— Остановитесь! — кричу я, когда она начинает корчиться. — Хватит! — Если вы хотите принять наше предложение, просто скажите… — Мы не можем... сделать то, что вы хотите! — мой язык меня не слушается. — Даже если… мы бы хотели… не можем! Мы не контролируем Мёртвых! — Судя по нашим отчётам, вы — лидеры неживого населения, — говорит Жёлтый Галстук. — Мы с нетерпением ждём возможности сотрудничать с вами, чтобы достигнуть большего взаимопонимания. — Да! — рычит Джули сквозь сжатые зубы, корчась на стуле. — Да! Чёрный Галстук убирает провод от шеи Джули, и она тяжело дыша откидывается назад. — Вы согласны помогать нам? — улыбка Жёлтого Галстука излучает доброжелательность. — Да, — сопит Джули. Я пристально смотрю на неё и не понимаю, что сейчас чувствую. — Конечно же, вы в курсе, — говорит Голубой Галстук, — что наши беседы останутся доступными для вас на протяжении всего времени, что мы будем сотрудничать. Если в какой-то момент вы перестанете нам помогать, они возобновятся. — Мы требуем постоянной приверженности, — говорит Жёлтый Галстук. — «Да» должно быть больше, чем просто слово. — Ох, — говорит Джули, выпрямляясь на своём стуле. — Тогда, конечно, нет. Жёлтый Галстук наклоняет голову и надувает губы, как разочарованная мама. — Приносим извинения за нашу неспособность договариваться, — говорит Голубой Галстук. Чёрный Галстук откладывает провод и открывает ящик с инструментами. — Джули, — я умоляю её, но я не знаю, чего прошу. Я хочу сдаться? Я хочу сделать всё возможное, чтобы помочь им завладеть Мёртвыми наряду с Живыми? Какую часть мира я готов испепелить, чтобы защитить Джули? — Всё хорошо, — говорит она. — Всё будет хорошо. Чёрный Галстук достаёт пару кабельных ножниц. Он кладёт их на колени Джули и пытается разжать её кулак, чтобы положить пальцы ровно на подлокотник стула. — Нет, — говорю я. — Нет. Нет. Джули, я не могу… — Р, послушай меня, — её голос начинает дрожать. — Я не собираюсь им помогать. Это мой выбор, так что не важно, что они сделают со мной… Она бросает взгляд на свою руку — Чёрному Галстуку удаётся распрямить её пальцы и он берёт ножницы. Она снова смотрит на меня огромными перепуганными глазами. — Не важно, что они сделают со мной… Она визжит. Кончик безымянного пальца с жёлтым лаком на ногте падает вниз, катится по грязному полу и исчезает под шкафом. Мой разум превращается в топку беспорядочного ужаса. — Стой! — кричу я Жёлтому Галстуку. — Я сделаю это! Что бы вы от меня не хотели, я это сделаю! — Р! — свирепо рявкает Джули. — Ты не сдашься из-за меня! Это мой выбор, и, чёрт подери, я сама его сделала! Чёрный Галстук переставляет ножницы выше, к основанию её пальца. — Ты не обязан всегда меня защищать, — её голос внезапно становится мягким, и ей даже как-то удаётся выдавить улыбку. — Я люблю тебя не поэтому. Раздаётся тихий звук, будто трескается свежая морковь. Кровь на рубашке Чёрного Галстука похожа на одну из картин Джули. Она стесняется своих работ, а ту просто презирает, как она говорит: «Глупая попытка быть Джексоном Поллоком[2]». Но мне всё равно, что это подражание, потому что я ценю форму, яркие цвета, страсть в бешеных мазках её кисти… Я ломаю передние ножки своего стула, делаю выпад в сторону Чёрного Галстука, роняю его на пол и бью головой снова и снова. Ломаю ему нос, дроблю глазницу… Я собираюсь продолжать, пока не переломаю ему всё, пока наши головы не смешаются в единую массу фрагментов костей и тканей… Он тычет в основание моего черепа проводом под напряжением, и теперь я её чувствую. Настоящую боль, которая рвётся из глубин моего мозга, трещит в глазах и зубах. Я падаю со своего балкона на грязную улицу, местные жители обступают меня с битами, ножами и кулаками наготове и шипят: «Добро пожаловать, чужеземец. Это всё, на что ты надеялся?» Я вижу над собой Джули. Я корчусь на полу, а мне на лицо, как тропический дождь, падают тёплые капли её крови. За её агонией я вижу печаль. Я вижу горе. Я вижу, как наша хрупкая маленькая мечта исчезает в темноте. Глава 15 В БРЕДУ я вижу проплывающие мимо меня лица. Я вижу пичменов — их ухмылки исчезли, выражения лиц стали вялыми, они общаются друг с другом короткими жестами и редкими фразами. Я вижу Джули — её утаскивает мужчина в бежевой куртке. Я кричу и отчаянно пытаюсь найти своё тело в удушающей темноте. Мне удаётся пошевелить конечностями и издать слабый стон. Мужчина в бежевой куртке оборачивается. В конце размытого туннеля я вижу лицо старого знакомого. У Перри взволнованный взгляд. Он кивает головой, словно хочет сказать: «Не паникуй. Все будет в порядке». По какой-то причине я ему верю. Перестаю дёргаться и наблюдаю за призраком убитого мною парня. Он тащит тело девушки, которую мы оба любим. Я погружаюсь назад в темноту. * * * — Слышишь меня… посмотри наверх… Мягкий призрачный голос, который не идеально попадает в ноты, но имеет богатый тембр. — Облака плывут выше… окно открыто… пора отрастить пару крыльев… Знакомый мотив. Слова знакомы вдвойне. Кадры из фильма переплетаются с мелодией из памяти. Девушка в поле. За несколько миль от неё к ней бежит мужчина. — Посмотри наверх… посмотри… Я открываю глаза. Джули смотрит на меня сверху вниз и улыбается. Моя голова покоится у неё на коленях, и Джули гладит меня по волосам правой рукой. Левая, обёрнутая в окровавленную марлю, безвольно лежит у неё на колене. — Лентяй, — шепчет она. — В последнее время ты очень много спишь. Выспался? Я приподнимаюсь и падаю ей на плечо, поскольку моя голова лопается как пузырь на воде, отзываясь болью в каждом уголке тела. Мой мозг. Этот кусок вареной говядины, который я так долго оберегал, единственная часть меня, которая, как я считал, стоит этих усилий. Как он может работать, когда его пронзает такая боль? — Полагаю, ответ — «нет», — говорит Джули. Она снова пробегается пальцами по моим волосам, нежно массируя голову. Это помогает. Мы сидим на кафельном полу у облицованной плиткой стены. В тёмной комнате стоит кислый запах. Единственный свет падает из зарешеченного окна на двери — в коридоре снаружи мигает лампочка. Мы в камере. Поймана пара юных нарушителей, которая встряхнула этот город. Которые пьют. Курят. Обжимаются в автокинотеатрах. — С тобой… всё в порядке? — хриплю я, пытаясь заползти назад в своё тело. Она хохочет. — С тем, что от меня осталось. Наши хозяева были довольно милы и наложили мне швы, поэтому я думаю, что они пока не собираются меня убивать. Урааа, — её пальцы ощупывают место вокруг ожога на моём затылке. — А ты как? Я сажусь прямо и смотрю в пустоту, ожидая ответной боли. Моё тело словно вяленое, иссушенное, а суставы и мышцы слегка поджарились. Подкатывают волны тошноты, сопровождающиеся лихорадочным жаром. И, конечно, голова. Кровь пульсирует в суженных сосудах, давит в переносицу, стучит в глазницах. — Просто небольшое похмелье, — бормочу я. Она горько улыбается. — Бешеная ночка. Мы замолкаем. Будут ли похороны? Будет ли день, когда мы сможем остановиться и осознать, что нить жизни Лоуренса Россо оборвалась? Или его сметут вместе с остальными трагедиями дня и сбросят в мусорную корзину нового мира, где смерть — не заголовок в газете, а всего лишь ежедневная погодная сводка? Джули встаёт и медленно обходит комнату. Мигающий свет из-за двери освещает ряд раковин и туалетных кабинок. Наша тюрьма — это сортир. Джули останавливается напротив разбитого зеркала и двигается из стороны в сторону, разглядывая себя со всех сторон. Опухший глаз. Разбитая губа. Повсюду синевато- коричневые пятна от ожогов. — Прекрасно выглядишь, Джули, — ворчит она. — Очень хороший год для Каберне. Я замечаю, что она прихрамывает. — Что с ногой? — спрашиваю я. — Просто суставы ломит. Электричество — это больно, да? Я всегда считала, что пытки током самые лёгкие, потому что тебе ничего не ломают и не режут, ну, ты понимаешь… — она поднимает забинтованную руку. — Эти увечья остаются навсегда. Но мне всё ещё довольно плохо, поразительно. Я не могу оторвать взгляда от её руки. — Иди сюда, сядь рядом, — я чувствую, как мой голос дрожит. Она бросает последний взгляд в зеркало. Откидывает со лба прядь волос, открывая еще одну глубокую царапину. Вздыхает и возвращается в мой тёмный угол, скользит спиной вниз по стене и садится напротив. Я беру её перевязанную руку, смотрю на недостающий том на книжной полке её пальцев. Они украли её кусочек. Она не стала меньше, она осталась такой же, но я чувствую потерю. Она — это не только её тело, но её тело — это она, поэтому я его люблю. И его часть исчезла. Она наблюдает за тем, как я её изучаю, и, когда замечает, что на моих глазах заблестела влага, отдёргивает руку. — Посмотри на это с другой стороны, — она натянуто улыбается. — Если мы когда- нибудь решим пожениться, тебе не придётся покупать кольцо. * * *