Часть 4 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Знания можно купить, а опыт наработать в командах ходоков, — улыбнулся я в ответ. — Правда, цена знаний некоторым может показаться завышенной, но это дело такое… относительное.
— Какое? — не понял Граммон.
— Относительное, — повторил я. — То, что одному покажется слишком дорогим, другой купит даже за вдвое бoльшую цену. Особенно если этот другой уже успел хоть раз побывать в Пустошах.
— А если в цифрах? — уточнил Пир. Какой он, оказывается, настойчивый. Может, Наста его за эту черту характера и грохнула? А что? Достал ее спутник своими приставаниями до печенок, девка его и пришибла. Чем не версия?
— Ответь уже своему помощнику. Не видишь, как ерзает? — Ехидный тон соседа мгновенно вернул меня на землю.
— Если в цифрах, то в шесть-семь сотен можно уложиться. Золотых, разумеется, — ответил я и с удовольствием наблюдал, как отвисает челюсть высокорожденного аристократа.
— Это же два года учебы в Университете… или месячный доход среднего баронства! — охнул Граммон, приходя в себя от таких новостей.
— Увы, да. Знания всегда стоят дорого, — делано печально вздохнул я в ответ и, бросив взгляд на алые отсветы закатного солнца, недовольно нахмурился. — Так, сударь мой Граммон, мы с вами заболтались, а время идет. До захода солнца осталось не больше часа-полутора, так что отыскать в Пустошах безопасное место для ночевки мы уже просто не успеем. Бродить же там после заката — попахивает самоубийством, поскольку ночные твари куда агрессивнее дневных. Так что предлагаю разбить лагерь прямо здесь, дождаться утра, а там по холодку выйдем на маршрут.
— Вы командуете, сударь Дим. Вам и решать, — несколько отрешенно проговорил Пир, явно все еще находящийся под впечатлением от рассказа о стоимости «знаний» ходоков.
Ну и ладно. И покомандую, и порешаю. Мне не трудно.
Глава 5
Пока Дим вел в руины нашего помощника, я предавался размышлениям о борьбе Добра и Зла и дуальности сущего. А если не витийствовать и говорить просто и понятно, то пытался разобраться с недавними событиями, в которых так явно проявили себя Свет и Тьма. Для Дима, как и для подавляющего большинства жителей этого мира, все просто и понятно. Есть Добро и есть Зло. Добро олицетворяют жители освоенных земель в целом и ударный отряд в лице Церкви и рыцарских орденов в частности. А в качестве противоборствующей команды выступают обитатели Искаженных пустошей, сами Пустоши и нередкие проклятые места, играющие роль эдаких анклавов Зла в освоенных землях. И конечно, темные колдуны как мобильные пункты распространения Тьмы. В общем, классика фэнтези во всей своей красе.
Я мало чего помню толкового о прошлой жизни, но точно знаю, что черно-белое восприятие мира в мое время и в моем мире не пользовалось особым уважением. Наверное, именно поэтому мой разум сомневается в столь кристально ясной трактовке, что предлагает местное общество и продвигаемая им эсхатология. Ну трудно мне себя убедить в том, что здешние Тьма и Свет, которые я очень хорошо ощущаю, между прочим, и есть те самые абсолюты-антагонисты, на которых лежит ответственность за все плохое и хорошее, что есть на свете. Для меня естественен факт, что и добро и зло проистекают из мыслей, действий и бездействия человека и потому не могут писаться с заглавной буквы, как и любое человеческое деяние, за редкими, весьма редкими исключениями. Подвиг, Мать, Родина — вот слова, которые, на мой взгляд, должны начинаться с большой буквы, но никак не «добро» и «зло». Здесь же… эти черно-белые понятия выпуклы, зримы и пишутся и даже произносятся исключительно так. А я до сих пор не уверен, что ощущаемые мною эманации Света и Тьмы действительно есть воплощения того самого Добра и Зла. Впрочем, об этом я уже упоминал. Хотя, если подходить к вопросу чисто практически, не могу не признать, что пока не видел от фонящих тьмой тварей ничего, кроме попыток сожрать моего носителя, а Церковь за то недолгое время, что я имею возможность наблюдать ее деяния, даже заставила меня принять необходимость говорить о ней именно что с той самой пресловутой заглавной буквы. И было отчего. Все госпитали, школы, приюты и дома призрения — все они здесь находятся под управлением Церкви, а святые отцы, если позволяет возраст, не чураются выходить с рыцарскими отрядами против искаженных. И не то что не чураются: рвутся! Да и вообще не похожа эта Церковь на организацию из моего прошлого мира. Здешние святые отцы не берут на себя прав монополиста-провайдера связи с горними высями, не берут денег сверх церковной десятины, получаемой — внимание! — ОТ ГОСУДАРСТВА! И как я уже сказал, не только словом, но и делом борются против темных тварей.
Но самое интересное, здешняя Церковь не пропагандирует наличия некоего высшего всеведущего, всезнающего и всемилостивейшего… Наоборот, я уже трижды слушал в Ленбургском Доме проповеди здешнего приходского священника, и трижды он говорил не о Боге и его милостях, а о человеке и его делах. А если свести все, о чем проповедовал святой отец, в одно предложение, пусть и несколько упростив и сократив содержание, получим одну мысль, красной строкой проходившую через все его речи, мысль, которую он чуть ли не саморезами вворачивал в головы паствы, а именно: все добро и все зло исходят от самого человека, и нет ничего праведнее, чем благодетельствовать в пользу ближнего и тем самым искоренять зло… если сил не хватает, чтобы уничтожать его сталью. Вот так просто. Творение добра есть помощь в искоренении зла. Не можешь уничтожать тьму мечом — борись с ней, творя добро. И повторюсь, ни одного замечания о «рабах божьих», «страхе божьем», адских сковородках, райских кущах и смирении перед властью, «ибо она от Бога». А присутствовавший на этих проповедях инквизитор, между прочим, только благостно кивал на каждую фразу святого отца и совсем не выглядел недовольным.
Кстати, не могу не заметить, что все три раза мы с Димом оказывались на проповеди после неудачных выходов, когда нашему телу доставалось от искаженных тварей. Вот как только мой носитель оказывался способным подняться с койки в лечебнице, так и топал в собор на проповедь, получал мощный заряд света… и выздоравливал после таких визитов раза в два быстрее. Что, прямо скажем, придает немалый вес тем самым проповедям и так и склоняет согласиться с мнением большинства. Но торопиться развешивать ярлыки, мол, вот это тьма и она — зло, а это свет, и он — добро, я все же пока не стану. Вот накоплю статистический материал — тогда и посмотрим. А пока… какого?! Ди-им!!!
Меня вдруг окатило такой волной тьмы, что крик вырвался непроизвольно. А в следующую секунду я услышал своего носителя.
— Что стряслось, сосед? — так и пахнуло от Дима настороженностью.
— Всплеск тьмы, мощный, близко, — быстро ответил я, одновременно дав носителю направление, с которого пришла волна. Впрочем, это было не обязательно. Над холмом, из-за которого на нас и накатило, возник огромный, зримый столб черноты, тут же иглой вонзившийся в небо. По округе ударил порыв ледяного ветра, оставивший на камнях белесые разводы, а через секунду все стихло. Исчезло ощущение близкой тьмы, пропала черная «игла», и только быстро истаивающая изморозь напоминала о том, что здесь только что произошло что-то очень странное.
Дим тихо выругался, но, заметив недоуменный взгляд нашего нечаянного спутника, прекратил сотрясать воздух бессмысленными звуками.
— Что это было, сударь Дим? — спросил Граммон, настороженно поглядывая в сторону холма.
— Рождение нового пятна, — зло буркнул мой носитель. — Именно из-за таких вот внезапностей ходоки и не любят выходить в поиск в первые дни Прилива. Слишком велика опасность вляпаться в смертельные неприятности, такие, как это пятно, например. Окажись мы сейчас чуть ближе к его центру, и Искаженные пустоши получили бы двух новых жителей, если, конечно, умертвий можно так назвать.
— А сейчас… — Пир явно занервничал, и я его понимаю. Такие новости не способствуют сохранению хладнокровия. — Сейчас это пятно для нас опасно?
— Тьма всегда опасна, — пожав плечами, ответил Дим. Ну да, успокоил мальчишку, называется. Психолог, чтоб его!
— Тогда, может, стоит обойти это пятно стороной? — спросил Граммон, шагая следом за моим носителем, который даже не подумал притормозить и как шел по маршруту, так и продолжал переть вперед, держа курс точно на тот самый пресловутый холм.
— Нет, — отрезал Дим. И я его понимаю. В подобных случаях, кстати говоря, редких даже в Искаженных пустошах, опасность представляет сама вспышка тьмы, корежащая и коверкающая все, что попадает под ее удар. Но сам процесс изменения длится не меньше двух-трех дней, в течение которых пятно практически безопасно, если, конечно, не тянуть руки куда не следует, потому что искажение порой затрагивает не только органику, но и неживые предметы.
Понятное дело, с моей чувствительностью у Дима не будет проблем с определением степени опасности какого-нибудь неприметного на вид, но накачанного под завязку тьмой камешка, но у других-то ходоков такого анализатора эманаций Тьмы и Света нет. Максимум, на что они могут рассчитывать, это слабенькие артефакты алхимиков или не менее слабые эликсиры зельеваров, реагирующие на присутствие рядом тьмы. Впрочем, обычно им хватает и этого. Вкупе с богатым опытом подобные артефакты довольно неплохо защищают своих владельцев от неприятностей.
— Почему? — А настырный мальчишка. Другой бы на его месте давно заткнулся и постарался не отсвечивать, а этот…
— Потому что шанс побродить по новорожденному пятну выпадает один раз на сотню, — снизошел Дим до объяснений. — А алхимики и зельевары платят золотом по весу за куколки проходящих искажение тварей.
— О… — Граммон умолк, глядя куда-то в пространство. Должно быть, размечтался, что найдет в пятне окуклившегося кабана-секача. Наивный.
Как и ожидалось, в пятне, родившемся на каменной осыпи за холмом, ничего выдающегося мы не обнаружили. Слишком неудобное место, здесь и насекомых-то нет, не то что животных. Хотя, если порыскать среди валунов, может быть, пару ящериц и отыщем…
Мои размышления прервал всплеск недовольства, донесшийся от носителя. Интересно, что он такое обнаружил?
— Сударь Граммон, поздравляю с первой находкой в Пустошах, — проговорил Дим, глядя на два гладких кокона, вытащенных Пиром из какой-то расселины. Точно, окуклившиеся ящерицы. Но вот Граммону вместо поздравления нужно было вломить от души, чтобы не тянул грабки к непонятностям посреди искаженного пятна.
Мой носитель смерил светящегося от радости мальчишку долгим взглядом и, поманив его пальцем, кивнул в сторону расселины.
— Скажите, Пир, вы вытащили свою находку оттуда?
— Именно так, сударь Дим, — довольно кивнул тот и пустился было в объяснения, но носитель пресек их одним жестом.
— Я рад, что у вас такое хорошее зрение, сударь Граммон, — заговорил Дим, когда наш спутник замолк. — Но я искренне сожалею, что это единственное достоинство вашей головы.
Мальчишка покраснел от обиды, но носитель не дал ему и слова вставить. Вытащив из кармана серебряную монету, Дим резко швырнул ее в узкую щель меж камней, где глазастый Пир и узрел перерождавшихся тварей. Монета звякнула где-то в глубине расщелины, а в следующий миг над трещиной взвился черный, пронизанный алыми сполохами дым.
— Ч-что эт-то было? — заикаясь, произнес Пир, округлыми от изумления глазами следя за тем, как рассеивается черное облако.
— Ваша феерическая удача, сударь Граммон, — резко ответил Дим, указав кончиком моментально извлеченного из ножен фальшиона на красноватые отблески, виднеющиеся на изломах камней в расселине. — Тьма искажает не только живых и мертвых. Она и камень может превратить в чистое зло.
Вот о чем я и говорил. А мальчишка, судя по вытянутой физиономии, проникся… что не может не радовать.
— Простите, сударь Дим, — поник Пир. — Обещаю впредь не быть столь легкомысленным и спрашивать вашего совета, прежде чем хватать… всякое.
— Договорились, сударь Граммон, — кивнул мой носитель. — А сейчас идемте. Там в глубине оврага может найтись что-то не менее интересное, чем эти куколки. Кстати, возьмите изолирующий мешок и переложите свою добычу в него.
— Это так важно? — взяв протянутый Димом мешочек, спросил Пир.
— Очень. Куколки развиваются под воздействием Тьмы, учитывая же, что дальнейший наш путь почти полностью пролегает по черным пятнам, дня через два куколки окончательно переродятся и потеряют свою изначальную ценность в глазах возможных покупателей. Да и таскать в карманах искаженных тварей — удовольствие небольшое, согласитесь?
— То есть лучше таскать порождения зла в мешке? — с намеком на улыбку уточнил Граммон.
— Мешок изолирует куколки от эманаций Тьмы и приостановит процесс перерождения, — никак не отреагировал Дим на подначку спутника. Но тот и сам спохватился и стер с лица улыбочку. Нет, ну ребенок же! Только дети способны забывать об опасности, которой они только что подверглись, и улыбаться как ни в чем не бывало.
Пока Дим и Пир обсуждали находку и средства ее сбережения, я «принюхался» к коконам, стараясь запомнить то ощущение, что они у меня вызывают. А оно было хоть и слабым, но довольно отчетливым и… странным. Куколки не отдавали тьмой или тем более светом, но от них исходило ощущение какой-то сосущей пустоты, можно сказать, голода и жажды… тьмы. Если это ощущение характерно для всех перерождающихся тварей, а не только для двух найденных Граммоном ящериц, то я, пожалуй, смогу отыскать пару-тройку образцов и на нашу с Димом долю.
А что? Пара куколок Пира с легкостью уйдут в Ленбурге за полсотни золотых. А чем мы с носителем хуже? Вот и я о том же: мы не хуже, мы лучше. А значит, вперед и с песней! Как говорится, бороться и искать, найти и перепрятать!
Дим потопал вниз по склону, в сторону небольшого перелеска, росшего на другом краю оврага, обходя подозрительные места и стараясь не грохнуться на каменной осыпи, а следом за ним двинулся довольный Граммон. Я же старательно «принюхивался» к окружающему пространству, стараясь уловить любую странность. И ведь уловил. И носителя своего навел на находку. Так что спустя десять минут Дим снял предусмотрительно закрепленную на заплечнике лопатку и принялся разрывать попавший под искажение муравейник. Конечно, муравьи — это не ящерицы, зато их много. Пусть далеко не все из них выжили после удара тьмы, но и тех, что окуклились, хватит, чтобы сравнять наш с Граммоном счет.
Глава 6
Ну, Пир Граммон, ну, су… сударь, чтоб его! Ведь трижды, трижды предупредил его, чтобы не вздумал в пятне хвататься за что ни попадя. И все без толку, только увидел коконы — и тут же потянул к ним грабли, словно дитя неразумное. Так кто он после этого? Бараненок, однозначно. Наивность ягненка с хватательными рефлексами баронов — страшная смесь! Искренне сочувствую его батюшке и поздравляю с наличием старших отпрысков. Хоть какая-то гарантия, что этому недорослю не грозит баронская корона, а баронству — соответственно банкротство.
— «…Старший умный был детина, средний сын и так, и сяк, третий вовсе был дурак». — Продекламированные соседом строки заставили меня улыбнуться. Интересно, что это такое?
— Не помню. — Дух, наверное, вздохнул бы, если было бы чем. А так до меня дошла только легкая тень сожаления, впрочем, тут же смытая деловитостью. — Пятно прошли. Встаем на маршрут?
Именно, но сам маршрут предлагаю чуть изменить. Изначально мы планировали идти налегке до поворотной точки, а уже набив пауков, на обратном пути заняться выполнением попутных заказов. Но сейчас у нас появился помощник, которого можно нагрузить трофеями и при этом не потерять особо в силах и возможностях.
— Точно! Повысим барана до мула! Или осла? — В тоне духа послышались насмешливые нотки. Язва. Но… нет, все же до мула сударь Граммон не дотягивает. А вот осел — вполне. Решено. Как оглашают приказы в легионах, «волеизъявлением военного совета» Пир Граммон повышен в звании до отрядного осла. С чем его и поздравляем… мысленно. Мне еще обиженного дитяти тут не хватало.
— Пф! Кому ты компостируешь мозги! Сам повесил нам на шею этот жернов — так чего ныть? Пищи, а беги…
И ведь не поспоришь с этим бесплотным созданием. С другой стороны, а что прикажете делать с мальчишкой? Бросить в Пустошах на верную смерть? Так ведь с такими замашками сам не заметишь, как в черноту уйдешь. А эта дорожка не по мне.
Выйдя к опушке небольшого пожухлого леска, я жестом остановил следующего за мной по пятам Граммона и, лишь оглядевшись по сторонам и выслушав соседа, не обнаружившего поблизости какой-либо опасности, двинулся по краю зажатой меж двух холмов длинной долинки, сплошь покрытой алой травой, встопорщившей длинные тонкие хлысты с метелками мелких желтеньких цветков на кончиках.
— Стоп. — Затормозив у самого начала травяного ковра, я остановил своего спутника, и тот, выполнив приказ, молча взглянул на меня с явным вопросом в глазах. — Сударь Граммон, с этого момента я буду обращаться к вам по имени и того же жду от вас. Иначе, боюсь, в случае опасности я просто не успею о ней предупредить, и нас напластают ломтями раньше, чем я договорю слово «сударь». Это ясно?
Ответом мне стал резкий кивок и выжидающий взгляд. Ну надо же, всего одна демонстрация характера Пустошей — и мальчишка начал соображать. Уже хорошо, тем больше шансов у нас закончить дело и уйти невредимыми.
— Замечательно. Тогда перейдем к делам насущным. Видишь эту травку? — указал я Пиру на поросшую алой растительностью долину. — Нам требуется нарезать не меньше двух килограммов таких хлыстов, но только цветущих, и… не вздумай вырывать траву с корнем, если не хочешь неприятностей.
— Каких? — не сдержал любопытства баронский сын.
— Больших, Пир. Как только корень окажется на открытом воздухе, растение тут же распылит ядовитую пыльцу, а следом за ним «полыхнет» и все это поле — защитная реакция, говоря умным языком.