— Вы можете богохульствовать, перед смертью у вас еще хватит времени раскаяться в ваших страшных грехах. — Перед… смертью? — вздрогнул Ржевусский. — Вы шутите, святой отец? — Увы, бедный безумец, мои уста еще никогда не произносили шуток. Мы обсудили ваше преступление. Оно ужасно: вы изрекли величайшую хулу на церковь. Нашим совместным решением вы приговариваетесь к смертной казни через поцелуй Бронзовой Девы. Вы обручитесь с ней на вечную жизнь. — Что?! — воскликнул молодой человек и пошатнулся. «Героическое» средство. Письмо к каштеляну Н-го костела Я провел первую ночь в Варшаве отвратительно. Вы поймете причину этого, если я вам скажу, что Путилин, уехав вечером к графу Ржевусскому, вернулся только… в шесть часов утра! При виде его вздох радости вырвался у меня из груди. Путилин шаг за шагом ознакомил меня со своим визитом к старому магнату. — Скажу тебе, доктор, откровенно, что случившееся явилось для меня полной неожиданностью: у меня ведь было нешуточное подозрение на участие в деле исчезновения молодого графа самого отца. Лицо Путилина было угрюмо-сосредоченное. — И если я прежде не тревожился за его жизнь, то теперь я уверен, что жизнь его висит на волоске. Это дело куда серьезнее дела об исчезновении сына миллионера Вахрушинского с «белыми голубями и сизыми горлицами». — Как? Опаснее даже этого? — Безусловно. Там, несмотря на весь ужас, который мог произойти с молодым человеком, он все-таки остался бы жив. А тут смерть, и наверное, лютая, мучительная. — Прости, Иван Дмитриевич, но я не вполне тебя понимаю. Ты говоришь об опасности, угрожающей молодому графу с такой уверенностью, точно ты знаешь, где он находится. — Да, я это знаю. — Как?! Ты это знаешь? — Еще раз повторяю, знаю. Знаю так же, как знал на второй день розысков, где находится молодой Вахрушинский. — Так, ради бога, в чем же дело? — В том, чтобы найти способ проникнуть туда, где он находится. — Разве это так трудно? — Поразительно трудно. Не забывай, что не всегда приходится иметь дело с наивными сектантами-изуверами из простолюдинов, или же из мещан — купцов российской закваски. Случается нарываться на дьяволов в шелковых одеяниях. Я, каюсь, хлопал глазами. — Всю эту ночь я выслеживал их. — Кого? Этих дьяволов? — Да. Среди них я заметил необычайное волнение: они, кажется, приготавливаются к кровавому каннибальскому пиру. В поисках я чуть не утонул в этой проклятой Висле… Однако я еле стою на ногах. Я засну на два часа, а затем мне придется прибегнуть к героическому средству. — Ты думаешь обратиться к содействию властей? Мой друг усмехнулся, отрицательно покачав головой. — Нет, доктор, это было бы самое нежелательное. К этому прибегнешь ты, если… если со мной случится несчастье. — Ну, что? — взволнованно спросил граф Сигизмунд Ржевусский Путилина, приехавшего к нему с условленным паролем «Рго Christo morior». — Но, боже мой, что с вами, ваше превосходительство? Вас не узнать… Вы ли это? Перед магнатом стоял человек с круглым одутловатым лицом без бакенбард. — Мои бакенбарды, до времени, спрятаны, граф, — усмехнулся Путилин. — Дело, однако, не в них, а в вашем сыне. — Вы узнали что-нибудь? — Да, кое-что и очень невеселое. Ваш сын в смертельной опасности. Граф побледнел. — Но где он? Что с ним? — В точности я не могу вам этого сказать, да и некогда. Сейчас вы должны предпринять нечто. — Я? — Да. Садитесь и пишите письмо. — Кому? — пролепетал совсем сбитый с толку надменный магнат. — Вы это сейчас узнаете. Прошу писать, ваше сиятельство, следующее: «Любезнейший падре Бенедикт! Чувствуя себя очень скверно, прошу Вас немедленно посетить меня. Граф С. Ржевусский». — Як Бога кохам, я ничего не понимаю! Зачем мне приглашать настоятеля N-го костела? — Вы желаете спасти вашего сына? — резко проговорил Путилин, пристально глядя в глаза графу. — О! — только и вырвалось у магната. — В таком случае я вас попрошу беспрекословно следовать моим распоряжениям. — Но что я буду с ним делать? — Вы, разыгрывая из себя больного, настойчиво попросите его остаться в замке и провести с вами всю эту ночь… во всяком случае, до того времени, когда я приеду к вам. — А… а если он не согласится, ссылаясь на свои важные нужды? — Тогда вы употребите насилие над «святым отцом», то есть. попросту не выпустите его из замка, хотя бы для этого вам потребовалось вмешательство вашей челяди. — Помилуйте, господин Путилин, вы требуете невозможного! — воскликнул испуганно граф. — Ведь это скандал, преступление, разбой. Какое я имею право производить насилие над человеком, да к тому же еще духовным? — В случае чего, ответственность я приму на себя. Впрочем, если вам не угодно, мне остается покинуть вас. — Хорошо! — с отчаянием махнул рукой старый граф. Через час перед его замком остановилась карета, из которой вышел католический священник. Прошло минут сорок — и он вышел из замка обратно. Очевидно, старый магнат не исполнил приказания Путилина. Ночная процессия Два багровых высоких факела и несколько зажженных свечей в церковных канделябрах тускло освещали странную процессию, двигавшуюся по мрачным, длинным коридорам. Тут царил такой зловещий густой мрак, что этого света едва хватало только на то, чтобы не споткнуться, не удариться о стены коридора. Вслед за двумя фигурами в черных рясах шел высокий, худощавый человек, за ним, попарно, шесть лиц. — Не думал я, что мне придется совершать это печальное путешествие, — раздался под мрачными сводами резкий, властный голос. — Что делать, ваша эминенция. Sic Deus vult. Так хочет Бог. — Осужденный предупрежден, что казнь произойдет сегодняшней ночью? — Пока еще нет. Misericordiae causa… ради сострадания к юному безумцу-святотатцу час искупления rpеxa не торопились сообщать ему заранее. И опять жуткое безмолвие, молчаливое шествие таинственной процессии. Но вот пол коридора стал как бы покатым, словно он спускался вниз. — Осторожнее, ваша эминенция, здесь так скользко, — послышались вкрадчиво-льстивые голоса.