Они сидели за столом в комнате переговоров, которую администрация круиза предоставила в распоряжение следственной группы. Здесь было много оргтехники, тут и там громоздились кипы бумаг, в углу стояла демонстрационная доска, облепленная разноцветными стикерами. – Можете говорить свободно, – заметил следователь. – Здесь нас никто не услышит. Вы упомянули, что многое поняли. Поделитесь, что именно… – Ердын Экинджи специально не поехал на экскурсию, чтобы пробраться в каюту Апостолова в его отсутствие. – Он что-то выносил из каюты? – Простите… Айзак Таскиран на ходу переиначил вопрос: – В руках у Экинджи что-то было? – Этого я не заметила. – А если вспомнить? – Я спешила к автобусу и не собиралась его разглядывать. – Вы с ним заговорили? – Напомнила ему, что он рискует пропустить экскурсию. – И что ответил Экинджи? – спросил следователь. Нинель Николаевна припомнила: – Да-да… Он, кажется, растерялся. – Похоже, Ердын Экинджи не собирался ехать в Херсек, – сказал Таскиран и выразительно взглянул на помощника. – Что было дальше? – Он отправился вместе со мной к автобусу. – Это все? – Пожалуй, да. Таскиран поднялся из-за стола, сунул руки в карманы и заходил по комнате. Остановившись, спросил: – Как думаете, для чего Экинджи залез в каюту Апостолова? Профессорша удивленно отстранилась: – Не знаю. – Вы – умная, образованная женщина, видели Экинджи и Апостолова за обеденным столом, слышали, о чем они говорили. Неужели нет никаких наблюдений? Ничего не приходит на ум? – Вы видели фото убитой шведки? – поинтересовалась Нинель Николаевна. – Я видел ее труп, – сказал Таскиран и бесцеремонно сел на край стола. – Так вот, чтоб вы знали: она была настоящей красавицей. – Намекаете, что Экинджи приревновал болгарина к Оде Густафссон? – следователь недоуменно покрутил головой. – Не вижу связи… У Экинджи в тот вечер была другая девушка. – Предполагаю, что возник конфликт интересов. – Поэтому Экинджи исполосовал ножом весь матрас и разгромил шкафы, – разочарованно проронил Таскиран. – Нет, тут дело в чем-то другом. – Ну что же, – Нинель Николаевна поднялась со стула. – Мой долг – рассказать все, что знаю. Ваш долг – расследовать преступление. – Точнее не скажешь! Спасибо, что уделили время. – Айзак Таскиран проводил ее до двери, там опустил глаза, прикидывая, стоит ли объясняться начистоту. Профессорша взялась за дверную ручку, и он ограничился вопросом: – Надеюсь, разговор останется между нами? Чуть замешкавшись, она неожиданно возразила: – Этого пообещать не могу. – Почему? – удивился следователь. – Дело в том, что я уже обсудила это с соседкой по столу. – С Элиной Коган?! – Таскиран выразительно взглянул на помощника. Ибрагим Ядигар отодвинул кресло, в котором сидел, и со вздохом сожаления откинулся назад: – Зря! Нинель Николаевна переключила внимание на него и проговорила, словно оправдываясь: – Именно Элина посоветовала мне все рассказать вам. – Это ни о чем не говорит. – И что же мне делать? – Теперь – ничего. Таскиран попрощался с Нинель Николаевной и, притворив за ней дверь, обернулся: – Что скажешь? – Не нравится мне эта израильтянка. Не исключено, что она связана с секретными службами. Ибрагим Ядигар встал с кресла и подошел к демонстрационной доске. Он взял красный фломастер и написал крупными буквами: «Элина Коган». Потом, чуть помедлив, поставил рядом с именем вопросительный знак. Элина Коган тем временем загорала на палубе у бассейна. Корабль уверенным курсом следовал в Кушадасы, морской бриз овевал палубы, светило солнце, и у большинства пассажиров «Олимпика» создалась иллюзия, что ничего не случилось. Понимая, что за темными стеклами солнцезащитных очков глаз не видно, Элина с иронией наблюдала за тем, как Ердын Экинджи кругами ходит вокруг нее. Наконец он решился приблизиться: – Позвольте, я займу соседний шезлонг? – Пожалуйста, он, кажется, не занят, – сказала Элина. – Хочу извиниться, – вновь заговорил Экинджи. – За что? – Позавчера за столом я сильно погорячился. Она усмехнулась: – На осознание ушло двое суток? – Я хорошо отношусь к евреям. Элина сняла очки и, приподняв голову, произнесла без нажима, но с некоторой долей высокомерия: – Успокойтесь. Еврейка я только наполовину. – Да нет, вы не поняли… – Оставим эту тему в покое, – она откинулась на спинку шезлонга и снова надела солнцезащитные очки. Ердын Экинджи как был, в шортах и в майке, сел рядом с ней. – Так вы наполовину русская? – Это не имеет значения. – Теперь я понял, почему вас так задел разговор о мечети Айя-София. – Да ну… – У вас на шее кулон с крестом. Вы – православная христианка.