Вопреки приказанию моего гениального друга, я, собрав все свое мужество, пополз по направлению таинственного света. Какая-то непреодолимая сила влекла меня туда. Но мне, не спускающему глаз с этого света, недолго пришлось ползти. Вскоре я испустил подавленный крик ужаса и замер, близкий к обмороку. Около высокого креста я увидел… мертвеца. Это была белая высокая фигура, плавно размахивающая руками. Несколько секунд страшный призрак стоял, вытянувшись во весь рост, затем медленно стал опускаться к земле, словно уходя в нее, возвращаясь в свое мрачное жилище — гроб. Одновременно погас и таинственный свет. Снова наступила непроглядная тьма, и только зловещий свист-вой продолжал нестись с того места, где только что было это страшное видение. Не помня сам себя от ужаса, я пополз обратно и вскоре налетел на сторожа. Сторож даже икал от страха. — В-видели? В-видели? — прошамкал он. Я бросился бегом к сторожке, вбежал в нее и, покрытый каплями холодного пота, бессильно опустился на лавку. Минут через пять дверь распахнулась. На пороге стоял Путилин. Я быстро взглянул на него, и чувство огромного удивления и искреннего восхищения охватило меня: он был так же невозмутимо спокоен, как и всегда, как будто ровно ничего не случилось! — Ты слышал? — подошел я к нему. — Слышал. — И видел? — Что именно? — Этот таинственный огонь и этого призрака в белом? — Видел. И на более близком расстоянии, чем ты. — И ты… ты совершенно спокоен?! Ты говоришь об этом таким тоном… — А что же мне прикажешь делать? Падать со страха в обморок? Да? Браво, хорош бы я был «великий», как иные меня называют, сыщик! Нет уж, это я предоставлю лучше вам — нервным докторам, любящим заниматься чертовщиной и прочими оккультными благоглупостями. — Позволь, Иван Дмитриевич, — вспыхнул я, задетый за живое. — Есть мера всякому неверию и всякому все отрицанию. То, что сейчас произошло, есть факт реальный. Или, быть может, ты и это будешь опровергать? Быть может, у всех нас троих явилась моментальная массовая галлюцинация слуха и зрения? — Вот что, доктор, этот спор мы закончим с тобой завтра, так как опять оба приедем сюда. А пока… пора по домам! Я устал и страшно хочу спать. И Путилин, заявив дрожавшему от страха старику сторожу, что мы приедем завтра (вернее, сегодня, ибо был уже третий час в начале) к ночи и, дав ему ассигнацию, взял меня под руку. Мы вышли через кладбищенскую калитку. — Экипаж наш я оставил в расстоянии полуверсты отсюда. Придется шлепать по грязи. Было около четырех часов утра, когда мы расстались, условившись, что сегодня к ночи Путилин заедет опять за мной. То, что страшнее всего Путилин, по обыкновению, спал очень мало. В одиннадцать часов утра он уже вошел в свой служебный кабинет. — Вот, ваше превосходительство, карточка. Этот господин дожидается вас. Путилин взглянул на карточку и поморщился. Сергей Иванович Разудайлов («Укус») Хроникер газеты «Петербургские сплетни» — Что ему надо? — недовольно вырвалось у Путилина. — По всей вероятности, жаждет каких-нибудь сведений для газеты, — усмехнулся дежурный агент. — Укус… И псевдоним-то поистине богомерзкий. Ох уж эти репортеры! Никуда от них не спрячешься: кусают они, точно песьи мухи, сколопендры. Впустите его. Через минуту в кабинет вбежал рысцой какой-то юркий господин в черном сюртуке с вылезшим из-под воротника галстуком. Путилин нарочно принял чрезвычайно суровый вид. — Господин Кусайлов? — отрывисто спросил он. — Не Кусайлов, а Разудайлов, ваше превосходительство. А Укус — мой псевдоним. — Виноват. Что вам угодно? — Видите ли, ваше превосходительство… Наша газета ставит своим девизом не только описывать события, но стараться их предугадывать, так сказать, предвосхищать. — То есть как это предвосхищать? — с удивлением поглядел на бойкого репортера Путилин. — А очень просто. Тут все дело в нюхе. Допустим, пожара еще нет или убийства. Номер газеты может выйти бледным, скучным. Как сделать, чтобы угодить публике, редактору, издателю и заработать одну-другую трешку? Очевидно, выход только один — надо предугадать пожар или убийство. — Позвольте, сколько мне известно, пожары и покойников «предугадывают» только… собаки своим воем… — еле удерживаясь от смеха, серьезно проговорил Путилин. — Xe-xe-xe! Xa-xa-xa! — почтительно рассмеялся репортер, стараясь замаскировать кислое выражение лица. — Честное слово, ваше превосходительство. Это очень остроумно. — Однако я вас попрошу перейти к делу. Еще раз, чем могу служить? — Виноват, продолжаю… Так вот, вчера, вернее, сегодняшней ночью я мог не только предвосхитить необычайное происшествие, но дать вполне правдивое описание того, что я видел, узнал. «Что он, рехнулся, что ли? Что он за чепуху мне несет?» — с досадой подумал Путилин. — Слушайте, господин Кусайлов… виноват, Разудайлов! Во-первых, если вы могли что-либо описать правдивое, то почему вы этого не сделали, а во-вторых, какое до всего этого мне дело? — Вам-то, ваше превосходительство? — Да, мне-тo! — уже раздраженно вырвалось у Путилина. Репортер хитро прищурился: — А что вы думаете, ваше превосходительство, если бы сегодня в газете появилась трескучая статья под таким канальским заголовком: «Путилин — на Охтенском кладбище! Страшная ночь! Таинственные видения! Путилин среди выходцев из могил отыскивает страшного преступника!» Да, что вы думаете относительно этого? Путилин был поражен донельзя. Он даже привстал, с суеверным ужасом глядя на хроникера. — Вы… вы откуда же это узнали? Лицо репортера сияло торжеством. — Что, правда это? Видите, ваше превосходительство, я доказал вам, что иногда можно предвосхищать события. — Бросьте болтать ерунду! — резко проговорил Путилин. — Скажите лучше, как вы проследили меня? — Очень просто: я слежу за вами так ревностно, как ни один агент не следит за преступником. Что поделаешь: жена, дети, пять человек детей. Надо пятаками зарабатывать кусок насущного хлеба. — Нет, честное слово, вы — молодец. Я был бы доволен, если бы у меня все агенты походили на вас! Что же, вы были на кладбище? — Был. Мы приехали туда втроем. — Как втроем? Кто же еще двое? — Я, вы и доктор, ваш приятель. — Где же, черт возьми, вы находились?! — Позади… на рессорах… хотя, откровенно говоря, путешествие было не из приятных, так я весь был облеплен грязью, но зато выгодное: оно не стоило мне ни пятиалтынного! — И что же вы видели на кладбище?