Часть 1 из 31 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * *
Эта книга является результатом двухлетней работы. Ее появление было бы невозможно без поддержки и помощи некоторых людей, которых мне хотелось бы поблагодарить отдельно.
Роберт Петросян, Георгий Петросян, Александр Терехов, Ким Белов, Екатерина Манукова, Евгений Капьев.
Спасибо!
Алисе, Каспару и Киму
I
Один человек как-то сказал: «Я не боюсь смерти, потому что не теряю время зря». И действительно, о чем еще жалеть, подводя итог, как не о времени, потраченном впустую?
Другой человек написал: «Завтра – ненадежный дар. Полно медлить…» Мы хрупки. Вероятность достижения вечности сию минуту существует постоянно. Раз – и оборвалась нить. Да так, что и подумать о делах своих не будет никакой возможности. Скоропостижно.
Хорошо это или плохо, но таковы условия задачи, которую должен решить каждый. Есть время, и нужно как-то распорядиться им. Еще одно важное условие – не известно, каким именно количеством времени мы располагаем. Может, полноценная человеческая жизнь, а может, всего ничего. Как повезет. Стоит, пожалуй, упомянуть еще об одном обстоятельстве – по истечении срока мы исчезаем. Навечно. Время пошло…
Но как понять, что важно, а что – нет? Какое время проведено с пользой, а какое убито беспечностью? Не имею представления. Каждому свое. Жизнь, кажется, не имеет смысла. Мы сами осмысливаем ее, находим свой интерес. Для одних это семья, дети, для других деньги или что-то еще. Для кого-то и то и другое. Некоторые сознательно выбирают свой путь, некоторые двигаются по инерции. Есть среди людей и те, кто считает проблемы экзистенциального свойства чушью и просто живет. Лично я отношусь к этому вопросу серьезно. Особенно сейчас, после того, что со мной произошло.
Почувствовать свой потенциал и реализовать его. В этом суть. Успеть полностью раскрыться до заката. Необходимо решиться на что-то. И уж если решение принято, действовать, не жалея сил. Выкладывать все, что имеешь: ум, сердце, желания, мечты, способности. Ставить на результат и действовать, действовать, действовать. Важно ли при этом быть полезным человечеству? Трудно сказать. Наверное, осознавать такое было бы приятно.
Мне нужен план!
Это первая запись в дневнике Эмиля Времянкина, сделанная через два дня после того, как он встретил свое семилетие. С тех пор прошло полгода. Мальчик закончил шестой класс. Эмиль успешен и знаменит. У него есть дочь. Ей тоже семь. Но история эта началась раньше, когда Времянкин только приблизился к четкому осознанию того, что не будет жить вечно. В тот день Эмилю исполнился сорок один год.
* * *
Ноябрь сыпал на вечернюю Москву первый снег. Мокрые хлопья вываливались из зловещего тумана, опустившегося на город. Едва светили сквозь плотную кидь редкие фонари. В такие погоды людские сердца неохотно раскрываются навстречу чужому горю, в то время как человек бедный вдвойне ощущает холод, голод и сиротливость.
Эмиль – худощавый мужчина среднего роста – вышагивал по Пушкинской набережной в сторону джазового клуба «Секунда». Его одежда выразительно диссонировала с погодой. Вельветовый пиджачишко, застегнутый на все пуговицы, и вязаные перчатки-гловелетты оставляли много уязвимостей для юного морозца. Одной рукой Эмиль придерживал отвороты пиджака, другой – фалды, чтобы те не расходились. Дырявые башмаки так промокли, что обратились в кисель и хлюпали на каждом шагу.
Сжимаясь от промозглых дуновений, Времянкин морщил щетинистое лицо и через каждые пару шагов шмыгал носом. Ветер играл его подседоватыми кудрями по своему усмотрению – то прижимал шевелюру к голове, то задирал ее вверх, обнажая выпуклый лоб. В уголках безрадостных глаз Эмиля поблескивали слезинки.
Несмотря на ветхость и несообразную легкость своей одежды, Эмиль имел достаточно опрятный вид. Достаточно для того, чтобы не сойти за бездомного. К тому же он не просто бесцельно брел, он двигался целенаправленно, торопился куда-то, как типичный обыватель. Со стороны могло показаться, будто человек отважился на переход между близлежащими объектами налегке. Нет-нет да и встретишь в стужу такого смельчака. В действительности же все обстояло несколько иначе. У Эмиля попросту не было другой одежды. Впрочем, у него вообще ничего больше не было. Ни кола ни двора.
Холод подгонял бедолагу. Но была и другая причина спешки. Этим вечером Времянкину предстояло выступление с джазовым коллективом. Это разовая работа за деньги, которых должно было хватить на неделю скромной жизни в этом недешевом городе.
И хотя в музыкантских кругах Эмиля считали настоящим мастером, возможность заработать выпадала ему крайне редко. Нельзя сказать, что все музыканты его уровня живут впроголодь в наши дни. Отнюдь. У некоторых даже получается скопить на собственный угол, играя в нескольких группах сразу. Есть и совсем удачливые, сделавшие сольную карьеру или, по воле случая, оказавшиеся в составе преуспевающей команды. Но Эмиль не из таких.
Правда, пятнадцать лет назад у него тоже был шанс на безбедное будущее. Вместе со своим другом по учебе, ударником Эриком, они образовали дуэт и назвали его – «Бревис», что означает – длительность, равная двум целым нотам. Они сочиняли и исполняли экспериментальный джаз и так называемую конкретную музыку. Как и многие романтики девятнадцатого и авангардисты двадцатого веков они пришли к заключению, что традиционный музыкальный язык уже давно достиг завершенности и этот тупик должен быть преодолен. Они хотели вернуться в стихию шума и интегрировать ее в сложившийся музыкальный язык. Они вдохновлялись трудами художника-авангардиста и практика оккультизма Луиджи Руссоло, который предрекал музыке слияние шума и звука. «Бревис» заимствовал идеи у русских футуристов, создавая симфонии заводских гудков или металлических листов с фортепиано. Их творчество сравнивали с произведениями Джона Кейджа и Пьера Шеффера. Они были джазовой спазм-бандой, которая помимо классических музыкальных инструментов использовала различное барахло. Ударно-шумовые тембры, совмещенные с привычными звуками, были основой их стиля.
Эмиль отвечал за мелодии и играл на всем, что имело клавиши. А Эрик обращался с ритмами как хотел, ломая их в самых неожиданных местах. Помимо барабанных палочек он использовал вязальные спицы, кулинарные венчики, унитазные ершики и многое другое. Парни превращали бессвязные звуки в стройные ритмические абстракции. Это было претенциозно и в то же время захватывающе. Зрелищно и музыкально.
В ученической среде о них говорили исключительно с придыханием. Если Эмиль и Эрик звали кого-то из студентов поучаствовать в студийной работе, это могло расцениваться как признание способностей приглашенного и являлось веским поводом для самоуважения. Играть с «Бревисом» считалось достижением.
Эрик и Эмиль практически все время проводили вместе, выискивая новые гармонии, звуки, ритмы и образы. Процесс настолько увлекал их, что сил на учебу уже не оставалось. И однажды им пришлось сделать выбор. Они предпочли работу.
К тому времени «Бревис» уже имел репутацию самого прогрессивного отечественного джазового коллектива. Многие зарубежные фестивали с радостью принимали бойкий дуэт на своих площадках. Эрик и Эмиль объездили со своей музыкой полмира и выпустили два студийных альбома. Выступали на многочисленных телевизионных шоу, посвященных джазу. Все шло как нельзя лучше. Ко всему прочему Эрик и Эмиль были друзьями. Это, к слову, необязательное условие для творческих объединений. Эрик любил повторять, что для возникновения музыки нужно не меньше двух звуков, намекая на то, что они с Эмилем дополняют друг друга. Эрик был загадочным, нелюдимым и немного мрачным типом. Он производил впечатление аутичного гения. Возможно, так оно и было. Никто, кроме Эмиля, не видел Эрика улыбающимся, потому что случалось это только в моменты их совместного творчества. Эрик искренне радовался, когда «Бревису» удавалось нащупать что-то, по их мнению, действительно стоящее.
Вся история «Бревиса» – это невероятное путешествие в мир музыки, которое вдобавок приносило деньги. Казалось, что все было на своих местах. Для двух чудаковатых друзей все имело смысл. Времянкин был счастлив.
Так продолжалось несколько лет. Пока в один ужасный день Эмилю не позвонила мама Эрика. Она сообщила, что ее сына больше нет. Полицейские обнаружили сумку с его документами на середине Крымского моста. Был также свидетель, который видел, как молодой человек, по описанию похожий на Эрика, бросился с парапета в реку.
Тело так и не нашли. Эрик словно растворился в холодных водах Москвы-реки. Нашли лишь его кожаную куртку, прибитую к берегу. В кармане куртки лежала записка. Она промокла, и буквы расплылись. В полиции предположили, что это предсмертное послание. Но разобрать что-либо было практически невозможно. Лишь по очертаниям первого слова угадывалось обращение к другу – Эмиль. Никто не понимал, почему Эрик сделал это, почему решил покончить со всем. Не было никаких видимых причин. Но…
Времянкин долгое время находился в подавленном состоянии. Позже он пытался воссоздать «Бревис» с другими музыкантами, но безуспешно. Единомышленника он так и не встретил, а бревиса, состоящего из одной целой ноты, не бывает. Это уже – семибревис, между прочим, одна из самых применяемых и важных длительностей в системе мензуральной нотации. Так или иначе, ни с бревисом, ни с семибревисом дело не пошло.
Вскоре ко всем бедам Эмиля прибавилась еще одна: студию, на которую они с Эриком тратили большую часть своих гонораров, обокрали. Хорошо известно, что каждый инструмент имеет особые приметы и нередко всплывает спустя время у кого-то из музыкантов, купивших краденый товар с рук. Они-то обычно и помогают полиции найти воров. Но в этот раз ничего подобного не произошло. Все оборудование осело в чьей-то домашней коллекции. Эмиль остался с таком и с тех пор, кажется, перестал стремиться к чему-либо.
Показалась неоновая вывеска «Секунды». Времянкин прибавил шагу. Подойдя ко входу, он перепрыгнул через две ступеньки на крыльцо клуба, стряхнул с пиджака снег, открыл дверь и нырнул внутрь.
У гардероба уже толпился народ. Вечер пятницы традиционно собирал большое количество поклонников джаза, вне зависимости от того, чье имя красовалось на афише. Играют ли звезды сцены или каверовый середнячок – зал будет полон. Клуб «Секунда» довольно популярное место среди любителей живого звука. Приятная атмосфера и невысокий чек работают лучше, чем просто приятная атмосфера. Хотя бы раз в жизни здесь выступали все известные отечественные джазмены. Неизвестные же рассматривали эту площадку как возможность показать себя искушенной публике.
Ароматы духов вперемешку с запахами еды и алкоголя, приглушенный свет, неразборчивая болтовня посетителей и музыка, доносящаяся из зала, будили в Эмиле легкие признаки волнения. Местный диджей подготавливал публику к предстоящему концерту, разбавляя классику джаза ненавязчивым фьюженом.
Времянкин прошел сквозь толпу мимо гардероба и остановился у большого зеркала. Глядя на свое отражение, он опустил воротник пиджака и примял ладонью взбитые ветром волосы. В голове мелькнула мысль: «На лестнице при входе ровно две ступени. Интервал в две ступени – это секунда. Хм… Наверное, поэтому клуб называется так… Очередное бестолковое открытие».
– М-да… – тихо, на выдохе согласился с собой Эмиль.
Неожиданно его внимание привлек отраженный в зеркале фон – стена, декорированная постерами и фотографиями знаменитых музыкантов, выступавших здесь в разное время. Прямо над головой Эмиля висел небольшой снимок в простой рамке. Времянкин обернулся, приблизился к стене и всмотрелся в изображение.
Фотография была сделана много лет назад, на концерте «Бревиса» в «Секунде». Черно-белое фото хорошо передавало энергетику дуэта. Чистая экспрессия. Длинноволосый Эрик в очках за барабанной установкой в момент исполнения. Жилистые руки обрушивают на райд и крэш всю мощь его личности. Пленка ухватила глубокую дрожь железных тарелок, получивших импульс от барабанных палок. Голова Эрика задрана в потолок. Эмиль на фото примерно в такой же позе, за фортепиано. И у обоих закрыты глаза. Эту фотографию Времянкин видел впервые, но задерживаться ради воспоминаний не стал. Он развернулся и направился ко входу в зал.
– Вход платный, мужчина.
Здоровенный вышибала в черной майке с эмблемой клуба преградил Эмилю путь, выставив вперед открытую ладонь. «Вот это исполин! – мелькнуло в голове Времянкина. – Что за пятерня? Гроздь бананов». Охранник действовал спокойно и в меру деликатно.
– Я играю сегодня, – пояснил Эмиль. – Выступаю на сцене.
– Вы Элем?
– Нет. Эмиль.
– Можете пройти.
Здоровяк сделал шаг в сторону, освободив музыканту путь, и перевел взгляд на следующего посетителя. И, хотя еще минуту назад Времянкин разглядывал свое изображение на местной стене славы, правда состояла в том, что никому не было до него дела.
Эмиль вошел в зал. Полумрак кишел людьми. Свет горел только над сценой и баром в противоположных концах зала. Остальная часть помещения утопала в темноте. Лишь редкие прямоугольники коммуникаторов вспыхивали и угасали то тут, то там. Лиц было не разобрать, только силуэты. Мужские и женские. Гости оживленно общались в ожидании начала концерта. Официанты разносили напитки и еду.
Времянкин бросил взгляд на сцену. Судя по всему, настройка была уже произведена. Расставленные инструменты дожидались музыкантов. Черное фортепиано «Циммерман», ударная установка с заряженными на малом барабане палочками и потертый контрабас, лежащий на боку. Протискиваясь между стоящими вдоль стены посетителями клуба, Эмиль добрался до двери, спрятанной за сценой.
В просторной гримерной уже находились двое – Юля и Денис. На вид им было лет по двадцать пять. Юля стояла в центре комнаты, прислонившись задницей к круглому деревянному столу. Одной рукой она печатала сообщение в телефоне, пальцами другой руки теребила нижнюю губу. Юля иногда делала так, когда нервничала.
Ее красивое выразительное лицо приятно оттеняла темно-русая коса-колосок, усевшаяся на плече. Черная водолазка и обтягивающие брюки подчеркивали ее складную фигуру. Образ Юли несколько диссонировал с ее музыкальной специализацией. Если бы пришлось угадывать, на чем играет это нежное создание, скорее подумалось бы о клавишных или струнных инструментах. Но Юля была профессиональной барабанщицей. Довольно редкий экземпляр в музыкантской среде – лихая ударница с привлекательной внешностью. Чаще встречалось что-то одно. Возможно, дело в том, что рабочий инструмент меняет своего пользователя, а барабаны порой требуют и физической силы, и изрядной агрессии. Непросто сохранить мягкость черт, занимаясь грубой работой. Впрочем, с этим мнением рассказчика можно смело не соглашаться. Уж больно оно походит на сексистское клише.
Пока Юля печатала, Денис сидел на стуле и смачивал слюной саксофонную трость. На его коленях лежал золотистый альт. Опрятный молодой человек имел придурковато-сосредоточенный вид. Этакий отличник. Открылась дверь. В гримерку вошел Эмиль. Юля тут же отложила телефон и устремилась к новому участнику сцены.
– Где тебя носит?! – вытаращив глаза, возмутилась девушка. – Время без пятнадцати!
Юля была на взводе и спрашивала строго. Времянкин смотрел на нее с некоторым изумлением.
– Здравствуй, для начала… – спокойно ответил он.
– Утром виделись, – отрезала Юля.
Времянкин взглянул на Дениса. Тот расплылся в добросердечной улыбке. Ответив недоверчивым прищуром, Эмиль отвернулся к собеседнице.
– Кто это? – с легким пренебрежением поинтересовался он.
– Думаю, можно быть немного повежливее. Это Денис. Эмиль, почему ты не отвечаешь на сообщения? – не унималась Юля.
В этот момент в разговор вступил духовик.
– Я Денис, саксофонист, – успел сказать молодой человек, прежде чем взвинченная девушка прервала его.
– Мы сегодня играем с Денисом. Я говорила тебе об этом миллион раз!
К последнему слову в фразе Юля разогналась до крика.
– Хорошо, я понял. Остынь.
Перейти к странице: