассеян. Такова уж наша болезнь, ученых-чудаков, — пробормотал Путилин. Наступило довольно продолжительное молчание. — Могу я узнать, профессор, ваше мнение о болезни моей племянницы? — нарушил неловкость его хозяин дома. — Я еще не пришел, господин Приселов, к окончательному выводу. Случай настолько сложный и замечательный, что поставить верный диагноз не так-то легко. Скажу вам только одно, что если мы не распознаем болезнь, то ваша племянница может умереть очень скоро, через несколько дней. — Может быть, господа, вы желаете пригласить еще кого- нибудь из ваших коллег? Пожалуйста, распоряжайтесь по вашему усмотрению. Созовите консилиум, но только, ради бога, спасите мою бедную девчурку. — Вы — опекун ее, господин Приселов? — Да. То есть был им, а теперь — попечитель. — У вас своих детей нет? — Нет. Путилин встал из-за стола, поблагодарил хозяина и направился вон из столовой: — Я должен взглянуть на больную. Коллега, пожалуйте за мной! Я быстро поднялся и пошел за ним. Когда мы очутились в мавританской гостиной, смежной со спальней больной, Путилин схватился с жестом отчаяния за голову. — Боже мой, если бы только узнать, догадаться, каким ядом, каким ядом! — Ты твердо в этом убежден, Иван Дмитриевич? — Как нельзя тверже. Бедная девушка! Еще несколько дней, и ее не станет. Умереть в двадцать лет, обладая красотой, богатством, это ли не насмешка судьбы! Путилин нервно прошелся по гостиной. — Но я решился. Если сегодня я не раскрою гнусной и мрачной трагедии, разыгравшейся в комнате бедняжки, я пойду на героическое средство: я с помощью властей вырву ее из когтей этого дьявола. — Но где же доказательства? Основываясь на каких данных, ты можешь бросить в лицо этому человеку, родному дяде больной, столь тяжкое обвинение? — Все равно, все равно… Пусть пострадаю я, зато я спасу, может быть, эту прелестную юную жизнь. А на основании каких данных? На основании моего нюха, моей «кривой» я подозреваю этого господина. В спальне царил полумрак. Через разбитую форточку, прикрытую шелковой гардиной, в спальню проникал свежий воздух. — Это опасно. Она может простудиться, — указал я на форточку моему знаменитому другу. — Оставь это, голубчик. Уверяю тебя, эта опасность — ничто в сравнении с другой. Девушка проснулась, вернее, очнулась после наркоза морфия. Ее грудь с жадностью вбирала свежий воздух. — Как хорошо… как хорошо… — тихо прошептала она. Мы стояли около ее кровати. — Вам лучше, дитя мое? — с чрезвычайной нежностью в голосе спросил ее Путилин. Она доверчиво благодарно взглянула на него. — О да! Мне лучше… Я могу дышать… Я не слышу этого ужасного сладкого запаха… Путилин выразительно посмотрел на меня. — Что это за запах, милая барышня? — спросил я мою горемычную пациентку. — Я не знаю… Я не могу его точно определить, — слабым голосом пробормотала она.