Мы потеряли счёт времени, сидя в темноте. Никто не приходит и не уводит нас на следующую «беседу». Никто не ставит под дверь еду. Над кабинками включается динамик, и сначала играет заурядный инструментальный рок, затем на середине переключается на инструментальный хип-хоп, а потом выключается. Включается снова, начинает играть классическая музыка. Наверное, это психологическая пытка, а может, дурацкая идея создать нам атмосферу. Я стараюсь не обращать внимания. — Моцарт, — горько усмехается Джули, глядя на динамик. — Это же вершина музыкального искусства, правда? Величайшее человеческое достижение? А мы используем его для фоновой музыки в туалетах. Нам на него буквально насрать. В её голосе сквозит боль. Время от времени она судорожно сжимает свою правую руку. Когда музыка выключается, она сразу же обращает внимание на пятно света на полу. — Как думаешь, сколько еще проработают солнечные батареи? Когда мы и все, кого мы знаем, умрут, эта лампочка всё ещё будет мигать? Я смотрю на неё с тревогой. — Прости, — говорит она, встряхивая головой. — Я пытаюсь отвлечься. Она встаёт и подходит к двери. Прижимается лицом к решётке. — Эй? Здесь есть другие заключённые? Кто-нибудь ещё наслаждается божественным клиентским обслуживанием Аксиомы? Она пинает дверь. На ней остаётся след от ботинка, но тяжелые петли только слегка дрожат. — Эй! — кричит она, в её сарказме слышно отчаяние. — Эй! Она пинает дверь второй раз, кривится и сгибается пополам, держась за руку. — Господи, — шепчет она. — Это правда больно. По коридору разносится эхо тихого голоса: — Джули? Её глаза распахиваются шире и она подскакивает обратно к окну. — Нора? — Приветик. На лице Джули отражается волна смешанных эмоций: она весело смеётся, хотя на глаза наворачиваются слёзы. — Я так рада, что ты здесь. — Ты рада, что я в тюрьме? Ну, спасибо. Джули хохочет ещё громче. — Потому что я эгоистичная сучка. Конечно, я рада. Я стою позади Джули и вижу в нескольких метрах по коридору окно другой камеры. Между прутьями решётки виднеется вьющийся локон. — Р с тобой? — спрашивает Нора. — Да, он здесь. — Что это? Чего им надо? — Даже не знаю. Они думают, что мы контролируем Мёртвых. Психи. — Ты в порядке? — В основном, да. Хотя случилось вот что. Она просовывает в окошко перебинтованную руку. — Ох, Джулез… — Ага. Теперь мы сёстры по культяпкам. — Мне жаль. — Спасибо. — Ты привыкнешь. Мне это мешает только тогда, когда я играю на гитаре. — Всё равно я не собиралась становиться музыкантом. Этот ген умер вместе с отцом, — она делает секундную паузу. — А ты? Ты в порядке? — Они не долго возились со мной. Я здесь за мелкое хулиганство. — Что случилось? — Они хотели забрать моих Оживающих. Ну я и пристрелила парнишку. — Вот это моя девочка. Пауза. — Джулез? — Да? Опять пауза, на этот раз длиннее первой. — Я слышала о Лоуренсе. Тишина. — Мне так жаль. Джули прислоняется к двери, прижимая лоб к решётке. — Ага. — В Морг приходила Элла. Сказала, что хочет кому-нибудь помочь. Я спросила, есть ли у неё медицинская подготовка. Она сказала, что двадцать лет назад ходила на занятия по сердечно-лёгочной реанимации. — С ней всё хорошо? — Я бы не сказала. Джули притихает и закрывает глаза. Я подхожу к окошку. — Нора, ты видела М? — Маркуса? Нашего великого туриста? Конечно, нет. Но если он решит вернуться, то сейчас самое время. — Он решит, — бормочу я, в основном себе. — Он сказал: «Увидимся». — Как мило. Но мне он сказал: «Я не заслуживаю жить здесь». Я отхожу от окна. Моё место занимает Джули. — Сколько мы уже сидим в этих грёбанных толчках? — Что? Ты не царапаешь чёрточки на стене своей клетки? Где твой тюремный дух? — Большую часть времени мы провалялись без сознания. — А. Ну, я уверена, что взрыв был три дня назад. Джули кивает и задумывается, смотря в пол. — Значит… сегодня 26 июля? — Если я правильно посчитала, то да, — отвечает Нора. — А что? К моему удивлению, Джули смеётся. Она смеётся так, как смеются над несмешной шуткой. — Сегодня мой день рождения. После недолгого молчания Нора разражается горьким смехом. — Тогда с днём рождения, сестра по культяпкам! Всего наилучшего, целую! — Р, где мой подарок? Что ты за парень вообще? — Просто представь, теперь ты достаточно стара, чтобы покупать пиво! Я слушаю, как девчонки бьются в припадках смеха, обмениваются клишированными фразами по поводу дня рождения и шутят над своими общими увечьями, но не могу заставить себя присоединиться. У меня не настолько мрачное чувство юмора. Конечно, линия, которую переступила Джули, довольно субъективна, и, в конечном счёте, бессмысленна, но я не так представлял себе вступление Джули во взрослый возраст. Она много лет была взрослой, во всех смыслах. Дольше, чем я. Но какая-то старомодная часть меня хотела отметить этот официальный шаг в зрелость. Я хотел проснуться пораньше и положить на подушку ромашки. Чтобы весь день играла только её любимая музыка. Может быть, я бы даже попробовал испечь торт. А вместо этого я устроил ей вот такую вечеринку. Мы сидим в камере и ждём следующего раунда пыток. Сюрприз! Я слушаю, как две подружки высмеивают друг друга, и спрашиваю себя — может ли их смех оказаться чем-то вроде сигнализации, потому что, словно по команде, дверь распахивается и по коридору стучат тяжёлые сапоги. Смех обрывается. Джули пятится назад, пока не натыкается на меня, и я обнимаю её, вбирая ледяную дрожь, сотрясающую её маленькое тело. — Р, — шепчет она, когда на окно падает тень, и холодная пугающая рептилия в моей голове начинает изучать объекты в комнате. Зеркала. Осколок стекла… Дверь открывается, и входит Перри Кельвин. У Джули подкашиваются колени. Она виснет на мне. Я оступаюсь, падаю назад и остаюсь сидеть, держа её за подмышки.