– Вот, значит, что, – говорит он. Его голос хриплый со сна. – Он убил малыша? Люди так и думают, хотя Лерна сказал, что не уверен. Ты киваешь. Ты тоже не смогла сказать Лерне слова да. Раск не сводит взгляда с твоего лица. – И малыш был…? Ты снова киваешь, и Раск вздыхает. Ты замечаешь, что он не спрашивает, не являешься ли ты чем-нибудь таким. – Никто не видел, куда Джиджа ушел, – говорит он, подтягивая колени и кладя на них руку. – Люди говорили об… убийстве, поскольку это легче, чем говорить о… – Он беспомощно поднимает и роняет руки. – В смысле слухов много, и по большей части грязь, а не камень. Некоторые видели, как Джиджа грузил вашу телегу и потом уехал с Нэссун… Твои мысли сбиваются в кучу. – С Нэссун? – Да, с ней. А что… – Тут Раск понимает: – О, черт, и она тоже? Ты пытаешься не дрожать. Ты сжимаешь кулаки, чтобы не дрожать, и земля у тебя под ногами немедленно ощущается ближе, воздух вокруг тебя тут же холодеет, прежде чем ты успеваешь сдержать свое отчаяние, радость, ужас и ярость. – Я не знала, что она жива. – Это все, что ты говоришь после очень долгого, по ощущениям, мгновения. – О. – Раск моргает, и сочувственное выражение возвращается на его лицо. – Ну, когда он уезжал, она была с ним. Никто не подумал ничего, да и не знал. Большинство думали, что отец просто пытается научить первенца своему делу или уберечь заскучавшего ребенка от беды. Затем случилась вся эта хрень на севере, и все забыли об этом, пока Лерна не сказал, что нашел тебя… и твоего ребенка. – Он замолкает. На миг стискивает челюсти. – Никогда не думал, что Джиджа такой. Он бил тебя? Ты качаешь головой. – Никогда. Было бы легче все это перенести, если бы Джиджа прежде бывал жесток. Тогда ты могла бы винить себя за недальновидность или благодушие, а не за грех деторождения. Раск делает глубокий медленный вдох. – Дерьмо… вот же… дерьмо. Он мотает головой, проводит рукой по седым всклокоченным волосам. У него пепельные волосы не от рождения, как у Лерны и других, ты помнишь то время, когда его волосы были коричневыми. – Ты пойдешь за ним? Его глаза бегают. Это не то чтобы надежда, но ты понимаешь то, что он из вежливости не осмеливается сказать. Пожалуйста, покинь город как можно скорее. Ты киваешь, с радостью соглашаясь. – Мне нужно, чтобы ты дал мне пропуск. – Заметано. – Он мнется. – Ты понимаешь, что не сможешь вернуться? – Понимаю. – Ты с трудом выдавливаешь улыбку. – Я и не хотела. – Не могу тебя винить. – Он вздыхает, снова неуютно мнется. – Моя… моя сестра. Ты не знала, что у Раска есть сестра. Затем ты понимаешь. – Что с ней случилось? Он пожимает плечами. – Обычное дело. Мы жили тогда в Суме. Кто-то понял, что она такое, сказал горстке других, и вечером за ней пришли. Я мало что помню – мне было всего шесть. После этого наши вместе со мной переехали сюда. – Рот его дергается в подобии улыбки. – Потому я никогда и не хотел детей. Ты улыбаешься. – Я тоже. Но Джиджа хотел. – Ржавь земная. – Он на мгновение закрывает глаза, затем резко встает. Ты тоже, иначе твое лицо окажется слишком близко к его грязным старым штанам. – Если пойдешь прямо сейчас, я выведу тебя из ворот. Это удивляет тебя. – Я пойду прямо сейчас. Но тебе необязательно. Ты не уверена, что это хорошая идея, это правда. Это может привлечь больше внимания, чем тебе хочется. Но Раск качает головой, лицо его жестко и угрюмо. – Обязательно. Идем. – Раск… Он смотрит на тебя, и на сей раз кривишься ты. Дело уже не в тебе. Толпа не посмела бы забрать его сестру, будь он тогда взрослым мужчиной. Или они просто убили бы еще и его. Вы идете к Главным воротам по улице Семи Зим, главной улице городка, и он несет твой ящик. Ты вся напряжена, но пытаешься казаться уверенной и спокойной, хотя чувствуешь себя далеко не так. Сама бы ты никогда не пошла таким путем, мимо всех этих людей. Поначалу все обращают внимание на Раска – машут ему рукой, подходят спросить о новостях… затем они видят тебя. Они перестают подходить и смотрят, стоя поодаль группками по двое-трое. И порой идут следом. Ничего такого – просто обычная суетность маленьких городков, по крайней мере с виду. Но ты видишь, как эти группки людей перешептываются, ты ощущаешь их взгляды, и все это напрягает твои нервы до предела. Когда вы подходите, Раск приветствует стражу у ворот. С десяток или около того Опор, которые в обычной жизни, скорее всего, шахтеры или фермеры, просто топчутся перед воротами без всякой организованности. Двое сидят на вышках, построенных на стене, откуда они могут наблюдать за воротами, двое стоят у смотровых отверстий на земле. Остальные скучают или перебрасываются друг с другом шуточками. Раск выбрал их, видимо, за угрожающий вид – они здоровенные, как санзе, и выглядят так, словно могут справиться без своих стеклянных ножей и арбалетов. Тот, который выходит навстречу Раску, самый низкорослый – ты его знаешь, хотя и не помнишь его имени. Его дети учились в твоем классе. Ты видишь, что и он вспомнил тебя, глаза его сузились и впились в тебя. Раск останавливается и ставит ящик на землю, открывает его и протягивает тебе твой путевой рюкзак. – Карра, – говорит он знакомому тебе человеку, – здесь все в порядке? – До этой минуты было в порядке, – говорит Карра, не сводя с тебя взгляда. От этого у тебя кожа идет мурашками. На вас смотрят еще двое Опор, переводя взгляд с Карры на Раска и обратно, готовые подчиниться чьему-нибудь приказу. Одна женщина откровенно сверлит тебя взглядом, в то время как остальным хватает взглядов украдкой. – Рад это слышать, – говорит Раск. Ты видишь, как он еле заметно хмурится, словно читает те же сигналы, что улавливаешь ты. – Вели своим людям приоткрыть ворота на минутку. Карра не сводит с тебя глаз. – Ты считаешь это хорошей идеей, Раск? Раск хмурится и делает резкий шаг к Карре, глядя ему прямо в лицо. Раск некрупный человек, но он Инноватор, а не Опора, хотя на самом деле это уже не имеет значения – но ему и не надо. – Да, – отвечает Раск голосом таким тихим и натянутым, что Карра смотрит на него как минимум в изумленном оцепенении. – Я так считаю. Открой ворота, если ты не против. Если ты не до чертиков занят. Ты вспоминаешь строку из Предания камня, Структуры, стих третий: «Тело гибнет. Лидер, который остается, полагается на большее». Карра стискивает челюсти, затем кивает. Ты пытаешься сделать вид, что поглощена надеванием рюкзака. Лямки слишком выпущены. Последним его надевал Джиджа. Карра и остальные привратники принимаются за дело, работают с системой блоков, помогающих открыть ворота. Бо?льшая часть стен Тиримо построена из дерева. Это небогатая община, у них нет средств, чтобы достать хороший камень или нанять нужное количество каменщиков, хотя живут они лучше, чем общины с худшим управлением или совсем новые, у которых еще и стен-то нет. Ворота, однако, каменные, поскольку именно ворота – самое слабое место любой общинной стены. Им нужно всего лишь чуть приоткрыть их для тебя, и после нескольких медленных скрежещущих мгновений и перекрикиваний с теми, кто следит за приближением возможных чужаков, они останавливаются. Раск, явно неуютно чувствующий себя, поворачивается к тебе. – Прости за… за Джиджу, – говорит он. Не за Уке, но, может, это и к лучшему. Надо, чтобы голова у тебя оставалась ясной. – За всех за нас, ржавь. Надеюсь, ты найдешь этого ублюдка. Ты только качаешь головой. В горле у тебя стоит комок. Тиримо десять лет был твоим домом. Ты только начала думать о нем как о доме примерно тогда, когда родился Уке, но это больше, чем ты ожидала. Ты вспоминаешь, как гонялась за Уке по лугам, когда он только научился бегать. Ты вспоминаешь, как Джиджа помогал Нэссун сделать воздушного змея и запускать его кое-как, – останки змея все еще висят где-то на дереве в восточной части города. Но уходить не так тяжело, как тебе казалось. Не сейчас, когда взгляды твоих соседей стекают по тебе, как прогорклое масло. – Спасибо, – бормочешь ты, объединяя этим словом очень многое, поскольку Раск не был обязан тебе помогать. Этим он навредил себе. Теперь привратники меньше уважают его, и пойдут слухи. Скоро все будут знать, что он любовник рогги, а это опасно. Глава не может позволить себе такой слабости, когда Зима близко. Но сейчас для тебя имеет значение этот момент публичного достоинства, эти доброта и честь, которых ты никогда не думала заслужить. Ты не знаешь, как реагировать на это. Он кивает с прежней неловкостью и отворачивается, когда ты направляешься к проходу. Возможно, он не замечает, как Карра кивает одному из привратников, возможно, он не видит, как эта женщина снимает с плеча арбалет и целится в тебя. Возможно, позже думаешь ты, Раск мог бы остановить эту женщину и как-то предотвратить все, что произошло, если бы видел. Однако ты ее видишь, по большей части краем глаза. Затем все происходит слишком быстро, чтобы думать. И поскольку ты не думаешь, поскольку ты стараешься не думать, а это означает, что ты действуешь по привычке, поскольку если думать, то ты вспомнишь, что твоя семья мертва, и все, что значит счастье, теперь ложь, и что если об этом думать, ты сломаешься и начнешь кричать, и кричать, и кричать. И поскольку некогда в другой жизни ты научилась отвечать на внезапную угрозу совершенно особым образом, ты… Устремляешься к воздуху и тянешь его к себе… И упираешься ногами в землю, и укореняешься, и сужаешь… И когда женщина выпускает стрелу, она летит в тебя. Прямо перед тем как попасть, она разлетается на миллион сверкающих замерзших частичек. (Гадкая, гадкая, упрекает голос у тебя в голове, голос твоего сознания, низкий и мужской. Ты забываешь эту мысль почти сразу же. Это голос из другой жизни.) Жизнь. Ты смотришь на женщину, которая только что пыталась тебя убить. – Что за… Ржавь! Карра пялится на тебя, словно ошарашен тем, что ты не упала мертвой. Он пригибается, сжимает кулаки и чуть ли не подпрыгивает от возбуждения.