И ВОТ КОГДА УЖЕ ПТИЦЫ НАЧАЛИ ПЕТЬ, ОБЫЧНАЯ ТАЕЖНАЯ ЖИЗНЬ НАЧАЛАСЬ, Я С ЛАБАЗА СЛЕЗ. СЛЕДОВ НИКАКИХ НЕТ, КРОМЕ МОИХ. НИЧЕГО... ВСПОМНИЛ, ЧТО НИКОЛАЙ ЧУЛИКИН ГОВОРИЛ. И ПРЯМИКОМ ПОШЕЛ НА ИЗБУШКУ. КОГДА ДЕНЬ, ТО НЕ СТРАШНО. ТЫ ЖЕ ВИДИШЬ ВСЕ. И САМ СЕБЕ ХОТЕЛ ДОКАЗАТЬ, ЧТО ЕСЛИ НИКОЛАЙ ПЕРЕЖИЛ, НЕ СТРУСИЛ, ТО И Я ТОЖЕ. А САМ РУЖЬЕ НАГОТОВЕ ДЕРЖАЛ. ПОХОДИЛ ВОКРУГ ИЗБУШКИ, ПОСМОТРЕЛ, ПОСЛУШАЛ. В ОКНА ЗАГЛЯНУЛ. СТОИТ ЗАВАЛИВШАЯСЯ, МХОМ ПОКРЫЛАСЬ. ТАМ ВЕЩИ КАКИЕ-ТО, УЖЕ ВЕТХИЕ ОТ ВРЕМЕНИ, ВСЕ ЛЕЖАТ, РЖАВЕЮТ. ВОРОНКА ДЛЯ ЖИВИЦЫ КАК НА ПАЛКУ НАСАЖЕНА БЫЛА — СУШИТЬСЯ, ВИДИМО, — ТАК И ВИСИТ. НИКТО НЕ ТРОГАЕТ. ДА, СОБСТВЕННО, КОМУ ТРОГАТЬ-ТО. НА ВЕНЦЕ ДВЕРИ — СЛЕДЫ ОТ КОГТЕЙ. ЕЩЕ ПОДУМАЛ: КАК НА ДЕРЕВЬЯХ УСЫ ХАКОМ ДЕЛАЛИ, ПО ОДНОМУ, А ЗДЕСЬ МЕДВЕДЬ РАСПЛАСТАЛ ОДНИМ УДАРОМ. И Я ВОТ ВСЕ, ЧТО БЫЛО С СОБОЙ: ЧАЙ, ТАБАК, САХАР, ВСЕ ТАМ ОСТАВИЛ, НА ИЗБУШКЕ. КАК-ТО ГРУСТНО НА ДУШЕ СТАЛО, НЕПОНЯТНО. И НЕЛОВКО, ЧТО СРАЗУ ТАК НЕ СДЕЛАЛ. ЧТО Ж ТАМ ТАКОЕ СЛУЧИЛОСЬ... И УШЕЛ ТОГДА, НЕ СТАЛ ОХОТИТЬСЯ. И НА ДРУГОЙ СОЛОНЕЦ НЕ ПОШЕЛ, НЕ СТАЛ СУДЬБУ ИСКУШАТЬ. НЕ ЗНАЮ, КАК ТАМ НИКОЛАЙ ЧУЛИКИН ПОСТУПИЛ, СРАЗУ УШЕЛ ИЛИ ОСТАЛСЯ ИСПЫТЫВАТЬ НЕРВНУЮ СИСТЕМУ. У МЕНЯ КАК-ТО ЖЕЛАНИЕ ОТПАЛО. НЕТ, НЕ ПРОВЕРЯЛ ЕЩЕ, СТАЛО ТАМ ТИХО ИЛИ НЕТ. ТАК ЧТО, СЧИТАЙ, ТРИ СЕЗОНА Я ТУДА, НА ТОТ УЧАСТОК, НЕ ХОЖУ. ДНЕМ НЕ СТРАШНО, ХРАБРИШЬСЯ. ДУМАЕШЬ: НА КОЙ МНЕ ТОГДА УЧАСТОК, ЕСЛИ Я ИМ НЕ ПОЛЬЗУЮСЬ? НЕ СЪЕЛИ ЖЕ МЕНЯ, В КОНЦЕ КОНЦОВ. УЖЕ МОРАЛЬНО ПОДГОТОВИЛ СЕБЯ, СОБРАЛСЯ. И ВОТ НОЧЬЮ НАКАНУНЕ ВЫЙДЕШЬ ПОДЫШАТЬ, ДВЕРЬ ЗАИМКИ ОТКРОЕШЬ И СЛУШАЕШЬ. ТИХО. СОВА ТОСКЛИВО ТАК КРИЧИТ. ДУМАЕШЬ: НЕ-Е-Е, ПОКА НЕ ГОТОВ. НУ ЕГО. НУ ЕГО. НО ПРИДЕТ ВРЕМЯ, И ВСЕ РАВНО СХОЖУ. ВСЕ РАВНО СХОЖУ. ДА МЕДВЕДЬ ИХ ЗАДАВИЛ, ТОЧНО. НЕ ЛЕШИЙ ЖЕ. Я ВОТ НИ РАЗУ ЛЕШИХ НЕ ВСТРЕЧАЛ. ХОТЯ, КОНЕЧНО, ИНОГДА МЕСТНЫЕ НЕ ЛЮБЯТ ГОВОРИТЬ «ЛЕШИЙ». ТАБУ У НИХ ТАКОЕ. НАЗЫВАЮТ МЕДВЕДЕМ. И НЕ ПОЙМЕШЬ ИХ. О КОМ ГОВОРЯТ? А ВОТ Я НЕ ЗНАЮ, КСТАТИ, ОХОТОВЕД ПРИЕЗЖИЙ ИЛИ ЗДЕШНИЙ. КОГДА ОН ПРО МЕДВЕДЯ ГОВОРИЛ, КОГО ИМЕЛ В ВИДУ. ТАК ВОТ ЗАБРОСИЛИ ТУ ИЗБУШКУ, НИКТО ТАМ НЕ ЖИЛ, НЕ СТАЛ. И РЯДОМ СТАВИТЬ НЕ СТАЛИ. А Я ВОТ НЕ ЗНАЮ, И НИКОЛАЙ НЕ ЗНАЕТ, СКОЛЬКО ТАМ ЭТИ ВЗДЫМЩИКИ ПРОБЫЛИ ДО ТОГО, КАК МЕДВЕДЬ-ТО... НАВЕРНОЕ, ДОЛГО. НУ, НЕ ЗНАЮ... А ВЕДЬ КАК ПРОСТО ТАК ЗАБРАСЫВАТЬ УЧАСТОК, СТОЛЬКО ТРУДА ВЛОЖЕНО. К КАЖДОМУ ДЕРЕВУ ПОДОЙДИ, УЧАСТОК ОБОЙДИ. И ЗАБРОСИЛИ. КОНЕЧНО, МОЖЕТ, ЭТО ПОТОМУ ЧТО СОВЕТСКИЙ СОЮЗ РАСПАЛСЯ К ТОМУ МОМЕНТУ, ОРГАНИЗАЦИЮ С БАЛАНСА СНЯЛИ, ВОТ И НЕ НУЖНО СТАЛО. НЕРЕНТАБЕЛЬНО. СЕЙЧАС УЖЕ В ТАКИХ МАСШТАБАХ ПРОМЫШЛЕННЫХ ВРОДЕ И НЕ ДОБЫВАЮТ ЖИВИЦУ. МНОГО ИХ ОСТАЛОСЬ ПО УЧАСТКАМ РАСКИДАНО, ИЗБУШЕК ВЗДЫМЩИКОВ. ОХОТНИКИ ПОЛЬЗУЮТСЯ И ТАМ ДАЖЕ ОРИЕНТИРЫ НА КАРТЕ СТАВЯТ, МОЛ, ЗДЕСЬ ГЛУХАРЕЙ МНОГО, ЗДЕСЬ МАРАЛ ХОДИТ. ЗДЕСЬ БЕРЕГИСЬ, ЧАСТО МЕДВЕДЬ ШАСТАЕТ. НЕ ЗНАЮ, ЧЕМ ЕМУ ЭТИ ВЗДЫМЩИКИ ТАК ДОСАДИЛИ. ИЛИ ЧЕМ ПРИВЛЕКЛИ. МЕДВЕДЯ, КОНЕЧНО. НЕ ЛЕШЕГО... ДВОЕ ИХ БЫЛО, КАК НАС... ТИХО! А, НЕТ, ПРОСТО ВЕТЕР. ТЫ ЧЕГО ПОБЛЕДНЕЛ-ТО? ЗНАЕШЬ, НАМ ДВЕРЬ В ИЗБУШКЕ НАДО ПЕРЕВЕСИТЬ. НЕПРАВИЛЬНО ВИСИТ. УТРОМ ПЕРЕВЕСИМ. НУ ЕГО. ТЫ ТОПОР-ТО НА ПОРОГЕ ПОЛОЖИ, КСТАТИ. — Это что-то типа подкастов, что ли? Мама первой прервала молчание, нарушаемое только тиканьем так и не найденных часов. — Наверное, — откликнулась я. — Такие вот странные подкасты. — Мне кажется, пугающие. Я раньше не задумывалась, что медведи такие жуткие. — Реально... — А нам нравится, — перебила меня Леся. — И каши пшенной я бы поела, — совсем тихо добавила она, так что даже мама не расслышала. А мама тем временем продолжала выяснять: — Вы пробовали искать что-то другое, повеселее? Хотя бы новости, погоду там. Я с готовностью принялась крутить настройки радиоприемника. Белый шум, белый шум, белый шум... ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Внезапно вынырнул мужской голос, вроде бы знакомый. Какой-то актер или диктор на телевидении вроде бы. ИЗ РАДИОПРИЕМНИКА ...НАШ МИР — НАСТОЯЩИЙ. ГДЕ ВАМПИР — ЭТО ВСЕГДА ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ ГНИЮЩИЙ МЕРТВЕЦ, НАПОЛНЕННЫЙ, КАК БУРДЮК, ТРУПНОЙ КРОВЬЮ. ГДЕ ЛЕШИЙ — НЕ ДРУЖЕЛЮБНАЯ ШИШКА, А ЛЕСНАЯ ТВАРЬ, ЛИШАЮЩАЯ РАЗУМА, СЖИГАЮЩАЯ ИЗНУТРИ ЛЮБОГО, С КЕМ СТОЛКНЕТСЯ. ОН ЗАЖИВО ОСВЕЖУЕТ ТЕБЯ И ЗАКИНЕТ НА ВЕРХУШКУ ДЕРЕВА, ГДЕ ТЕБЯ НИКТО НЕ НАЙДЕТ, КРОМЕ ХИЩНЫХ ПТИЦ. ГДЕ ПРИВЕТЛИВЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ, КОТОРЫЙ ПОМОГАЕТ ТЕБЕ, В КОНЦЕ ОТОРВЕТ ТВОЮ ГОЛОВУ И НАСАДИТ НА ЖЕРДЬ ЧАСТОКОЛА. ГДЕ ТВОЙ ВЫБОР — СПАСТИ СЕБЯ ИЛИ ПОЖЕРТВОВАТЬ СОБОЙ РАДИ ДРУГИХ — НИКОГДА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЕДИНСТВЕННО ВЕРНЫМ. ВОТ НАШ РЕАЛЬНЫЙ, НАСТОЯЩИЙ МИР. ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ — СКАЗОЧКИ ДЛЯ ПРОСТАЧКОВ. КОГДА ТЫ ВСТРЕЧАЕШЬСЯ С НИМИ, ТО ПОЧТИ НИКОГДА НЕ ПОДОЗРЕВАЕШЬ О ТОМ, С ЧЕМ СТОЛКНУЛСЯ. ЭТО БУДЕТ КАКОЙ-НИБУДЬ ЗНАКОМЫЙ ОБРАЗ ИЗ ТВОЕЙ ГОЛОВЫ, ТО, ЧТО ТЫ ОЖИДАЕШЬ В ДАННОМ МЕСТЕ И В ДАННОЕ ВРЕМЯ УВИДЕТЬ И УСЛЫШАТЬ. НЕЧИСТЬ НИКОГДА НЕ ПРЕДСТАНЕТ ПЕРЕД ТОБОЙ В ТОМ ВИДЕ, В КАКОМ ЕЕ ОПИСЫВАЛИ В ПРОШЛЫЕ ВЕКА. ОНА ВСЕГДА ПРИМЕТ СОВРЕМЕННЫЙ ОБЛИК, КОТОРЫЙ НЕ УДИВИТ И НЕ НАСТОРОЖИТ. ОНА БУДЕТ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ТЕМ ЖЕ, ЧЕМ ОБЫКНОВЕННО ПОЛЬЗУЕШЬСЯ ТЫ, ЧТО ПРИВЫЧНО ОКРУЖАЕТ ТЕБЯ. ТЕЛЕФОН, ТЕЛЕВИЗОР, РАДИО. НЕ БОГАТАЯ ТРОЙКА ЛОШАДЕЙ, А ДОРОГАЯ ИНОМАРКА. НЕ ИЗБУШКА НА КУРЬИХ НОЖКАХ, А ОБЫКНОВЕННАЯ СРЕДНЕСТАТИСТИЧЕСКАЯ ДАЧА. НЕ ДЛИННОБОРОДЫЙ СТАРЕЦ В КОСОВОРОТКЕ И С КОРЗИНОЙ, А ДЯДЬКА В КАМУФЛЯЖЕ И ЗАМУРЗАННОЙ КЕПКЕ КИТАЙСКОГО ПРОИЗВОДСТВА, С ОБЫЧНЫМ РЮКЗАКОМ ЗА ПЛЕЧАМИ. ОНИ ВСЕГДА ВЫГЛЯДЯТ ОБЫДЕННО. ВЕДУТ СЕБЯ СООТВЕТСТВЕННО СИТУАЦИИ, И ТЫ НЕ ЗАМЕТИШЬ ПОДВОХА, КОГДА БУДЕШЬ ОБМАНУТ И ЗАМОРОЧЕН. ТЫ ПОЙМЕШЬ ЭТО УЖЕ ПОТОМ. МНОГО ПОЗЖЕ. ЕСЛИ ВЕРНЕШЬСЯ, КОНЕЧНО. — Это та же самая волна, — безнадежно махнула рукой мама и задумчиво предположила: — Может быть, это что-то типа «Жужжалки»... Мы с Лесей тут же встрепенулись. Мама даже удивилась: — Неужели вы не читали никогда? В интернете? Нет? — Да, мам, хватит, рассказывай давай! — Нет, я удивлена. Вы же все время там торчите, всякими слендерменами интересуетесь... — Я не интересуюсь! — тут же вставила Леся. — Ма-ам, мы интересуемся «Жужжалкой». У тебя. — Ладно. «Жужжалка» — это такая радиостанция, на коротких волнах. Частоту я, конечно, не помню. Она где-то, кажется, с начала тысяча девятьсот восьмидесятых передает в эфир либо жужжание, либо писк, либо гудки. Такие повторяющиеся сигналы. Либо просто слова — бессмысленный набор слов, например, «болото», «скрип», «куколка». Или случайные цифры. По-русски, либо мужским, либо женским голосом. И в любой точке мира на эту частоту можно настроиться и послушать. — И что же это такое? — Ну, одни говорят, что это какая-то шпионская сеть и принадлежит нашим военным. Есть версия, что это так называемая «рука мертвеца». То есть, если по стране будет нанесен ядерный удар, сигнал прекратится. И это станет поводом нанести ответный ядерный удар. И все умрут. Или, наоборот, это единственная рабочая станция на случай, если все другие будут повреждены и разом прекратят вещание. А она продолжит вещать, и по ней можно будет отдать приказ об ответном ядерном ударе. — Жаль, ты не помнишь частоту! Я бы послушала! Если быть честной, то я немножко выпендривалась, изображая храбрость. История про «Жужжалку» тревожная какая-то и почему-то сильно меня напугала. В отличие от местного радио, та радиостанция была известна не только нам троим, и куча народу по всему миру слушала и задавалась вопросами: что это было? Что это есть? А вот Леся, похоже, то ли не до конца понимала, то ли тоже решила показать свою храбрость, потому что поддакнула: — И я бы тоже послушала! Но наша радиостанция интереснее. Тут целые истории, а не просто «куколка- скрип». Ты думаешь, мам, это тоже рука мертвеца? И Леся внезапно застыла с широко распахнутыми глазами, приоткрыв рот от изумления. Я тоже поразилась пронзившей меня догадке. Все эти страшилки... Они же... ни одна хорошо не заканчивается... Рука мертвеца... Настоящего мертвеца! — Нет, Леся, это просто местные пираты. К тому же современные радиостанции не вещают на коротких волнах. Я даже не в курсе, есть ли возможность их слушать на теперешних устройствах. Мамин спокойный, ровный голос быстро привел нас в чувство. Ну конечно, какая чушь! Как вообще руки могут разговаривать? Это тогда не рука мертвеца, а голос мертвеца. Так, постойте... Тьфу, тьфу, не думать, не думать!.. — Мне мама рассказывала... Ну, ваша бабушка, когда в школе училась. Им часто на уроках в красках живописали ужасы ядерной войны. Будто она вот-вот случится. Это действительно было очень страшно: учить, где ближайшее бомбоубежище, что делать, если местность заражена радиацией... А это всего лишь какая-то пиратская радиостанция. — Жабалакинские пираты! — вставила я. — Не знаю, мам. Нам на уроках про такое не говорят. И вообще, истории на этой радиостанции уже случились с кем-то самым обыкновенным. Короче, надо быстрее слушать, пока ее не закрыли! — заволновалась Леся, потом задумалась на секунду и законопослушно завершила мысль: — Послушаем, а потом пожалуемся в полицию. Нельзя занимать радиоволны без разрешения! Мама едва слышно насмешливо хмыкнула, а я горячо поддержала сестру: — Точно, Леся! Сейчас наслушаемся до отвала, а потом сдадим их с потрохами. — Ладно, ладно, блюстительницы порядка и закона. Меня больше интересует, по какому принципу они делают подборку этих историй для эфира. Это же не бессмысленный набор слов. Ведь кто-то все это придумывал и озвучивал. — Больше похоже, что они тупо ходили и брали интервью у всех: «Расскажите про жути в вашей жизни». — Это слишком, Инка. К тому же мне некоторые голоса кажутся знакомыми. Это явно чтецы. Вот слушайте, сейчас просто тишина в эфире. — Да они нас подслушивают! Сейчас мы поговорим, они снова начнут. — Леся подсела ближе к радиоприемнику. — Ну, начинайте, маленькие человечки! — И это слишком... Не успела мама договорить, как тишина в радиоприемнике разорвалась скрипом пододвигаемого стула, и женский голос начал вещание. ИЗ РАДИОПРИЕМНИКА