— Я помню, ты сказал, что у тебя были другие причины бросить Аксиому, но ты по-прежнему сильно рискуешь, таская нас с собой. Если бы ты просто сбежал тайком, может быть, не считался бы сейчас дезертиром… спасибо. — Я сделал это не ради вас, — говорит он с нотками брезгливости. — Зачем бы мне рисковать жизнью ради каких-то незнакомцев в тюрьме? У вас была информация о моей семье, Руководство хотело вас убить. Отличный повод для побега. Джули хмурит брови. — Знаешь что, задница. Я не говорила, что ты герой. Я просто поблагодарила. Эйбрам мрачно посмеивается. — Я бросил вас в тюрьму, наблюдал за вашими мучениями, потом увёз сюда, может, здесь бы вас убило моё начальство, а ты говоришь «спасибо», — он снова качает головой. — Я не должен был вмешиваться в естественный отбор. Вам явно не суждено его пройти. Мои мысли уплывают далеко в темноту за окном, подальше от этой перепалки. Я представляю одинокого М, бредущего по лесу. Он хватается за голову и стонет, пока прежняя жизнь устраивает в его мозгу гнездо. Может, М бросится в водопад, чтобы положить конец этой неразберихе в своей голове, и напуганная эгоистичная часть меня завидует ему. Завидует его простому поединку, ведь он выходит один на один с самим собой. Я понимаю, что такое внутренний конфликт, но бороться за или против других людей во внешнем мире… намного трудней. Я смотрю на Джули через зеркало заднего вида в надежде установить какой- нибудь мысленный контакт, обменяться взглядами, которые скажут: «Вот мы вляпались!», но она оцепенело смотрит в окно позади нашего непробиваемого водителя, и молчит. Я пристально смотрю на неё, пытаясь поймать взгляд, но потом замечаю кое-что в окне за её головой. Две точки света проплывают между деревьями. Они появляются и исчезают, потом загораются вновь. Светлячки? Феи? В мое сознание проникают воспоминания, не те, которые прячутся в забытом подвале моей первой жизни, а те, которые появились в начале второй, но уже успели покрыться пылью. Я бродил по лесу в полном одиночестве, ведомый голодным зверем внутри меня. Я пытался собрать воедино кусочки реальности — что такое деревья, что такое животные, кто я такой — но реальность постоянно менялась. В лесу было что-то странное. В воздухе парили руки и тени, они светились, и сквозь отверстия в воздухе на меня смотрели лица. Кажется, это огни из того самого сна. Парящие глаза. Чеширский кот. Огни ускоряются, приближаются, и завывание двигателя стирает мои причудливые воспоминания. Это фары. — Я думал, за нами будет большая погоня, — бормочет Эйбрам и прибавляет газу. Такая скорость опасна даже на скоростном шоссе, что уж говорить об усеянной листьями проселочной дороге. Я слышу, как позади меня щёлкают ремни безопасности. Наши преследователи упорно приближаются. Скоро я уже могу рассмотреть контуры их автомобиля — он новее и быстрее. Это мятный Порше. — Почему они на грёбаной спортивной тачке? — визжит Нора. — Ты столько лет на них работал, а водишь этот кусок дерьма? — Мне нужно, чтобы ты заткнулась, — цедит Эйбрам сквозь стиснутые зубы. Он пытается не потерять управление, но скрипучая подвеска старого Форда не может смягчить бесконечные выбоины, и я чувствую, как стучит моя челюсть. Двигатель ревёт как раненый медведь. Порше подъезжает почти вплотную и мигает дальним светом, как дружеское замечание от водителей: «Эй, приятель, у тебя габариты не работают». Затем он идёт на таран. Этот предупредительный удар уносит нас в занос всего на мгновение, но на такой скорости это очень страшно. Спраут в панике начинает плакать короткими вхлипами, и Джули обнимает её. В свете фар Порше, отраженного от нашего багажника, я замечаю длинную стальную трубку, прикрепленную к их капоту, от которой в багажник идут два шланга. Я поворачиваюсь к Эйбраму, который отчаянно пытается сконцентрироваться на дороге впереди. Не знаю, как помягче преподнести эту новость, поэтому просто говорю: — У них есть огнемёт. Он издаёт смешок, на секунду закрывает глаза, собирается с силами, выворачивает руль вправо и даёт по тормозам. Порше пролетает мимо. Эйбрам бросает мне на колени пистолет, и я смотрю на него, как на инопланетную технологию, экзотическую лучевую пушку. — Я не могу. — Что, чёрт возьми, значит «не могу»? — Я не могу стрелять, — я дрожащей рукой протягиваю пистолет Джули, но она успокаивает Спраут и не замечает. Порше делает разворот. Нора хватает ружьё с оружейной стойки и перелазит в кузов через заднее окно. Она садится на одно колено и целится в шустрый Порше, который рисует на дороге букву U и возвращается к нам. Перед тем, как они врезаются в нас, она успевает выстрелить только один раз и падает на спину. Но стекло у водительского сиденья внезапно окрашивается в красный цвет. Порше останавливается. Эйбрам топит в пол педаль газа, и Порше отстаёт от нас на то время, что меняются водители, но потом снова оживает. — Нора, лезь внутрь! — кричит Джули. — Минуточку, — отвечает Нора, прицеливаясь. — Я в этом деле очень хороша. Она стреляет. Переднее колесо Порше шипит и начинает трепыхаться… потом дыра запечатывается, и шина надувается снова. — Это нечестно, — бурчит она. — Нора, лезь! Они хотят… Второй удар выбивает слова из губ Джули и роняет Нору на пол кузова. Когда она поднимается на колени, дуло огнемёта смотрит ей в лицо, а его горелка трепещет на ветру, как факел. Она поспешно прыгает в окно и, извиваясь, заползает на сиденье, а Джули задвигает стекло, когда задняя часть автомобиля вспыхивает оранжевым пламенем. Отличный способ прекратить захватывающую погоню. Когда оконные уплотнители тают, а женщины кричат и прижимаются к спинкам передних сидений, чтобы защититься от жара, я вижу впереди старую заправку — место, где усталые путники перед тем, как продолжить путешествие по дикой местности, могли купить какой-нибудь вяленой говядины и наполнить баки топливом. Задние шины лопаются. Пикап кренится, теряет управление, и я вижу, как на нас надвигается бензоколонка. Перед тем, как мы врезаемся в столб, у меня хватает времени только на одну мысль: «Слава богу, мы пристегнулись», потом мой ремень безопасности выдёргивается из ржавого замка, и я вылетаю через лобовое стекло вперёд головой. Глава 20 Я ЛЕЧУ. Я лечу на самолёте. Я лечу в бронированном самолёте, все места заняты пожилыми мужчинами, а один из них сидит напротив меня за столом и улыбается. Он что-то объясняет мне о необходимости и о целях, оправдывающих средства, — он думает, что мне до сих пор нужны какие-то оправдания, что я всё еще хочу верить, что я хороший человек. Он думает, что такие молодые люди, как я, не могут быстро понять правду о мире, но он ошибается. Я делаю глоток виски и слушаю его бормотание… Старик исчезает, и я оказываюсь на самолёте поменьше, он терпит бедствие. Океан вечнозелёных растений протирается под нами, блондинка бросает на меня последний взгляд — возможно, это прощание. Джули зовёт меня по имени, деревья раздирают самолёт… Гравий царапает мне плечи, и я качусь кубарем, пока моё тело не врезается в мусорный бак. Я тут же поднимаюсь на ноги, готовый сражаться с врагами и защищать друзей, но потом вспоминаю — теперь я чувствую боль. Я слабый и уязвимый. Я человек. Я только что вылетел через лобовое стекло. Стекая, кровь попадает мне в глаза, и голова начинает ныть. Я чувствую каждый сантиметр моих повреждений, но прокладываю путь сквозь них. Неровной походкой направляюсь к автомобилю. Эйбрам выползает из машины и открывает заднюю дверь со стороны Джули. Я чувствую приступ неприятных эмоций — он спасает женщину, которую я люблю, в то время, как я представляю собой спотыкающуюся бесполезную массу, но Эйбрам тянется через Джули и вытаскивает свою дочь. Он садит Спраут на траву на безопасном расстоянии, и когда снова оглядывается на пикап, я уже там. Джули и Нора выглядят целыми и невредимыми, но немного оглушёнными ударом о передние сидения. Заднее окно превратилось в конфорку, воздух пахнет палёными волосами. Я вытаскиваю Джули, Нора выскакивает следом, и мы бежим к заправке, чтобы спрятаться от неминуемого взрыва. Мужчина в бежевой куртке выходит из темноты с огнетушителем. Он покрывает машину пеной и укоризненно смотрит на нас, — нам должно быть стыдно за то, что мы натворили. Джули, Нора и Эйбрам ощупывают себя, будто проверяя, не оставили ли дома ключи и кошельки. Но всё оружие осталось в пикапе. Из дыма выходят ещё двое солдат Аксиомы с ружьями наготове. Первый кладёт огнетушитель и присоединяется к своим товарищам, и я замечаю у него под верхней одеждой серый галстук. Он выглядит нелепо на фоне грубой униформы. Галстук — это ранг. Цвет — это его функция. Вместе они показывают... «Заткнись, — огрызаюсь я, заставляя мысли повиноваться. — Ты этого не знаешь». Серый Галстук достаёт свой пистолет, но не утруждается брать нас на мушку. Мы уже и так пойманы. — Ну? — говорит он с нетерпением. — Руки вверх? Мы поднимаем руки. Я чувствую влагу на затылке. Моя кровь еще не горячая, но теплее температуры окружающей среды. Хотя тёплая кровь — слабое утешение. — Паркер, — говорит Эйбрам. — Ты совершаешь ошибку. Паркер моложе Эйбрама, ему двадцать с небольшим. Он сутулится и лениво улыбается. Выглядит скучающим. — Этих троих, — он указывает на меня, Джули и Эйбрама, — мы забираем в Купол. Он указывает на Нору. — Эту можно убить. — Чего? — возмущается Нора. — Нет, вы не можете! По телевизору сказали: «Найдите их и верните обратно». — По телевизору показали клетки для этих троих, — говорит Паркер. — Это значит «поймать». А для тебя был аквариум с рыбой, это значит «убить». — Аквариум — та же клетка, идиот! Вы должны поймать нас всех! Паркер смотрит на своих коллег. — Я точно уверен, что аквариум значит «убить». Ну, типа, «кормить рыб». — Боже мой, ваши шифры полный отстой, — стонет Нора. Паркер пожимает плечами. — Если я ошибаюсь, то делаю тебе одолжение. Ты ведь всё равно не хочешь идти туда, куда пойдут твои друзья. — Паркер, послушай меня, — говорит Эйбрам, делая шаг вперёд. Остальные солдаты вскидывают ружья, но он не обращает на них внимания. — Аксиома — это неуправляемый поезд. Беги, пока можешь. — Закрой рот, Кельвин, — наконец, Паркер поднимает пистолет. — Шаг назад. Эйбрам шагает вперёд. — Не говори, что не заметил изменений. Мы слишком торопимся, захватываем территории, которые нам не нужны и которые не можем удержать. Ты не слышал ни слова о том, когда игра закончится. — Игра закончится? — с издёвкой говорит Паркер. — Ты хренов пилот, Кельвин. Оставь «игру» игрокам. — А кто здесь игрок? Те, кто у власти, и те, кто посадил их туда? Ты хоть знаешь, кто сейчас президент? Паркер смотрит в сторону, раздумывая. — Мы получаем приказы от боссов, а те от своих боссов, но если ты спросишь, кто сидит наверху, то в ответ получишь только пустой взгляд. Спроси у этих долбаных «пичменов» хоть о чём-нибудь, и ответом будут только пустые взгляды. Паркер пожимает плечами. — Хорошо, согласен, они немного жуткие. Я слышал, это результат новых методов обучения, — он щурится. — А что ты считаешь? — Я считаю, что теперь здесь небезопасно! — он делает ещё шаг, но, судя по отчаянию в его голосе, это не уловка, чтобы отвлечь Паркера. Он верит каждому своему слову. — На кого мы работаем? Что мы предлагаем? Если ты не можешь ответить на эти вопросы, то ни о какой безопасности в компании речи быть не может. Что если «наверху» нет никого? Вдруг Аксиома — это обезглавленная курица, которая, следуя оставшимся импульсам, царапает грязь, пока истекает кровью? Паркер внимательно смотрит на него, потом разражается хохотом.