И это было очень глупо. Глава 11 Старый знакомый Спалось плохо. В комнатке с пропахшими дрянным табаком стенами, где помещались только матрас, набитый сеном, да пара колченогих стульев, царила духота. Она заставляла дышать чаще и навевала дурные сны. Эти видения не были похожи на мои туманные кошмары, и я легко вырвалась из их липких лап. Какое-то время неподвижно лежала, скользя взглядом по закопченному потолку и успокаивая колотящееся сердце. Шум корчмы стих, но с первого этажа доносились недовольные голоса. Я все же встала с матраса и открыла окно. Дыхание перехватило от ворвавшегося порыва холодного ветра, зато тяжелая муть из головы постепенно стала уходить. Все-таки зря я решила ночевать на постоялом дворе, лучше бы попросилась на ночлег к кому-нибудь в сарай. Там воздух чище, да и соседство какой-нибудь животины вместо напившихся вдрызг батраков было бы куда приятней. Но решение уже было принято, деньги заплачены, и все, что мне оставалось, – дотерпеть до утра и сбежать на ярмарку, а оттуда – в Приречье, без всяких задержек. Я опустила взгляд на двор, изрешеченный длинными тенями забора – их рисовал свет полной луны. Нахмурилась, уловив движение, а через минуту услышала и тихое знакомое ржание – Пирожок пока еще вежливо предупреждал кого-то, чтобы не подходили. Была у моего коня такая глупая черта. Я бы на его месте сразу била копытом в лоб. – Эй! – я наполовину высунулась в окно, плюнув, что на мне только расхристанная из-за духоты рубашка, не спасающая от укусов легкого морозца. – А ну убери руки от моего коня! Шум возни стал громче: конокрад не внял предупреждению и попытался довершить свое темное дельце. Послышался злобный голос, помянувший «дурную скотину», свист плети и визг Пирожка, теперь уже гневный. Я возмущенно вскрикнула и быстро огляделась. Корчма была сделана из толстых бревен, круглые перекаты которых прекрасно могли заменить лестницу. Я спала не разуваясь, и сейчас это сыграло мне на руку. Подхватив шубу, я вылезла в окно и белкой слетела вниз. Ударившись пятками в подмерзшую землю, побежала к конюшне, напевая заговор, призванный спутать зрение недруга. Как и все мои песенки, простая, но очень полезная в хозяйстве вещь, когда надо увести от себя чей-то взгляд или запутать след, по которому идет чересчур настойчивый преследователь. Тонкие нити тумана протянулись из ниоткуда и мгновенно опали на землю влажными полосами. Вымерзнут через пару минут, никто и не заметит. Иногда, очень редко, мою ворожбу сопровождали такие странные явления, но никто объяснить мне их не мог, и я просто привыкла. Дверь в конюшню была открыта, и я застыла в проходе, прожигая взглядом того, кто покусился на моего коня. Злодей повернулся на шум, и лунный луч высветил знакомое лицо. – Анжей? – выдохнула я недоверчиво. Удивление было так велико, что я растеряла всю сосредоточенность и боевой пыл, чем парень и воспользовался. Все же он был далеко не увальнем – я не успела даже вскрикнуть, как Анжей оказался возле меня, одной рукой зажав мне рот, а другой стиснув оба запястья разом. Его запах, в отличие от Совия, вызывал только отвращение. – Я так и знал, что это твой конь, – шепнул Анжей мне на ухо, едва не задев губами кожу. Я попыталась отклониться, но он грубо стиснул мое лицо, впившись пальцами в щеку. – Ишь ты какая! Выскочила в одном исподнем ради своей скотины. Ну и что ты мне сделаешь? Ты в моей власти, ведьма. Нет у тебя при себе никаких ядов, и слова молвить тоже не сможешь, уж я о том позабочусь. Я цапнула Анжея за ладонь, но он лишь скривился. – Я уберу руку, если пообещаешь не кричать. Хотя… ты ведь все равно будешь, правда? Так что сделаем по-другому. Парень и правда опустил ладонь, но лишь затем, чтобы, коротко размахнувшись, ударить меня прямиком в солнечное сплетение. Перед глазами вспыхнули огненные пятна. Я ослепла и оглохла, пытаясь справиться с разлившейся по телу болью. Хотела вдохнуть, но на короткий страшный миг словно забыла, как это делается. Анжей бил в полную силу, даже не стараясь сдержаться, и уже за одно только это моя неприязнь к нему мигом обернулась черной ненавистью. Пока я приходила в себя, Анжей скрутил мне руки, на сей раз спереди, толкнул, заставив сделать несколько шагов, и захлестнул веревкой одну из балок. Дернул ее край, вынуждая меня до боли в перекрученных жилах вытянуть руки над головой. Я с трудом сморгнула последние пятна и начала беззвучно выпевать заговор… Хлесткий удар обжег губы. Голова мотнулась в сторону. Облизнувшись, я почувствовала солоноватый привкус крови и порадовалась, что это только лопнувшая кожа, а не выбитый зуб. Анжей взял меня за подбородок, вынуждая смотреть на него. Он стоял в тени, зато я была как на ладони, высвеченная лунным серебром. Я скорее почувствовала, нежели увидела, как он улыбается – довольно, словно хищник, наконец поймавший добычу. – Вести себя поласковее ты со мной не захотела, что ж, будь по-твоему. И не таких кобылиц укрощал. Все вы кнута и кулака боитесь, сразу на все готовы становитесь. Дура ты, Ясмена. Могла бы в шелках ходить. Стали бы с тобой Приречьем управлять, а там и в город покрупнее перебрались. Но ты предпочла мне какого-то вонючего охотника. Что такого в Совии, что вы, бабы, липнете к нему, словно медом намазано? Несмотря на боль в задранных руках и разбитой губе, я рассмеялась. – До чего же ты слабый, Анжей. Не можешь в глаза недругу свои мысли высказать. На девках злость срываешь. Боишься, что Совий сильнее тебя окажется? Так и есть – и ты прекрасно это знаешь, потому и поджимаешь хвост, как щенок, тявкающий на матерых псов. Так только слабаки поступают, которые боятся в открытую на равного себе пойти. – Заткнись! – зарычал он, стискивая кулаки. – Ты сама виновата! Прогнала, шрам оставила и ходишь по деревне, дразнишься, всем видом своим не такая, как обычные девки! Словно не человек ты, и глаз оторвать невозможно! Сама зачаровала и снова сбежать думаешь? Я тебе покажу, какой я трус! Я слишком поздно поняла, что за тени живут в этом молодом мужчине. Не стоило дразнить его, особенно сейчас, когда руки у меня связаны, а сама я в чужом городе без надежды на помощь. Но слова уже были сказаны, и они будто сорвали цепи, которые он сам на себя налагал, чтобы хоть как-то уживаться с людьми. Анжей стиснул мою косу в кулаке, оттянув голову так сильно, что я не удержалась и тихонько застонала от боли. Начал покрывать шею быстрыми, жадными поцелуями, перемежая их с болезненными укусами. За его спиной неистовствовал, вышибая копытами дверь стойла, Пирожок. Анжей схватился за ворот моей рубашки и одним резким движением разорвал ее до живота. Стиснул грудь и на мгновение поднял голову – только чтобы взглянуть на мое искаженное мукой лицо. Улыбнулся – мрачно, безумно, – перенес руку на мою спину и прижался всем телом, давая прочувствовать, как сильно он хочет утвердить надо мной свою власть. Голова кружилась. К горлу подкатывала тошнота. Ноги, словно превратившиеся в кисель от страха, не удержали бы меня сейчас, даже обрежь он веревку. «Вот и прокатилась за сказочками», – тоскливо подумала я, пытаясь хоть как-то отодвинуться, оттолкнуть его, разорвать соприкосновение, от которого мутило до потери сознания. Я ненавидела его – даже не за то, какой он, а за то, какой слабой я сейчас была по его прихоти. Конь бесновался все сильнее, злобно визжа. Послышался треск дерева, но Анжей не обернулся, чтобы проверить, что там происходит. За все то время, что прошло с момента, как я проснулась, ни одна живая душа не явилась на шум. Помощи ждать было неоткуда. Анжей продолжал елозить по мне руками. Его движения стали рваными, быстрыми, словно он боялся чего-то не успеть. Он снова рванул мою рубаху, и ткань распахнулась, открывая его липкому взгляду все тело. Мужчина отстранился на мгновение, осматривая меня с ног до головы. Даже чуть отошел, чтобы не пропустить ни единой черточки беспомощного облика… Короткий глухой удар прозвучал божественной музыкой для моих ушей. Анжей мешком рухнул на землю, и я поняла, что не огорчилась бы, если б оказалось, что он мертв. Мой нежданный спаситель наклонился, коснувшись шеи поверженного насильника двумя пальцами, хмыкнул и бросил холодным глубоким голосом: – Живучий. Незнакомец быстро подошел ко мне, взмахнул рукой, и я чуть не упала от неожиданно нахлынувшей свободы. Едва удержавшись на ногах, я застонала, растирая руки и чувствуя, как разбегается по телу кровь, прокалывая каждую жилку острой иглой. Несмотря на боль, я попыталась стянуть на груди остатки рубахи. Мужчина молча снял черный плащ и набросил мне на плечи тяжелую ткань, хранящую его тепло. Меня начала бить запоздалая дрожь. Говорить было трудно, казалось, все слова разом вылетели из головы. Болели ребра в месте, куда ударил Анжей, болела разбитая губа, болела душа от страха, почему-то не слабеющего, а наоборот, растущего. – Идите в зал, пани, – по-прежнему холодно, но негрубо бросил незнакомец. – Я позабочусь об этом… человеке, а после займусь вами. Я дернула головой в попытке кивнуть, обошла мужчину и бросилась в корчму. Судьба Анжея меня не волновала. После того, что он пытался сделать со мной, я хотела лишь оказаться от него как можно дальше, желательно на другом краю мира. И если спасший меня мужчина собирался перерезать ему глотку, все, что я сделала бы, – попросила его провернуть это тихо. Впрочем, я вообще не хотела ничего никому говорить. Собиралась забрать вещи, заседлать Пирожка и убраться из Бродов как можно быстрее. А еще я поклялась себе, что никогда, никогда больше не буду ходить безоружная. Я быстро переоделась, стянула волосы в тугой пучок, не потрудившись их расчесать, и подошла к лестнице, намереваясь покинуть постоялый двор. Мне думалось, я не задержалась ни на секунду, но незнакомец все же оказался быстрее, что бы он ни сделал с Анжеем. Темноволосый мужчина уже сидел внизу, и сонный корчмарь подобострастно кланялся, выслушивая пожелания ночного гостя. Я замерла на верхней ступеньке, разглядывая своего нежданного спасителя. Он почувствовал мой взгляд и поднял голову. Даже с этого расстояния было видно, что его глаза такого же ярко-зеленого цвета, как мои. Толстая, отчаянно коптящая свеча бросала алые блики на черные волосы, стянутые в хвост. Красивые губы были брезгливо поджаты. На фоне черной, расстегнутой на две пуговицы рубашки тонкой работы его кожа казалась белее моих волос. Мужчина оказался молодым – похоже, ровесник Совия, – но пляшущие тени и темная одежда делали его старше, подчеркивая резкие черты лица. Мужчина шевельнулся, и блик свечи скользнул по знаку – черный круг, объятый языками пламени, – приколотому к рубашке. Внутри меня что-то оборвалось, и голова стала легкой и звеняще-пустой. Даже в страшном сне мне не могло привидеться, что от насильника меня спасет дейвас. Огненосец повел рукой, призывая меня присоединиться к его позднему ужину. Надо ли говорить, что, даже умирай я с голоду, не сделала бы и шагу? Положение спас корчмарь: он резко обернулся, чтобы посмотреть, с кем любезничает чернокафтанник, увидел меня, побледнел и затрясся еще сильнее. Уж не этот ли неопрятный тип поделился с Анжеем сведениями о моем появлении? Не удивлюсь, если так. Они точно нашли бы общий язык. Между тем корчмарь, то и дело вытирая заливавший глаза пот, тихо что-то объяснял, и, судя по его болезненному виду, зеленоглазый явно не меню у него спрашивал. Я на секунду задержала дыхание. Потом перехватила сумку покрепче, вскинула подбородок и спустилась в зал. С решительностью, которой и в помине не было, прошагала к столу дейваса и остановилась, глядя на изучающего меня мужчину сверху вниз. – Я благодарна вам за спасение, пан, но не хочу оставаться ни минуты в таком ужасном месте. Золотым лучом вам дорога, – выпалив это, я неуклюже поклонилась и повернулась к двери, но меня нагнал его красивый глубокий голос, дернув за невидимые ниточки под кожей, словно куклу. Я прикусила губу, но послушно остановилась. – Может, не стоит торопиться, пани? На улицах еще опаснее, чем здесь. Тем более пан Злотек уже понял свою ошибку и клятвенно заверил меня, что впредь будет гораздо тщательнее выбирать, кого пустить в свое заведение, а кому дать от ворот поворот. Не так ли, пан? Злотек закивал так яростно, что я испугалась, не сломает ли он себе шею. – После всего пережитого вам не помешает стакан горячего сбитня. Прошу, составьте мне компанию. Не хочу отпускать вас одну в ночь. Я неслышно скрипнула зубами, но все же опустилась на услужливо пододвинутый корчмарем стул. Не успела я моргнуть, как Злотек исчез, видимо, кинувшись исполнять заказ. Я сидела с прямой спиной, не зная, что говорить, и с трудом преодолевая желание сорваться с места и дернуть прочь испуганным зайцем. Первый раз в жизни я находилась так близко к дейвасу. Между нами была лишь засаленная поверхность стола. Ничтожно мало. Дейвас выглядел уставшим. Он не стремился расспрашивать меня, откинулся на спинку стула и потер виски, чуть морщась. Я втянула носом воздух, маскируя жест под глубокий вдох. Навьями от него не пахло. Возможно, он просто устал после долгой дороги. Поколебавшись, я все же сунула руку в сумку, заслужив удивленный взгляд мужчины, и поставила на стол флакончик темного стекла. – Это малая толика моей благодарности, пан. Настойка от головной боли. – Меня зовут Марий Болотник, пани. Вы знахарка? Захотелось произнести его имя вслух, покатать на языке, пробуя на вкус. Но я лишь нервно провела рукой по волосам и потупила взгляд. – Травница. С детства вожусь с растениями. Впрочем, я не настаиваю. Я была утром на ярмарке. Если боль не пройдет, обратитесь к торговцу с синим лотком, украшенным рунами дождя, – его травы самые свежие. – Надо же, я давно знаю хозяина этого лотка. И его снадобья действительно заслуживают доверия. Что ж, сегодняшняя ночь и без того слишком странная, так что это будет достойное завершение, вне зависимости от результата. Дейвас взял бутылочку, плеснул ее содержимое в кружку – нюх сообщил, что вопреки моим ожиданиям там была всего лишь вода, – и выпил на едином духу. Мы помолчали: я – нервно елозя по отполированному задами посетителей стулу, он – прислушиваясь к ощущениям. Постепенно морщинка между его бровей разгладилась, и мужчина прикрыл глаза, задышав глубже. Я мысленно уговаривала себя не жалеть, что вместо лекарства не подсунула ему яд. Этот дейвас меня спас. И чувствовать благодарность – правильно. – Вижу, вы и впрямь знаете свое дело. Пожалуй, я был слишком мягок с вашим обидчиком: поднимать руку на хороших знахарей – это тяжелейшее преступление. Я сглотнула ставшую вдруг горькой слюну, воспоминания нахлынули, еще слишком яркие, и страх снова сковал тело. – Я… я очень благодарна, что вы не прошли мимо, пан. Но я на самом деле хотела бы покинуть это место. Я не привыкла к большим городам. – Позвольте, я хотя бы провожу вас, – дейвас начал подниматься, но я отчаянно замотала головой, соображая, как же мне от него отделаться. Не придумав ничего умнее, сказала: – Вы явно устали, а я сегодня не усну. Любое мое решение будет слишком жестоко для нас обоих. Я очень испугалась. Но ведь вы ночуете здесь, пан? – Полагаю, другого места я в такое время не найду, – усмехнулся дейвас, и улыбка преобразила его лицо, сделав чуть менее надменным. – Тогда я тоже останусь. Под вашей защитой и впрямь будет спокойней. Чернокафтанник кивнул, принимая мое решение. Подоспел Злотек с ароматно пахнущими горшочками и принялся накрывать стол перед огненосцем, а я, воспользовавшись передышкой, поспешила откланяться. Дейвас собирался спросить меня еще о чем-то, но я скорчила несчастное лицо, и он нехотя смолчал. Я чувствовала его цепкий взгляд все время, что поднималась по опостылевшей лестнице. Вернувшись в свою комнату, прождала не меньше часа, но все же услышала, как Злотек ведет дейваса в его комнату. С того момента пришлось прождать еще немало времени, но в конце концов все звуки стихли. Я бесшумно распахнула окно и выбралась тем же способом, что и ночью. Восток начал розоветь, но все еще спали, и я без труда отвязала успевшего задремать Пирожка. Когда я открывала ворота, ведя коня в поводу, то не сдержалась и обернулась. Он стоял у открытого окна, неотрывно глядя на меня. Дейвас скинул рубашку, и рассвет золотил его сухощавое жилистое тело. Похоже, холод его совершенно не тревожил. С такого расстояния я не могла понять, что выражают его глаза. Он не окликнул меня и вообще не издал ни звука, только смотрел. Я прикусила губу, поправила капюшон и дернула Пирожка за поводья. Каждую секунду я ожидала, что дейвас поднимет тревогу, закричит: «Хватай лау-мово отродье!», но предрассветная тишина так и осталась непотревоженной. Я все же завернула на ярмарку, где торговцы еще только раскладывали товар, быстро купила самое необходимое, чтобы эта ужасная поездка не оказалась совсем уж провальной, вскочила в седло и была такова. За спиной оседали клочья тумана, мешаясь с обычным, вполне естественным. Стражники зевнули, не обратив на меня ни малейшего внимания. Копыта Пирожка выбивали снежные вихри из дороги, и в такт его движениям я умоляла всех богов сделать так, чтобы все произошедшее скорее позабылось. Но, как обычно, боги меня не услышали. * * * Я никому не рассказала о том, что произошло в городе. Анжей пропал. Его родители хоть и беспокоились, что от сына давно нет вестей, но выглядели не слишком опечаленными. Может, он состряпал какую-нибудь лживую историю, уезжая из дома. Я наблюдала за стариками со стороны и не могла понять, почему они не разглядели тени, живущие в их сыне. Но чужая душа – потемки. И я постаралась забыть как можно быстрее о боли и липком ужасе беспомощности, которые испытала по вине черноволосого парня. Природа медленно просыпалась от зимнего сна, и вместе с нею пробуждались навьи твари. Пока еще они были вялыми и ленивыми, словно змеи, греющиеся на солнце, и я по-прежнему чаще лечила обычные человеческие болезни да разбитые носы.