— Радужная вдова — это лабиринтовая рыбка, она дышит воздухом. Таких рыбок много, целое семейство, они живут в любом домашнем аквариуме. Но Радужная вдова уникальна. И делать вытяжку из ее слизи можно в очень редкие дни. Собственно говоря, всего несколько дней в году. Все остальное время — это страшнейший яд. Хотя и так это довольно сильный наркотик. Всего несколько человек на земле знают время и владеют полностью всей процедурой. — А почему ее так называют? Почему вдова? — А вы не хотите узнать, почему радужная? — Он снова мягко улыбнулся. — Наверное, она очень красивая. — Она действительно хороша. Особенно в тот момент, когда становится вдовой. — Вот как? — Когда самка откладывает икру, она очень слабеет. Но у нее еще остаются силы. Ее окрас неожиданно становится очень ярким, сочным. Чешуйки переливаются всеми цветами радуги. В этот момент она сжирает самца, как только тот заканчивает осеменять икру. И в этот момент она очень хороша. Великолепна. Вот почему — вдова. Видите: за Любовью — неизбежность Смерти. — Неплохо. — Вика в задумчивости посмотрела на этого человека, все еще пытаясь понять, разыгрывают ее или это все правда. Какая-то странная история. Затем она произнесла: — Тогда это уже Черная вдова, так больше подходит. Он весело кивнул: — Название недурно. Но к сожалению, уже занято. — Кем же? — Пауками. К тому же рыбка, и правда, очень красива. — И может долгое время находится без воды? — Слизь помогает ей в этом. Вдова водится в небольших пересыхающих водоемах тропиков. Ее слизь — действительно наркотик. По крайней мере если эту вытяжку ввести человеку, он впадет в длительный наркотический транс. При большой дозе возможна кома. Вопрос в количестве. Слизь вводит Радужную вдову в анабиоз. Летаргический сон. Корочка под палящими лучами засыхает, но внутри этого кокона, во влажной темноте, теплится жизнь. И ждет своего часа. До ближайших сильных дождей. Не правда ли, в этом что-то есть? Вика передернула плечами: — Да уж. Как в фильме «Чужие». Коконы. Он рассмеялся: — Вроде того. — Да еще она сжирает своего… кавалера. Хороша вдова! — Видите, феминистки могли бы сделать ее своей эмблемой. — При чем тут бедная рыбка? Она поступает так согласно своей природе. А за феминисток говорить не берусь. — И здесь вы правы. — Он рассмеялся. — Я слышал, что нечто подобное водится на Карибских островах. Не феминистки — рыбка. И используется в культе вуду. Знаете — зомби? Он скорчил страшную гримасу — зомби… — Знаю. — Вика кивнула и тоже рассмеялась. — Но наверняка об этом ничего сказать не могу. А вот то, что это совершенно лучшее в мире заживляющее, — точно. Невероятно, но факт: татуировка заживает через пару часов. Кстати, вытяжка из слизи Радужной вдовы была известна в Полинезии. В частности, татуировщикам маори. У них эта рыбка считается священной. Знают о ней и японские якудзо, для них нательная живопись — тончайший кастовый ритуал, частично уходящий в мифологию. Как и все в этой удивительной стране, познавшей Смысл Символа. — Как вы это… красиво сказали… — Напротив. Я лишь рассказал о том, что есть. Другое дело, что это на самом деле очень красиво. — Это использовалось в… боях? — Наверное. Тайной владели лишь жрецы. И художники. Хотя в гармоничном мире между ними скорее всего не существовало различий. — Это… — Древние знали многое. Вернее, они знали. А мы — лишь слабые всплески воспоминаний. Татуировка — очень древнее искусство. Кстати, настоящие мастера не пользуются современными машинками. Иглы, бамбуковые палочки… — Я бы… я бы, наверное, сделала себе татуировку, — неожиданно сказала Вика. Он с любопытством посмотрел на нее. Откинул со лба длинные волосы, посеребренные сединой. — К сожалению, я сейчас не делаю татуировок. — Ой, что вы, — вскинулась Вика, — я вовсе не об этом. И потом, — она опустила глаза и смотрела на пепельницу, где уже лежал окурок от ее сигарильос, — я знаю, что вы не делаете татуировки. Я прочитала о вас большую статью. В журнале. Нет, я, наверное, найду здесь художника, вон Леха пьет с ними пиво. Он все еще с любопытством глядел на нее, в уголках его глаз горел лукавый огонек. — Ваш муж — очень симпатичный человек. — Спасибо. — Она улыбнулась и подняла голову. Что-то удивительное и неуловимое появилось в ее чуть влажных глазах. — Это действительно так. Ресницы задрожали, и она снова вполоборота опустила голову, чуть-чуть, совсем незаметно зардевшись. Всего лишь одно мгновение, а потом перед ним опять была веселая и заинтересованная собеседница, но ему почему-то вспомнился прочитанный как-то рассказ русского писателя (страна Толстого, страна Достоевского), который назывался «Легкое дыхание». Бунин, так его вроде бы звали… Он уже слышал кое-что о Вике и ее муже. Необычные ребята. Вика, в кожаных штанах, с обнаженным животом, со смешной банданой на голове, где были изображены средневековые орудия пыток… Вика, похожая на удачливую топ-модель, и ее муж, смахивающий на плейбоя… И он слышал, что эта симпатичная семья управляет одной из крупнейших московских компаний. Прошлым летом на Лазурном берегу он видел тех, кого западная пресса окрестила новыми русскими. В Москве он узнал, что здесь их называют так же и рассказывают про них анекдоты. Он слышал о баснословных покупках и страсти к расточительству. Это не было интересно. На Лазурном берегу прошлым летом он видел новых русских. Они ели много устриц и покупали все, что можно купить у Картье. Они ему не понравились. Еще со времени его молодости осталось свойственное художникам недоверчивое отношение к буржуа, но закомплексованные буржуа — это просто отвратительное зрелище. Эти же ребята казались совсем другими. Нормальными и полными жизни. Очень симпатичная пара, но важно было еще кое-что. И только сейчас он смог для себя это полностью сформулировать. Это было удивительно и так здорово… Несколько мгновений назад, когда она чуть-чуть, совсем незаметно зарделась. Ваш муж — очень симпатичный человек. А потом, подняв голову, взглянула на него… и он вдруг с какой-то неожиданно подступившей радостью понял, что смотрит в глаза совершенно счастливого человека. — И все же, если б вы решили делать татуировку, — проговорил он, — что бы вы выбрали? — Рисунок? — Она раскрыла журнал, чуть полистав его, быстро нашла то, что было надо. — Я бы выбрала вот это. Мне очень нравится. — Ее глаза заблестели от восхищения, словно у ребенка. Затем Вика откинулась на спинку кресла. — Если б, конечно, мне удалось решить вопрос авторских прав, — добавила она, может, слегка смущенно. Это был его рисунок. Очень интересная работа. Он снова рассмеялся. Негромко. — Вы хоть знаете, что это значит? — Прочитала. Здесь такая уйма восторгов. — Она лукаво улыбнулась, затем серьезно произнесла: — Это может сделать только Мастер. И наверное, это что-то вроде талисмана. Если я правильно поняла. Он все еще с улыбкой смотрел на нее. — На том же самом месте? Как видите, это довольно смелое решение. — Ну, на другом — это, наверное, уже будет не то. Он кивнул. Вика поискала глазами мужа, нашла его беседующим с какими-то приятелями у стойки бара. Леха тут же помахал им рукой. — Здесь очень мило, — произнесла Вика. Он все еще молча смотрел на нее. — И очень много сумасшедших, — сказала она, — настоящих сумасшедших, а не тех, кто только притворяется. Теперь он рассмеялся: — Когда я был так же молод, как вы, я тоже считал, что иметь дело стоит лишь с сумасшедшими. — А сейчас? — Сейчас я больше не думаю на подобные темы. Все уже давно решено. — Да, кажется… я понимаю вас. Наверное, до татуировки надо дорасти, если уж… — она замолчала, словно подбирая нужное слово, — если уж не пришел к этому стихийно. Он быстро взглянул на нее — это ощущение заразительной, омывающей его радости не проходило. Он сказал: — Вы все правильно поняли насчет талисмана. Знаете, все же мы с вами чуть-чуть нарушим правила. — В каком смысле? — Я сделаю вам татуировку. Нарушение правил — моя специальность! Точно такую же, — он указал на журнал, — если вы, конечно, готовы. И решать вопрос с авторскими правами не придется. 2. Вика: Время перемен (II) Это было удивительное время. Близнецы росли. Из детской постоянно доносилось их деловитое лопотание, словно они спешили побыстрее рассказать о себе друг дружке и окружающему их миру, и Вика была счастлива так, как никогда в жизни.