Часть 41 из 60 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Решила посмотреть на место, где случилось убийство.
– Ах, это… Печальный факт. Но он не должен препятствовать отдыху. – Заметив горничную в конце коридора, Лука подозвал ее жестом: – У меня, пожалуйста, приберите! – Потом спросил у Элины: – На ужин пойдете?
– Чуть позже.
– Могли бы спуститься вместе. – Он многозначительно ухмыльнулся: – До стола проводить не обещаю.
– Ах, да… Мой приятель – страшный ревнивец.
Элина дождалась, когда уйдет Лука. Горничная подвезла тележку к его каюте и вошла внутрь. Но как только женщина вынесла в коридор пакет с мусором, Элина тут же его стащила и отбежала к лестнице. Там, порывшись в мусоре и не обнаружив ничего интересного, обратила внимание на скомканный листок. Она расправила бумажку и прочитала то, что там было написано.
Изменившись в лице, Элина спустилась на среднюю палубу, чтобы найти Богдана. В ее комнате все еще работали полицейские, дверь болгарина была заперта. Осталось только одно – встретиться с ним в ресторане, тем более что ужин уже начался.
Явившись туда, Элина прежде всего направилась к соседнему, девятнадцатому, столу, за которым сидел Себастиан. Заметив ее, он вскочил, опустил глаза и ждал, когда она подойдет.
– Благодарю вас, Себастиан! – Элина взяла его за руку. – Кажется, вы спасли мне жизнь.
Служка хранил молчание, но за него ответил епископ:
– Благодарите Господа нашего. Себастиан выполнил христианский долг. – Чезарини дождался, когда Элина займет свое место, и осведомился: – Как вы себя чувствуете?
– Намного лучше.
В ожидании официанта она потянулась к блюду с хлебными палочками. Между делом взглянула на Богдана и едва заметно кивнула, подразумевая следующее: чуть позже поговорим. Потом перевела взгляд на Лидию и заметила:
– Какая ты сегодня красивая!
– У Лидочки сегодня день рождения! – заулыбалась Нинель Николаевна.
– И сколько тебе исполняется?
Именинница взглянула на Элину и с презрительным прищуром бросила:
– Вот только не надо со мной как с маленькой!
– Тринадцать лет! – ответила за нее профессорша и сделала внучке замечание: – Нельзя ли повежливее?
В этот момент прозвучала именинная музыка, в зале потух свет, и к столу подошли официанты с тортом, утыканным горящими огоньками. Лидия совсем по-детски обрадовалась, вскочила с места и задула свечи. Отовсюду послышались поздравления, аплодисменты и веселые выкрики. Свет снова загорелся, и торт водрузили на стол.
Тогда Богдан поднялся со стула и направился к Лидии. Приблизившись, поцеловал ее в щеку и надел на шею серебряную цепочку с кулоном-рыбой.
– Честит рожден ден![97]
Девочка покраснела от удовольствия, а Нинель Николаевна воскликнула:
– Боже, какая прелесть. Откуда это у вас?
Богдан вернулся на свое место и ответил:
– Я купил эту безделушку в Эфесе, в серебряной лавке. Рад, что она пригодилась.
– А я видела эту лавку, – заметила Элина. – В ней продавались христианские символы.
Официант разлил по бокалам шампанское. Для Лидии принесли стилизованную под древность каменную чашу с пузырящимся напитком.
Она вопросительно посмотрела на бабушку:
– Можно?
Та улыбнулась:
– Конечно! Это безалкогольное шампанское!
Все выпили за здоровье девочки, и за столом воцарилось благостное молчание, которое вскоре нарушила Нинель Николаевна. Она придвинула к себе опустевшую чашу и покачала головой:
– Надо же…
– Что? – спросила Элина.
– Как точно воссоздана. Такие чаши были в ходу у христиан. Их делали в Иудее в течение многих веков. – Она заглянула на дно и улыбнулась: – А рыбки-то нет…
Заметив удивленные взгляды, вступил Теофилус Чезарини:
– Позвольте, я поясню.
– Прошу вас, говорите, – с почтением разрешила Нинель Николаевна.
– Ихтис по-гречески означает «рыба». А также это монограмма имени Иисуса, состоящая из первых букв его полного имени: Иисус Христос Божий Сын Спаситель. Именно рыба была символом первых христиан до появления креста. Божественный символ – крест – явился позже императору Константину в небе и привел его к победе над узурпатором императорской власти.
– Позвольте дополнить сказанное тем, что касается самой чаши, – заговорила профессорша. – Все слышали про Священный Грааль, но мало кто знает о возникновении этой легенды.
Лидия протянула:
– Ну-у-у, бабушка, опять ты за свое.
– Слушай и не бубни. Когда-нибудь ты скажешь мне за это спасибо, – назидательно заметила Нинель Николаевна и охотно продолжила: – Когда Иисуса привели на суд Синедриона[98], в его состав входил Иосиф из Аримафеи. Он втайне почитал Иисуса и даже попытался его оправдать. Но заступничество не помогло, и после суда Иосифу передали суму Спасителя, в которой из всех богатств была лишь каменная чаша…
– Такая же, как эта? – спросила Лидия.
– Скорее всего, да.
– Иосиф прошел весь крестный путь вместе с Иисусом и не оставил его на Голгофе, – сказал Теофилус Чезарини. – А потом испросил у Пилата[99] разрешение снять тело Спасителя с креста и захоронить в гробнице, предназначенной ему самому.
– Но мы говорим о чаше, – вмешалась профессорша. – Так вот… Сопровождая Христа, Иосиф собирал в чашу капли его крови, не давая им пасть на землю. Когда наполнилась чаша, вскричал Иисус: «Боже мой! Боже мой! Для чего Ты оставил меня?» И кровь его остановила ток. Тело Христа похоронили в гробнице Иосифа Аримафейского. Чашу со святой кровью Иосиф отнес к стекольщику. Тот поместил кровь в драгоценный сосуд для благовоний и запаял горло.
– Зачем? – спросила Лидия и переглянулась с Богданом. Он тоже скучал, но из вежливости изображал подобие интереса.
Кроме епископа и Нинель Николаевны была увлечена лишь Элина. Она подбодрила профессоршу:
– Пожалуйста, продолжайте. Я где-то об этом слышала, но не знаю историю целиком.
– Мы остановились на том, что стекольщик запаял горло сосуда с кровью Иисуса. На третий день Иосиф увидел, что запаянный сосуд пуст, и на чаше Господа нашего нет и следа крови. Он понял, что сбылось пророчество о Воскресении, отметил чашу символом рыбы и отнес ее на хранение в Иерусалимский храм. Но после разграбления храма римлянами священная чаша пропала, – закончив, Нинель Николаевна взглянула на епископа Чезарини.
Тот кивнул:
– В общих чертах вы все рассказали правильно.
– Так вот откуда происходит таинство причащения, – предположила Элина. – В том смысле, что вино в чаше – это кровь Спасителя.
Нинель Николаевна ответила быстрее, чем епископ:
– Представление вина как крови с последующим распитием – аналогия братания у язычников.
Но Теофилус Чезарини возразил:
– Обряд братания у язычников заключался в смешении крови участников с последующим испитием. А таинство Евхаристии появилось еще до страданий Спасителя на Тайной вечере. Подавая апостолам хлеб и чашу с вином, Иисус сказал: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, которое за вас предается, пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов».
– Как все сложно, – Богдан поднял глаза и вдруг увидел Ердына Экинджи. – А вот и наш янычар! Неужто освободили?!
– А чем я хуже тебя? – рассерженный турок сел на свое место. – Приветствую всех присутствующих. Я был освобожден еще утром, но мне потребовалось время, чтобы прийти в себя.
– И как? – беззлобно ухмыльнулся Богдан. – Совсем отпустили или на время?
– Все обвинения сняты. Я – вне подозрений.
– Да ну…
– У следствия есть неопровержимые доказательства. В твою каюту я не проник, как считают некоторые, – он выразительно покосился на Нинель Николаевну. – А зашел в присутствии горничной, чтобы забрать забытый телефон. Подчеркиваю: мой телефон!
В порыве раскаяния профессорша прижала руку к груди:
– Прошу меня простить, но вы так таинственно выскользнули из каюты и захлопнули дверь. И я не заметила там никакой горничной.
– Ее трудно было не заметить! – с нажимом произнес Экинджи. – В коридоре стояла тележка!
– Да-да, кажется, – припомнила Нинель Николаевна. – Но тележка стояла у соседней каюты. Кто мог подумать…
– Впрочем, дело не только в вас! – Ердын Экинджи с презрением оглянулся на Агнетту Зандберг, сидевшую за соседним столом. – Я предполагал, что эта девушка – бездушное существо. Но чтобы до такой степени…