— Пока не знаю. Просто нужно уйти. Побыть одному. То, что происходит… — он постучал пальцем по лбу. — Причиняет боль. Я знал, о чем он говорит, хотя ко мне это не относилось. М, как и большинство оживающих Мёртвых, вспоминал прежнюю жизнь. Медленно, маленькими шажками осколки его старой личности проникали в новую, сливались, объединялись и дезориентировали. Некоторые не могли это пережить. Один бросился с крыши Стадиона, крича: «Отцепитесь от меня!», второй убежал в город и пытался примкнуть к «совсем мёртвым», которые зверски отвергли его. Третий просто застрелился. Я слушал эти рассказы как сказки. Я по-прежнему чистый лист, на котором пишет только Джули, и хочу, чтобы всё осталось как есть. — Удачи, — сказал я, когда М выходил за ворота Стадиона, и он обернулся. М, которого я знал, толкнул бы меня в плечо. Но этот обнял меня. Может, изменения в нём сделали его сентиментальным, а может, это было особенное прощание. Теперь снаружи всё кишит хищниками — людьми, животными и прочими — и «поход» довольно популярный способ самоубийства. — Увидимся, — бросил он через плечо и вышел в город. И я надеялся — и продолжаю надеяться — что он имел в виду то, что сказал. — Он ушёл в поход, — говорю я Элле, пока Нора и Джули выжидающе на меня смотрят. Элла потрясена, поэтому я быстро добавляю: — Он вернется. — Посмотрим, — говорит Нора. Элла кивает и медленно опускает глаза. — Должно быть это очень тяжело… возвращаться. Мне сложно представить, через что вам приходится пройти. — Когда ты начнёшь проходить свой квест? — тихим голосом спрашивает Нора. — Разве тебе не нужно уйти в лес и встретиться со своими прошлыми жизнями? Все это делают. Я смотрю в пол и раздумываю, как бы поскорей закончить этот разговор. — Я не хочу вспоминать прошлые жизни. — Почему нет? — спрашивает Элла. Джули поднимает брови, смотрит на меня и ждет. Мы уже говорили об этом раньше, и она всегда была деликатна. Она не заставляет меня начать новую жизнь, но и не препятствует старой. — Потому что я хочу эту, — выдыхаю я, зная, что эта фраза потеряла своё очарование. Я жду, что Нора поднимет меня на смех, но она все так же стоит, скрестив руки, смотрит на меня, и я не могу прочесть эмоции на её лице. — Это мило, — говорит Элла. — Но ты не будешь против мудрого совета пожилой женщины? Я пожимаю плечами. — Нельзя быть человеком без прошлого. У всех людей оно есть. Нора открывает рот, потом закрывает и смотрит в пол. У неё есть мнение по этому поводу, и я его еще не слышал, но, кажется, её вывели из разговора. Мне хочется того же. Джули смотрит на меня. Она хочет увидеть, как я выпутаюсь. — ТЕСТ, — Россо трижды стучит по микрофону, по залу разносится фонящий визг. — Он включён? — Боже, — Джули затыкает уши. — Он что, глухой? — Всё к тому идёт, — говорит Элла. — Я всё время говорю ему, что он уже очень стар, и прошу передать дела Эвану… — Нет, нет! — перебивает Джули. — Пожалуйста, только не Эвану. — Ну, он второй по званию. — Я думала, званий больше не дают. — Лоуренс их не любит, но нам нужна структура руководства. Все так говорят. — Тест, тест, — говорит Россо вслед за визгом микрофона. — Он включён! — кричит Джули, повернувшись в сторону выхода. — Сделай потише, ты, грёбаный металлист! Элла хохочет. Смех превращается в кашель, и она кашляет дольше обычного. Джули трогает её за плечо. — Эй… ты в порядке? — Всё нормально, — отвечает Элла, глубоко дыша. — Это старость. Джули смотрит, как её приемная бабушка вытирает губы, и не отпускает её плеча. — Неужели было очень громко? — удивляется Россо, входя в комнату. — Оттуда не понять. Наш звукач полный отстой. Элла поднимает голову. — Ты не подозревал, какое шоу тут устроил? Пожалуйста, скажи, что ты не настолько стар, насколько глух. — Ладно, достаточно, — Россо закатывает глаза и бросает на меня взгляд, говорящий: «Женщины». Поразительно, насколько это меня радует. Я пытаюсь мимикой выразить братское сочувствие, но вместо: «Я понимаю тебя, брат» у меня получается что-то вроде: «У меня запор». — Может, я стал несколько хуже слышать, — говорит жене Россо. — Десятки лет стрельб и тяжелого рока сделали своё дело, но это не самое страшное, что может случиться с мужчиной в возрасте, так что отстань. Элла хихикает. Я рассматриваю этих двух пожилых людей и спрашиваю себя, что они делали не так. Возраст не сломал их, как это бывает с большинством. Россо не такой здоровый, как его жена, он плохо видит и слышит, у него редкие волосы и неповоротливые суставы, но душа у него гибкая, как у Эллы. Я помню, как он смотрел на меня у входа на Стадион, когда Джули умоляла его поверить нам; как он открыл ворота и впустил меня, прекрасно понимая, кто я. Он не подвержен предрассудкам, как большинство мужчин помоложе. Он всё еще живёт. — Тебе правда нужен микрофон? — спрашивает Нора. — Здесь обычно бывает всего несколько дюжин человек. Россо выглядит обеспокоенным. — Сегодня… ожидается больше народа. Наступило молчание. Пока мы раздумывали, спросить сейчас или подождать официального объявления, дверь с грохотом открылась и народ повалил. — Насколько больше? — спрашивает Нора, когда вестибюль заполняется. — Все. Россо кивает знакомым лицам, пожимает несколько рук — президент рабочих в запачканном комбинезоне. — Эээ… Нас двадцать тысяч человек, — говорит Нора. — Зал вмещает пару сотен. — Мы установили микрофоны в системе оповещения Стадиона. Участвовать будут только представители, но слушать смогут все. Джули выглядит испуганной. — Это так важно? — Всё важно. Мы все вместе живём здесь, каждый заслуживает знать, что происходит. Мы больше не будем проводить закрытых собраний. Все видели, к чему это ведёт. Наша четвёрка выжидающе смотрит на него, и он немного смягчает тон. — Но да. Это важно. — Опять конец света? — Джули выдавливает слабую улыбку. Россо смотрит на неё с каменным лицом, раздумывает над ответом с пугающей серьезностью. — Извините, — говорит он и исчезает в толпе. Глава 6 МЫ МЫ ПЛЫВЁМ под городом сквозь почву и камни и смотрим вверх на фундамент небоскребов. Они возвышаются как восклицательные знаки, возвещающие о господстве человека, в конце речи, казавшейся длинной и выразительной. Её писали тогда, когда мы вышли на поверхность, но теперь она больше похожа на лепет ребёнка. Мы любим этого ребенка с его слюнями и какашками. Он наш, он — это мы, и мы хотим его вырастить. Поэтому мы движемся вверх, к городу. Мы скользим под ним, проплываем сквозь бесчисленные могилы, движемся от огромных кладбищ к маленьким захоронениям, бережно хранящим семейные кости. Сегодня мы чувствуем напряжение в земле, сейсмическую активность, которая говорит нам продолжать двигаться, наблюдать, собирать всю информацию, которую можем. И мы слышим голос. «Это майор Эван Кёнерли, Стадион. Вызываю Купол Голдмэн, пожалуйста, ответьте». В большинстве своём паутина проводов под городом неактивна — линии связи между вышками замолчали. Но одна из них — старый кабель, прокинутый через город как детский телефон из консервных банок, — всё ещё пытается работать.