— Справа от входа. Все сосредоточили взгляды на огромных каменных плитах, вытесанных вручную и уложенных по периметру здания. — Дженгиз! — в окошко отеля по пояс высунулась полная женщина. — Комнаты нужны или нет?! — Подожди! — отмахнулся гостинщик и обернулся к гостям: — Еще что-нибудь? — Можно попасть внутрь? — поинтересовался Богдан. — Зачем? — Хорошо бы туда поставить нашу машину. Мало ли что… — нашелся болгарин. — Там уже стоит машина тех постояльцев. — Дженгиз, ты скоро?! — не унималась жена хозяина. — Иду! — направившись к отелю, гостинщик снова спросил: — Желаете комнаты? — Да, пожалуй. — Свободны только четыре. Решайте, кто будет жить вдвоем. — А что тут решать, — заметила Нинель Николаевна. — Вместе поселится молодежь — Богдан и Ердын Экинджи. Все четверо вернулись к отелю. Ердын Экинджи тяжело выбрался из машины и направился к ним. Возможно оттого, что устал с дороги, он не стал оспаривать решение Нинель Николаевны. У остальных тоже не было возражений, и только епископ оскорбленно приподнял брови, узнав, что в комнатах нет удобств. Разобрав ключи, все разошлись по номерам. Заселившись, Элина взяла полотенце и отправилась в ванную: удобства и в самом деле были в конце коридора. Вернувшись, она увидела у своей двери Ердына Экинджи. — Кажется, вы перепутали комнату, — предположила Элина. — Нам надо поговорить, — сказал Экинджи. — Дело не терпит. Она отомкнула дверь и впустила Ердына в комнату. Бросила на кровать полотенце и, не присаживаясь, приготовилась слушать. — Сядем, — он присел на стул возле окна. — Начинайте, — любезно предложила Элина. — Наверное, вы догадываетесь, что я увязался за Таскираном и приехал сюда из-за вас. — Не улавливаю связи… — Ни для кого не секрет, что я в вас влюблен! — выпалил турок. — Чего вы хотите? — холодно осведомилась она. — Взаимности. Элина внимательно его оглядела: — Серьезно? — и, чуть поразмыслив, заметила: — Многого предложить не могу. — Что вы имеете в виду? — не понял Экинджи. — Только сочувствие. — Надеюсь, это жестокая шутка. Любовь, какой бы она ни была, требует ответного чувства, а не чего-то иного. — Послушайте, — Элина взглянула на часы, — мне в девять утра вставать. — Я требую ответа! Сейчас! — Ну хорошо, — твердо сказала она. — Вы мне не нравитесь. Так понятно? — Более чем… — зловеще прошипел Экинджи. — Извечная насмешка любви… Женщины никогда не любят тех, кто любит их. — Не стоит вам обобщать. — Давая понять, что не планирует откладывать сон, Элина стащила с кровати покрывало. — Но только с ним вы не будете счастливы! — с патетикой в голосе воскликнул Ердын Экинджи. — Чего-о-о?.. — Она медленно обернулась. — Что вы несете? — Болгарин не сделает вас счастливой! — Идите спать! — приказала Элина. Этого хватило, чтобы за турком захлопнулась дверь. Однако не прошло и минуты, как в комнату дважды постучали. Она распахнула дверь: — Что еще?! — увидев на пороге Богдана, Элина склонила голову: — И ты туда же? Он уточнил: — Куда? — Ищешь взаимности? — Дура… — Богдан ухмыльнулся. — Быстро собирайся, пойдешь со мной. Сообразив, о чем идет речь, Элина вышла в коридор, но Богдан втолкнул ее в комнату и первым вылез в окно. Она, не задавая вопросов, вылезла следом. Когда они подобрались к гаражу, начал накрапывать дождь. Элина прошлась вдоль ворот и задумчиво проговорила: — В пассусе от входа в кузницу… — Не понял… — То есть примерно в полутора метрах. Так было сказано в письме. Если представить, что кузнечная печь и, соответственно, труба отстояли от входа на два или три метра, можно предположить, что тайник находился на расстоянии трех-четырех метров от стелы. — Я же говорил, площадка, куда нас привозил Серхат, — фальшивая. — Богдан дернул за скобу, и створка ворот поддалась. — Здесь открыто. Подперев воротину тяжелым бугристым камнем, они пробрались в гараж. — Ищи, где включается свет, — распорядился Богдан. Элина шагнула к полке. — Здесь есть фонарь. — Дай сюда! — Богдан осветил стоявшую у входа машину и приличное пространство за ней, вымощенное такими же плитами, что и снаружи. — Идем туда! — Пройдя вглубь гаража, он замер и охрипшим голосом вскрикнул: — Что это?! — Где? — Элина присела возле каменной плиты, из-под которой торчали верхние фаланги человеческих пальцев с бордовыми ногтями. В темноте они походили на нераспустившиеся бутоны цветов. — Господи… — Вскочив на ноги, она испуганно взглянула на Богдана: — Там, под плитой, человек. Он схватился за край плиты, но даже пошевелить ее не смог, не то что сдвинуть с места. Пятно фонарного света заметалось по темному гаражу в поисках каких-нибудь инструментов. На полу они заметили реечный домкрат, а у стены — погнутый лом. Потребовалось несколько минут, чтобы расширить щель между плитами рядом с торчащими пальцами. Но как только щель расширилась, пальцы скользнули внутрь и оттуда послышался звук упавшего тела. — Там яма, и она глубокая, — прошептал болгарин. Элина уточнила: — В письме написано: «воздушный колодец». Только с третьей попытки ей удалось ввести лапу домкрата в узкую щель под плитой. Все это время Богдан отжимал плиту ломом и, тяжело отдуваясь, спрашивал: — Ну что там? Скоро? — Готово! Он передал Элине лом и, взявшись за ручку домкрата, стал поднимать плиту. Как только плита поднялась на полметра, ее край оказался у окончания подъемной лапы. — Дальше нельзя. Сорвется, — сказал болгарин и, посветив фонарем, распорядился: — Давай подкати сюда чурку. Надо подстраховаться. Сосновая чурка оказалась ниже проема, и Богдан чуть-чуть опустил плиту. Теперь ее с одной стороны подпирал домкрат, с другой — круглая деревяшка.