В первые минуты Елена ничего не почувствовала, и только потом пришла невыносимая боль, которая мучила не тело, но душу, и которая была сильнее в тысячу раз. Спать той ночью она не ложилась, и к утру составила план действий. Первым делом Елена собралась вернуться к отцу в Дрепан. Вторым — увезти из Вечного города сына. Также решила прихватить с собой иудейского золота — ровно столько, сколько могла увезти. Утром Елена написала письмо Констанцию, но мужем не назвала его даже мысленно. Она сообщила о намерении покинуть Рим и попросила несколько дней на сборы, упомянув о том, что забирает сына с собой. Ответ Констанция последовал в письменной форме: она вольна задержаться, но сына он отпустить не может — это не в его власти. До Дрепана в качестве охраны ее будут сопровождать четыре преторианца. Елена отослала рабынь, и с этого момента в ее покоях поселилась мертвая тишина. Вечером к ней зашел расстроенный Константин. — Отец сказал, что вы развелись. Почему? — Иногда обстоятельства сильнее наших желаний. Вспомни, как молился Иисус: «Да минует меня чаша сия…» — Мама, неужели ничего нельзя изменить? — Нет, сынок, ничего… — Елена погладила Константина по голове. — Думаю, теперь мы нескоро с тобой увидимся. Я уезжаю в Дрепан. — Я буду неподалеку. Август Диоклетиан забирает меня в Никомедию. — Он мудрый правитель. Ты многому научишься у него. — Но я хочу быть Августом Рима! Свободным, всемогущим и справедливым! — Запомни, сын: у Августа свободы меньше, чем у раба. Он думает о благе государства, но им легко управляют обманом и лестью. Накануне отъезда Елена в последний раз спустилась в сокровищницу, оставив на лестнице второй светильник, чтобы отыскать путь назад. Медленно прошла вдоль полок с сокровищами, любуясь золотыми сосудами и доспехами, украшенными сложным орнаментом, но вдруг заметила простую каменную чашу, какую видела в доме Иосифа. Она заглянула внутрь — на дне было нацарапано изображение рыбы. Елена поставила светильник и с благоговением взяла чашу в руки. В тот же момент на нее снизошли покой и понимание того, что произошло в последнее время, и она вдруг постигла, что Констанций не предавал ее, но отныне их пути разошлись. «Склоняюсь, господи, пред мудростью твоей», — прошептала Елена, сняла с плеча паллу и завернула в нее реликвию. Кусок стены встал на место, когда за ее спиной послышались шаги. Она обернулась и увидела смотрителя библиотеки Дориуса. Прошло много лет, но Елена сразу его узнала. Дориус на мгновенье растерялся, потом окинул ее цепким взглядом. — Сальве, высокочтимая матрона Елена! Прослышал о твоем возвращении, решил о себе напомнить. — Сальве, Дориус, — ответила она. — Дворцовая библиотека пополнилась редкими сочинениями. Из них я узнал, что во дворце Домициана сокрыта величайшая христианская святыня — чаша Иисуса. Дориус говорил, а его глаза как мерзкие насекомые ползали по Елене. Наконец взгляд смотрителя остановился на свертке, который она держала в руках. — Твои волосы присыпаны пылью. Тебе следует отчитать рабов за нерадивое отношение к уборке. Сказав это, Дориус удалился, а Елена с ужасом осознала: «Он понял, что я отыскала сокровищницу». В последний день ей удалось перетащить в свои покои несколько мешков с золотыми монетами и спрятать их в дорожные сундуки. Настало утро, когда каррука Елены, сопровождаемая четырьмя преторианцами, отправилась в далекий Дрепан. За время пути ей предстояло многое осознать и решить, как дальше жить. Она мысленно благодарила Констанция за охрану: смотритель Дориус не выходил у нее из головы. Давид пришел в ювелирную мастерскую раньше обычного. Ему предстояла встреча с щедрой, но капризной заказчицей Герминией, женой сенатора Фабия. Он заранее подготовил рисунки на листах папируса, отобразив мельчайшие детали каждого украшения. Заказ Герминии был сложным, поскольку покровителем рода Фабиев считался Нептун. Lawrence Alma-Tadema — A Roman Artist, 1874 Давид еще раз просмотрел мотивы: хоровод нереид[45], борода Нептуна, которая превращалась в волны. По ним плыли корабли и дельфины, украшенные драгоценными каменьями. Герминия ворвалась в магазин, подобная ветру, который развевал ее паллу из легчайшего шелка. — Ты слышал последние новости?! — спросила она Давида. — О каких новостях говорит благородная Герминия? — У нас новый префект претория — Констанций Флавий. В Риме его никто не знает, он выскочка-провинциал, но после такой должности становятся императорами! — Почтенная матрона информирована лучше меня, — смиренно сказал Давид. — И это еще не все! — продолжила Герминия. — Август Максимиан выдает за него свою приемную дочь Феодору. А ей всего-то двенадцать лет! Услышав такую новость, Давид побледнел: — Но разве Констанций не женат? — Его заставили развестись. Матрона Цецилия говорила с его женой в Большом цирке во время триумфа Аврелиана и восхищалась ее красотой. — Где же его жена сейчас? — Говорят, уехала из Рима. — Куда? — снова спросил Давид. — Этого никто не знает! — воскликнула Герминия и, едва взглянув на рисунки, упорхнула как бабочка, спеша разнести эту новость по Риму. Желая и одновременно боясь поверить в то, что поведала знатная сплетница, Давид пошел к брадобрею. Там, пока дожидался очереди, услышал разговоры о вновь назначенном префекте претория. Горожане единодушно признавали: Констанций — фигура мутная, но купец из Далмации пропел ему дифирамбы, сказав, что Констанций честен, справедлив и не берет взяток. Последнее утверждение высмеяли, а купца приняли за платного восхвалителя. Alma Tadema — The wine shop, 1869 Давид его поддержал: — Я лично знал Констанция. Он благородный человек. Однако в этот момент брадобрей накинул ему на лицо горячую салфетку, лишив возможности говорить, и обсуждение переключилось на Августа Максимиана. — На городских форумах развесили объявления. Падчерица Августа Феодора обручилась с новым префектом претория! — Теперь этому малому придется ползать на брюхе, чтобы доказать свою преданность. Максимиан взял префекта за горло. Далмацкий купец возмутился: — Констанций сумеет постоять за себя! Давид к тому времени уже никого не слушал. Он выяснил, что Елена свободна, остальное было неважным. И пока брадобрей скоблил его подбородок, Давид мысленно решал, какие дела необходимо завершить до отъезда, а какие передать управляющему. Через два дня Давид нанял цизиум[46] и выехал в Дрепан, надеясь догнать Елену. В порту Брундизия[47] старший преторианец, из тех, что Констанций выделил для охраны, приблизился к Елене и тихо сказал: — За нами следят. Проявляйте осторожность и никуда не отходите. Нам нужно держаться вместе. Но Елена была погружена в свои мысли и не замечала, что творилось вокруг. Верный кучер Ориген отговаривал хозяйку от путешествия по неспокойному зимнему морю, но она велела грузиться на торговое судно, идущее до Диррахия[48]. Вскоре суденышко, гонимое холодным попутным ветром, запрыгало по волнам. Очнувшись от своих горьких мыслей, Елена увидела белые барашки студеных вод. От свежего ветра, страха и окружающей красоты у нее защемило сердце. Казалось, что отныне она могла чувствовать только боль.