— Третий важный момент — кризис богов. В империи того времени распространилось неверие и безбожие, а пантеон богов разросся до невероятных размеров. — Кажется, теперь я понимаю, — проговорила Элина. — Елена минимизировала количество культов и свела их к единообразию. — Конечно! — подтвердила профессорша. — Так было проще держать народы в узде. — Остался четвертый пункт, — явно скучая, напомнил Богдан. — Да, и четвертое. Теперь это называют маркетингом. Святая Елена хорошо чувствовала конъюнктуру и учла запрос на нового бога. — Вы, дорогая, неправильно поняли… — тихо сказал епископ. Нинель Николаевна уточнила: — В какой части? — Есть притча, которая многое объясняет. Могу рассказать. — Было бы любопытно послушать. — Одной христианке приснился сон, в котором она пришла в лавку и увидела за прилавком ангела. «Что продаете?» — спросила женщина. «Все, что пожелаешь», — ответил ангел. И женщина попросила всего самого лучшего, о чем только может мечтать христианин: мира, любви, мудрости, счастья и свободы от страха. — И что же ангел? — забежала вперед Элина. — Ангел улыбнулся и ответил той женщине: «Вы, дорогая, неправильно поняли. Мы тут не фрукты продаем, а лишь семена». — У-у-у-у, — разочарованно протянул Богдан, однако епископ продолжил: — Получив зерно веры, мы должны его вырастить, чтобы с годами оно приносило плоды. Ну, а что касается вас, дорогая… — он взглянул на профессоршу, — я не понимаю, как можно хладнокровно препарировать догматы христианского учения и при этом оставаться православной христианкой. Вы низвели религию до уровня прислужницы власти и экономики. — Так оно и есть, — заверила его Нинель Николаевна. — Я не следую догмам, я верю фактам и доказательствам. Я — ученый. — Вы правы лишь в том, что дохристианские культы и религии в значительной мере имели утилитарное значение. И только христианство удовлетворило запрос человечества на духовность. — Наука и религия не противоречат друг другу, — возразила ему профессорша. — Наука не пытается опровергнуть, что Бог сотворил небо и землю, она пытается понять, как именно это произошло. Теофилус Чезарини неодобрительно оглядел участников трапезы и, остановив свой взгляд на Богдане, перевел разговор на то, что произошло на острове Эзр. Тот вкратце, без ненужных подробностей пересказал опасное приключение, чем в полной мере удовлетворил любопытство епископа и Ердына Экинджи. Таким образом, к окончанию ужина страсти поостыли, и спорщики благополучно разошлись, примирившись друг с другом. Когда Элина и Богдан покинули ресторан, им стоило немалых трудов избавиться от Ердына. Оба понимали, что им надо многое обсудить, но турок, как назло, был говорлив и весел. Наконец, не выдержав, Богдан отвел его в сторону, сказал несколько слов, и обиженный Экинджи ушел. — Где будем говорить? — спросила Элина. — Пройдемся по палубе, — предложил болгарин. Они поднялись на прогулочную палубу, и Элина спросила: — Зачем ночью ты поднимался на скалу? — Знал, что ты спросишь, — сказал Богдан. — Ну, так зачем? — Обыскать напавших. У одного в кармане нашел приемник от GPS-трекера. Они, видимо, поставили маячок на экскурсионный катер, и так нас выследили. — Ты сказал правду Таскирану? — Про виллу бабушки? — Богдан уверенно мотнул головой. — Абсолютную. — А как быть с остальным? — Не понимаю. — О чем тебя спрашивал Серхат? — А он спрашивал? Наверное, в этот момент я потерял сознание. — Я повторю тебе его слова: «Где они? Куда ты их спрятал?» — Ага… Вот, значит, что… — Шагая по палубе, Богдан смотрел под ноги, и было видно, он думает, как ответить. — Если соврешь, я сразу пойму, — предупредила Элина. — Да ну… — Болгарин остановился, достал из кармана вчетверо свернутый лист и протянул Элине: — Вот, смотри. — Что это? — она развернула лист. — Фотография старинного пергамента. — Откуда она у тебя? — Нашел в кармане Серхата. — Какое отношение этот снимок имеет к тебе? — с пристрастием спросила Элина. Богдан подошел к скамейке: — Давай присядем, и я все тебе расскажу. — Он сел и, выдержав паузу, договорил: — Или почти все. Существуют профессиональные тайны, которые затрагивают интересы других людей, и я не вправе их разглашать. — До тех пор, пока из-за них не начинают убивать! — проговорила Элина и жестко распорядилась: — Рассказывай! — Эту рукопись я нашел в монастыре поблизости от сербского города Ниша[16]. — Она твоя? — Скажем так: я выкупил ее у монахов. — Значит, Серхат хотел забрать оригинал? Зачем? — Рукопись датируется третьим — четвертым веком и независимо от содержания имеет большую ценность для коллекционеров или музеев. — Судя по тому, как действовал Серхат, я бы не сказала, что он сотрудник музея. — Ну да, — улыбнулся Богдан. — На коллекционера-любителя он тоже не тянет. Думаю, что Серхат выполнял чье-то поручение. Его снабдили фотографией, чтобы он знал, что искать. — Тебе известно содержание рукописи? — Текст написан на арамейском или на древнегреческом языке. Я не нанимал переводчика. Мое дело найти, продать и заработать. — Выставлял пергамент на продажу? — Я знаю, кто сделал эту фотографию. Месяц назад я отдавал пергамент на консервацию, он был в плохом состоянии. — Где эта рукопись сейчас? — деловито поинтересовалась Элина. — В надежном месте, — заверил ее Богдан. — Чтобы понять, почему за этим пергаментом охотятся, нужно знать его содержание. И, кажется, мне известно, что нужно делать, — уверенно заключила Элина. Открыв дверь каюты, Нинель Николаевна прижала палец к губам и прошептала: — Пожалуйста, тише. Лидочка спит. — Нам нужна помощь, — проговорила Элина. — Вот еще новость… — Можете определить, на каком языке написан этот текст? — Богдан показал снимок рукописи. Взглянув лишь мельком, Нинель Николаевна уверенно заявила: — Древнегреческий, это же очевидно. — Сможете перевести? Хотя бы примерно? Ведь вы, кажется, специалист по церковнославянскому? — Церковнославянский и древнегреческий не одно и то же, — сказала профессорша. — Но греческий язык был распространен в Киевской Руси. Церковные службы велись на двух языках, один клирос пел по-древнегречески, другой — по-церковнославянски.