Я встречаю его взгляд со спокойствием. Не собираюсь извиняться перед истуканом за попытку совершить поступок. Надо же с чего-то начинать. — Ты разговаривал с ними! — он смеётся и вскидывает руки. — Думаешь, можно вылечить чуму словами? — Слова — это идеи. Не знаю, откуда это берётся. Я слышу шёпот в голове, похожий на шелест страниц. — Любое лекарство от любой чумы начиналось с идеи. Эйбрам делает длинный выдох и сползает ещё ниже. Он притягивает Спраут к свои плечам, но она высвобождается и остаётся стоять, с любопытством глядя на меня. — Р, — говорит Джули. — Думаю, это был твой новый рекорд по количеству слогов. Я пожимаю плечами. Я не считал. — Уже перестал с этим бороться? — едва заметно улыбается М, и внезапно мне становится некомфортно от такого внимания. Я встаю и смотрю в окна, выходящие на улицу, в надежде отвлечься на панораму Нью-Йорка. Но видно только кирпичную стену соседнего небоскрёба. Несколькими этажами выше с крыши мне улыбается гигантский рекламный щит. Глаза модели закрывают солнечные батареи, будто ему хотелось скрыть свою личность. — Значит, это вы. Все вскакивают и смотрят на источник голоса. — Лосось, зебра, щегол и золотая рыбка, верно? Он идёт из соседней комнаты. Женский голос, такой высокий и визгливый, что проникает через стену с поразительной отчётливостью. — Почему вас поймали? Я болела за вас, кем бы вы ни были. — Э-э… Кто ты? — спрашивает Джули у стены. — Товарищ по несчастью. Второй месяц из пожизненного приговора. Добро пожаловать в Башню Свободы. Эйбрам садится на корточки и прижимается лицом к стене. — Где находятся пограничные посты? Ты нашла какие-нибудь лазейки? Какой у тебя план? Несколько секунд стоит тишина. Затем я слышу пение. — Мон ами, мон ами, ла-ла-ла-ла… — Эй? — зовёт Эйбрам. — Ты ещё не видел город? — спрашивает женщина, внезапно обрывая свою песню. — Здесь самая большая плотность населения в Северной Америке, так что, если ты ожидал реальности, чтобы умничать, то здесь повсюду одна нереальность. Улицы сохраняют форму, а люди — нет. Здесь нет летающих лягушек и прудов с порталами, но это сплошное безумие. Остров перевёрнут вверх ногами, воздух находится под водой, и все царапают его пузырь. Мы переглядываемся. — Как тебя зовут? — спрашивает Джули. — У меня стрёмное имя, — отвечает она. Я называю себя Х.Томсен. Или просто Томсен. Или просто Х. А тебя как зовут? Ты щегол, золотая рыбка или Голдмэн? Как дела под куполом? Я слышала, какое-то время назад они говорили о его захвате. Боже, как я скучаю по миру. Она говорит быстро и рвано, и эти звуки похожи не на разговор, а на случайные вспышки контактирующих нейронов. Джули ждёт паузы, а потом говорит: — Я Джули. Эйбрам возвращается на своё место у стены, по-видимому, решив, что мы не узнаем ничего полезного у нашей соседки. М слушает, озадаченно улыбаясь, а Джули и Нора проявляют огромный интерес. — У тебя… необычная манера разговаривать, — говорит Нора. — Фанатка альманаха «Заражённый мир»? — Боже, как я скучаю по Альманаху, — вздыхает голос. — Боже, как я скучаю по сбору материалов и издательству. Работала здесь над новыми выпусками, но почти не о чем сообщать, если твой мир — это комната. Всё заброшено, населения — один человек, кроме того раза, когда ко мне присоединился паук. Джули и Нора таращат глаза и переглядываются. — Погоди, — говорит Джули. — Ты говоришь, что создавала Альманах? Ты — член РДК? Из-за стены раздаётся хохот. — Томсен? — Была. Теперь РДК — член меня. Подождите, давайте познакомимся. Я слышу какой-то металлический стук. Скрип петель. Несколько шагов. Потом дверь нашей камеры распахивается. — Какого чёрта? — говорит Эйбрам, и мы все вскакиваем на ноги. — Приятно познакомиться, Джули, — говорит Томсен, протягивая руку Эйбраму. — Х.Томсен. — Э-э-э, привет, — говорит Джули, наклонившись, чтобы перехватить рукопожатие. — Я Джули. Привет. Кажется, возраст Томсен где-то между возрастом Норы и Эйбрама, но её внешность неоднозначна по многим признакам. Из-за обветренного лица, обожжённого солнцем и покрытого шрамами, трудно сказать, она хорошо сохранилась или у неё была трудная молодость. Её бронзовая кожа, короткие красновато-коричневые кудри и ярко-зелёные глаза свидетельствуют о смешанной родословной. На ней надета просторная рубашка-сафари и брюки с большими карманами, покрытые грязью и смазкой для двигателя, что намекает на тяжёлую жизнь в дороге. Её жилистое тело кажется утонувшим в одёжных складках. — Ты кто? — спрашивает Эйбрам, загораживая Спраут. — Ты не заключённая? — Конечно, заключённая, — отвечает Томсен. — Я же в тюрьме. — Ты только что вышла! — Ну, я не собиралась сидеть в тюрьме два месяца и не придумать, как выбраться из своей камеры. У неё красивые черты лица и поразительные глаза, но слово «красивая» не для неё. Симпатичная? Привлекательная. Эйбрам качает головой, берёт Спраут за руку и протискивается мимо Томсен, разглядывая коридор. Все комнаты, кроме одной, где сидят наши мёртвые члены семьи, вроде бы пусты, хотя дыры в окнах размером с кулак свидетельствуют о том, что раньше они были заняты. Кто бы там не сидел, их уже обработали, выжали их них полезные соки, а шелуху выкинули. Эйбрам пробует вызвать лифт. Он испускает пронзительный писк и мигает красной лампочкой в слоте для электронного ключа. Эйбрам направляется к лестницам. — Как зовут этого человека? — шепчет Томсен Джули. — Эйбрам. — Эйбрам! — кричит Томсен. — Между нами и улицей двадцать запертых дверей и двадцать этажей, полные бежевых. Это здание смешанного пользования. Тюрьма тире казармы. Эйбрам останавливается у выхода на лестницу. — Каждый час приходит обслуживание камер. Когда они придут, ты либо будешь в своей камере, либо будут проблемы. Плечи Эйбрама поднимаются и опускаются, он сутулится и возвращается в камеру. — Может, попозже украдём пистолет? — предлагает Томсен. — Попробуем снова уже с оружием? Кажется, ты умеешь стрелять. — Ладно, стойте, погодите, — говорит Нора, разводя руками и тряся головой, словно избавляясь от растерянности. — Мы можем поговорить о побеге потом. Что значит «РДК — член тебя»? Томсен пожимает плечами. — Это я. Я пишу Альманах. Джули и Нора смотрят друг на друга, зажимают рты ладонями и визжат. — Мы — твои большие фанаты, — восторгается Джули. — Огромные фанаты, — уточняет Нора. Томсен смотрит на них, потрясённая таким излиянием чувств. — А где остальная часть команды? — спрашивает Джули, глядя через окна на остальные камеры. — Они выбрались? Томсен качает головой. — Ничего не знаю о командах. У меня никогда не было команды. Пыталась однажды собрать одну, когда училась в школе. Они сбежали. Нора хмурится. — Но… тогда кто «вы»? Кто РДК?