Элина надвинула на лицо широкополую шляпу и сделала вид, что занята лишь собой. Однако на самом деле она навострила уши, пытаясь услышать разговор. Но как ни старалась, глухой голос Таскирана сливался с посторонними шумами, а вот голос Агнеты, насыщенный звенящими нотами, до нее долетал: – С двенадцати ночи… В шесть я ушла из каюты Ердына… Неужели не ясно?.. Трудно сказать… Ах да, кажется, вспомнила! Примерно в пять утра Ердын выходил за сигаретами… Из своей каюты…. Неужели вам непонятно?.. Как долго его не было? Может, минут двадцать… А может, и больше… Элина сдвинула шляпу, покосилась на Таскирана и по его лицу поняла: день следователя задался, в его рукаве появился козырь, который он скоро вбросит в игру. К ужину за двадцатым столом собрались только четверо: епископ Теофилус Чезарини, Элина Коган, Нинель Николаевна и ее внучка Лидия. Теперь пустовали два места, и над ними словно висел знак вопроса: кто будет следующим? Вопрос был актуален не для всех. Элина же уловила намек следователя и поняла, что попала в зону его внимания. Теофилус Чезарини по традиции воздал молитву Господу, но прежде, чем приступить к еде, благоговейно изрек: – Завтра утром нам предстоит поездка, при одной только мысли о которой меня охватывает священный трепет. Лидия, не отрываясь от телефона, машинально спросила: – Куда поедем? – К домику Богородицы, – ответила Нинель Николаевна. – Как только лайнер прибудет в порт Кушадасы, нас туда отвезут. – Богородица живет в этом домике? – бездумно спросила Лидия, и бабушка отняла у нее телефон: – Ты за обеденным столом. Будь любезна вести себя как положено. – В этот дом Богородицу привел Иоанн, ученик Иисуса, после того как самого Иисуса распяли. Там она обрела покой, – сдержанно проговорил Чезарини. – Что касается современных гаджетов, я бы не советовал давать их детям до тех пор, пока они не научатся отличать действительно важное от цифровой шелухи. – Вы правы, – поддержала его Элина. – Гаджеты отвлекают от жизни. Проверено на себе. – Когда бы это были только железки, особой беды бы не было. Но все, что в них содержится, заложено человеком, а через него может действовать дьявол. – Епископ взглянул на пустые стулья. – Вот так и бывает: отошел человек от Бога, перестал его бояться, начал грешить, и в мире воцаряется зло. Элина поняла суть этого послания и воспротивилась: – Подозревать и задерживать подозреваемых – обычная следственная практика. Епископ, не прикоснувшись к еде, продолжил: – Мне сказали, что теперь задержаны двое. Как ни печально, с этими людьми на протяжении нескольких дней мы делили трапезу и рассуждали о Боге. – В турецком законодательстве, как и во всем в мире, главенствует презумпция невиновности. Пока не доказано иное, человек считается невиновным. – Современное общество становится все более нетерпимо к подлинным христианским ценностям, – упрямо, с некоторой долей нравоучительности продолжил епископ. – Любовь, доброта и честность теряют свою популярность. Те, кто были призваны защищать истину, не ранены в бою – они сбежали заранее. – Высшее духовенство? Хороший образ вы начертали, – Нинель Николаевна усмехнулась, но Чезарини проигнорировал ее провокацию: – На протяжении всей истории христиане подвергались кровопролитным гонениям, но любовь, доброта и честность остаются неизменными качествами верующего человека. Профессорша встрепенулась и деликатно заметила: – Гонения на христиан сильно преувеличены. – Такие заявления нужно аргументировать, – строго сказал епископ. – В распоряжении ученых есть разные методы накопления и обработки информации. Есть четкое понимание того, как все было на самом деле. Гонения на христиан не были столь масштабными и кровопролитными, как утверждает церковь. – Вы, вероятно, недостаточно хорошо знакомы с историей древнего христианства, – чуть свысока проронил епископ. – Напротив, я неплохо владею этим вопросом, – ответила Нинель Николаевна, и было видно, что с нее как с гуся вода. – Гонения зависели от конкретных наместников, которые иногда перегибали палку. Теория о том, что христиане в Древнем Риме постоянно прятались в катакомбах и там молились, – распространенная, но неподтвержденная легенда. Обидевшись за бабушку, Лидия выпалила: – Бабуля, чтоб вы знали, у нас профессор! – А ты помолчи! – прикрикнула на нее Нинель Николаевна. – Это не имеет никакого значения. Я – верующий человек, и это главное. Епископ взялся за столовые приборы и учтиво поинтересовался: – Надеюсь, никому не помешает, если мы наконец поедим? – Нет, нисколько, – ответила за всех Нинель Николаевна. – В продолжение беседы нам следует вспомнить о первых гонениях христиан при Нероне[41] – теме, чрезвычайно любимой церковью. Но эти гонения не были массовыми, а были обращены на конкретную римскую общину, обвиненную в поджоге города. – Подумать только! – воскликнула Элина. – А я-то думала, что Рим поджег сам Нерон. А потом стоял на Капитолийском холме и упивался видом пожара. – Об этом, кстати, писал Светоний, – благожелательно улыбнулся епископ. Нинель Николаевна покачала головой: – Никто не знает этого наверняка, ничто не подтверждено документально. Да и пожары, к слову сказать, в Риме случались часто. – Теперь я вижу, что вы достаточно информированный человек, – изрек Теофилус Чезарини. – И, значит, вам известно, что первые официально признанные гонения на христиан начались с переписки Траяна с губернатором Вифинии[42]. – Их письма сохранились? – поинтересовалась Элина. – По счастью, да, и служат подтверждением факта массовых гонений на христиан. – Но что послужило причиной? – Вифиния была богатой провинцией, жившей торговлей мясом. Механизм был таков: скот забивали на скотобойне при языческом храме, внутренности сжигали в жертву богам, все остальное шло на продажу. Но в провинции распространялось христианство, пришло время, когда доходы от продажи мяса упали. – Почему? – спросила Лидия с любопытством. – Христиане не приносили жертв и не покупали жертвенное мясо. Губернатор Вифинии написал письмо императору Траяну, в котором сообщил, что налоги платить не с чего. В ответном письме Траян признал христианство вредным суеверием и приказал казнить всякого, кто признает себя христианином. Письмо имело силу закона, и если наиболее просвещенные римляне считали «нероновские» гонения беззаконием, то с этого времени они вошли в правовое поле. – А также породили великое множество мучеников, которые охотно шли на смерть, чтобы вознестись на небо и попасть в рай, – с энтузиазмом продолжила Нинель Николаевна. – Жития святых полны описаний мучительных казней и чудес, но только единичные случаи документально подтверждены. Житийная литература в Средние века была популярным жанром, как теперь детективы и фэнтези. Епископ Чезарини покаянно сложил руки, будто приступая к молитве. – Церковь стоит на крови мучеников[43]. Но если вам нужны подтверждения, то я приведу лишь одно – казнь святителя Поликарпа Смирнского[44], которая до мельчайших подробностей описана в римском протоколе. Когда его поставили на костер, пламя отпрянуло, и тело святителя осталось невредимым. – Он выжил? – спросила Лидия, желая удостовериться, но епископ убил ее надежду на лучшее: – Поликарпа закололи мечом. Нинель Николаевна подвела черту: – В конце концов римляне поняли, что мученичество и смерть за Христа не отвращали, а, наоборот, способствовали популяризации христианства. И тогда возник спокойный период, по крайней мере, до гонений Диоклетиана…[45] – Спокойных периодов не было никогда, – напористо возразил Чезарини. – Во все века христиан вынуждали отказаться от веры и в случае отказа казнили. Это было при императорах Адриане, Марке Аврелии и Дециусе. Адриан требовал, чтобы неотрекшихся христиан подвергали казням, а Марк Аврелий и Дециус бросали христиан на растерзание диким животным. Это ли не гонения? Или для вас они недостаточно кровавы? – С ними, пожалуй, ясно, – Нинель Николаевна сдержанно согласилась. – Но что касается Диоклетиана, ни один из его эдиктов не требовал убивать христиан, а только сжигать их книги и храмы. Его беспокоила агрессия христианской доктрины… – Мне кажется, вам стоит притормозить, – вмешалась Элина. – Под агрессией я подразумеваю силу правоты и силу духа, – словно извиняясь, профессорша улыбнулась. – Но мне кажется, что более всего императора беспокоило проникновение христианства в собственный дом. Как известно, жена и дочь Диоклетиана были убежденными христианками. – Они хотя бы остались живы? – безо всякой надежды спросила Лидия. – Их заставили отречься от христианства и принести языческие жертвы, но в конце концов обезглавили и сбросили в море. – Поразительная жестокость, – обронила Элина. – И, главное, для чего? – Для воспитательного эффекта, – сказал Чезарини. – Well calculated atrocity[46]. Есть такой термин из средневековой истории. Смысл его в том, что, проявив излишнюю жестокость в одном месте, ее не придется проявлять во всех остальных. – Но почему гонения коснулись лишь христиан? На этот вопрос Элины ответила Нинель Николаевна: – У римлян разрешалась любая вера, но при соблюдении двух условий: она должна быть древней и принадлежать единому этносу. Христианство не соответствовало ни одному из этих требований и воспринималось как раскольничья группировка внутри иудейской религии. Дискуссию, дававшую нежелательный крен, вдруг прервала Лидия: – Бабушка, смотри! Все оглянулись. К ним как ни в чем не бывало шагал Богдан. При виде его за столом воцарилось неловкое молчание. Богдан занял свое место, изобразил улыбку и радостно выдохнул: – Есть хочу! Где официант? – Вас отпустили? – спросила Нинель Николаевна.