В тот день, когда все изменилось, я как раз уходила от очередного мальчишки, слегшего с горячкой. Весенний лед коварен, но слушать предостережения в юном возрасте мало кто умеет. Вот и он не удержался, сунулся на реку, а подтаявшая корка возьми да проломись. Хорошо, приятели помогли, вытянули на берег. Я неспешно шла домой, когда меня догнала Калина, местная портниха. Пряча глаза, сунула в руки корзину с глухо звякавшими глиняными горшочками. Шепнула на ухо: «Это тебе к чаю, побаловаться», – обняла быстро, но крепко, и убежала прочь. Тихая улыбка упрямо не желала покидать мое лицо. Дочь Калины была подругой Аники и тоже не любила меня. Когда у старшей дочери головы случалось плохое настроение и она начинала перегавкиваться со мной, припоминая все мои грехи, истинные и вымышленные, подружка всегда ей подпевала. Сама Калина относилась ко мне неплохо, а когда ее дочка слегла с краснухой, сразу прибежала с просьбой помочь. Оплату едой я не брала, но многие прознали про мою страсть к сладостям и подсовывали то пряник, то свежую булочку, то, как вот Калина, вкуснейшее варенье, пахнущее летом и лугом. Покрепче сжав гостинец, я продолжила путь, предвкушая, как сейчас приду, заварю чаю и отрежу ломоть свежего хлеба… Мимо с гиканьем проносились ребятишки, расплескивая жидкую весеннюю грязь. Сады неспешно окутывались зеленой пеной набухающих почек. Птицы в лесу пели и днем и ночью, соскучившись по благодарным слушателям за то время, что они провели в Прави. Я вдохнула полной грудью и прикрыла глаза, чувствуя, как веселое солнце щиплет отвыкшие за зиму белые щеки. По утрам я часто уходила в лес и бродила там между просыпающихся деревьев, приветливо опускающих ко мне свои ветки. Река должна была вскрыться на днях, и лед стремительно таял, выпуская встряхивающую темными волнами-волосами красавицу на свободу. Мир оживал, и только Серая Чаща по ту сторону Черницы все так же молчаливо стерегла свои тайны, сверкая белыми курганами снега промеж сизых стволов. Моей любимой порой была осень. Но весна обладала своим неоспоримым очарованием и из года в год брала в плен мое сердце, на три месяца вытесняя из него свою рыжую сестру. Казалось, этот прекрасный день ничто не могло испортить. На полпути меня нагнала Марьяна и взяла под локоток, распевая на разные лады о новых нарядах, лентах и субботней поездке в Броды на ярмарку. Она звала и меня, но после злосчастных зимних вечорок и столкновения с Анжеем я наотрез отказывалась от каких бы то ни было вылазок в люди. Поэтому подруге были вручены длинный список необходимых мелочей и баночка Калининого варенья в качестве небольшого подкупа. Так мы и шли, болтая ни о чем, когда вдруг сильные пальцы схватили меня выше локтя. Я дернулась возмущенно и уже собралась было послать наглеца куда подальше, но поперхнулась и замолчала, увидев ореховые глаза Совия. Его губы были сжаты в полоску, под кожей ходили желваки. Парень выглядел недовольным. – Ну-ка, девицы, давайте ускорим шаг, – он потянул меня за собой, но я заартачилась и уперлась каблуками в грязь. – Руку отпусти! Я тебе не коза на веревочке, чтоб водить меня куда вздумается. – Пойдем, говорю. Это в твоих интересах, ведьмочка. – Ясмена, может, стоит его послушать? – протянула Марьяна, удивленно разглядывая Совия. Я тоже впервые видела охотника таким взбудораженным, но подчиняться командирским замашкам, не получив объяснения, не собиралась. Лис раздраженно вздохнул и взлохматил рыжую гриву. Только сейчас я разглядела его толком. Сын кузнеца был одет для ночевки в лесу, на поясе висели два охотничьих ножа, на плече – композитный лук[16]. Одежда была помята, в следах земли и каких-то бурых пятнах. Пахло от Совия дымом костра и, едва уловимо, потом. Весь его вид говорил, что Лис недавно вернулся с охоты. – Послушай, Ясмена, – его голос звучал тихо и низко, и я невольно вздрогнула. – Пожалуйста, давай поспешим. Я доведу тебя до дома, ты посидишь там пару дней, не высовывая носа дальше двора, а потом, когда я скажу, что все в порядке, ты сможешь спросить меня о чем захочешь. У ворот раздались крики, свистнула плеть. Я не успела ответить Совию и повернулась, приложив руку козырьком к глазам. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как в Приречье въезжает угольно-черный конь, сверкающий вычесанной волосок к волоску шкурой. В нем не было ни единого светлого пятнышка, а каждый шаг тонких ног плел изящный танец. За такого скакуна и сам князь не поскупился бы дать золота по весу, а то и приплатить. Но верхом сидел не князь. А кое-кто гораздо хуже. – Дейвас, – едва слышно шевельнула я побелевшими губами. Тот самый огненосец, что спас меня от Анжея, склонил голову, приветствуя вышедшего ему навстречу Артемия. Молодой мужчина сидел в седле как влитой, удерживая поводья одной рукой. Я настолько опешила, что не сразу увидела второго черного коня – более приземистого и крепкого, чем изящный скакун зеленоглазого служителя. Краснолицый человек вцепился в луку седла обеими руками и шептал что-то себе под нос. Ругался? Молился? Как бы то ни было, верхом он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Страх, написанный на круглом добродушном лице, выглядел так забавно, что я рассмеялась бы, не сверкай у него на груди такой же значок, что и у первого всадника. Я не знала, что привело в маленькую деревню, о которой толком и не слыхал никто, сразу двух огненных колдунов. Но внутри крепла убежденность, что они явились за мной. Совий наконец отпустил мою руку и хмуро выпрямился. Мой старый знакомый спрыгнул в грязь и бросил поводья Артемию. Осмотрелся по-хозяйски, и его взгляд задержался на мне. Я стояла, не в силах опустить глаза, ругая себя, что сняла капюшон – надо же, солнцу радовалась, дура! – и мои белые волосы теперь сверкали под солнечными лучами, притягивая взгляды даже тех, кому, в общем-то, было все равно. Я жалко заморгала, стравливая выступившие от холодного ветра слезы, но готова была поклясться, что дейвас улыбнулся. И в улыбке этой было голодное предвкушение охотника. – Навья отрыжка… – вполголоса выругался Совий. Лучше сказать я бы не смогла. Глава 12 Идущие по следу Зеленоглазый дейвас ни единым жестом не дал понять, что узнал меня, соляным столбом замершую возле Совия и Марьяны. На мгновение показалось, что его кривая ухмылка мне пригрезилась с перепугу. Его товарищ кое-как сполз с коня и теперь с радостной улыбкой рассказывал что-то Артемию. Тот в ответ лишь кивал, иногда вставляя пару слов, но лицо его выглядело недоуменным. Второй огненосец совсем не походил на моего знакомца. Он был низенький и пухлый, как будто вместо упражнений с оружием предпочитал жаркие битвы со сладостями, но огненный круг нельзя получить иначе как после испытания силы. Значит, невзирая на безобидный облик, этот мягкотелый человек тоже таил в себе угрозу. Наконец дейвасы и голова о чем-то договорились. Зеленоглазый небрежно кивнул склонившемуся в глубоком поклоне Артемию, и оба чернокафтанника направились за головой, указывающим дорогу. А я вдруг вспомнила: дейвас же раскрыл мне свое имя. Марий Болотник, так его звали. Вслед за воспоминанием накатил усилившийся страх, да такой сильный, что тело позабыло, как дышать. Горло сдавило, и я почему-то схватилась за него рукой вместо того, чтобы просто сделать вдох. Марьяна мягко разжала стиснутые пальцы и взяла мое лицо в ладони. В ее синих глазах я увидела свое отражение: заострившиеся черты, широко распахнутые глаза, в которых плещется животный ужас, трясущиеся губы… Зрелище было настолько жалким, что я влепила себе мысленную пощечину и встряхнулась. – Мне нужно бежать, – я круто развернулась и помчалась к своей избушке, уже прикидывая, что взять из вещей, чтобы уйти налегке. Одуванчика отдам Марьяне, она о нем позаботится. Ключ от конюшни Пирожка Бур сделал мне еще зимой. Пока черные служители устраиваются на ночлег, я выведу коня и… – Ясмена! Остановись, Сауле ради! Ты хоть понимаешь, дурная голова, что уже поздно бежать? Они тебя видели! Один точно, а может, и оба! – Марьяна изловчилась и ухватила меня за воротник с такой силой, что я чуть не упала назад. Совий встал рядом с девушкой и хмуро кивнул. – Надо было слушать, когда я говорил тебе идти со мной. – Катись ты в Навь! – огрызнулась я, чувствуя, как снова начинают трястись колени. – Не тебя же повезут на костер в Черную Школу! – Никто никуда тебя не повезет, – Совий сжал мои плечи и слегка встряхнул. – Но если ты сбежишь сейчас, когда дейвас тебя уже увидел, то подтвердишь, что виновата! – В чем?! – Да какая разница в чем! Своим побегом ты дашь повод обвинить себя во всех грехах, какие они сумеют припомнить! Огненосцам даже не нужно будет раскрывать людям, что ты рагана, придумают причину попроще, и все им сойдет с рук! Совий почти рычал, и я невольно засмотрелась на злого как блазень парня. Таким я его еще не видела, и зрелище ярящегося, сверкающего зазолотившимися глазами Лиса оказалось… завораживающим. Ой, богиня, о чем я думаю?! Конечно, это же сейчас главное – на мужика полюбоваться! – Мне не привыкать срываться в дорогу, оставляя позади лишь обломки. Лучше так, чем распрощаться с жизнью из-за навьих законов, по которым нас надо убивать, но если мы очень нужны, то, так и быть, нам дозволят пожить еще немного. Уйди с дороги, Лис! Я ухожу. Вдруг знакомый голос скользнул по коже так мягко, что каждый волосок на теле встал дыбом. Я знала его, вот только сейчас в нем не было ни усталости, ни даже намека на сочувствие. – И куда же так торопится ваша юная знахарка? А я только собрался познакомиться, особенно после хвалебных речей пана Артемия. Впрочем, возможно, где-то мается новый пациент, а запас нужных снадобий подошел к концу? Что ж, в таком случае задерживать пани было бы преступлением. Разве можно ощутить звук? Покрыться мурашками от его низкого глубокого звучания? Замереть испуганным зайцем, понимая, что все шансы сбежать упущены, потому что ты уже в плену и, самое страшное, – не желаешь избавляться от пут? Можно, если с тобой говорит дейвас. Я прикрыла глаза и глубоко вздохнула, понимая, что безнадежно опоздала. Везде. И навсегда. Совий медленно повернулся, продолжая загораживать меня, но это было бесполезно. Марий Болотник стоял на расстоянии двух шагов от нас и выглядел так, словно собрался на совет в Черную Школу, иначе зовущуюся Домом Дейва, по имени первого носителя огненной искры. Кафтан служителя был небрежно расстегнут у горла, из-под меха чернобурки выглядывал краешек темно-зеленой рубашки. Густые черные волосы были стянуты в хвост и отливали багрянцем на свету. Точеные губы сейчас изгибались в безмятежной улыбке, и судя по тому, как Марьяна рядом со мной вдохнула чуть глубже, она тоже невольно задумалась, что чувствуешь, когда эти губы целуют тебя под покровом ночи. Я смотрела на его лицо, скользя взглядом по твердому подбородку, бьющемуся на шее живчику, завиткам темных волос, прилипших к вспотевшей коже… Смотрела куда угодно, лишь бы не встречаться с ним глазами. Будто, если этого не случится, я останусь не до конца видна ему, а значит, он не сможет до меня дотянуться. Я казалась себе жалкой в своем самообмане, но желание жить было сильнее меня. – Взгляните на меня, пани, – позвал Болотник глубоким голосом. Я замотала головой и шагнула назад. Совий замер, стиснув кулаки. Марьяна кусала костяшки пальцев, ее взгляд метался между мной и дейвасом, словно она не могла определиться, куда ей бежать – как можно дальше от меня или, наоборот, на мою защиту. Уже одно то, что она сомневалась, наполнило меня храбростью. Я всю жизнь воспринимала чернокафтанников хищниками, идущими по моему следу. Марьяна же была дочкой головы, чистокровным человеком, верной слугой князя. Ей нечего было опасаться. И все же она боялась – за меня. Я медленно, словно каждая жила вдруг окаменела и сопротивлялась движению, подняла взгляд. Мне бы испугаться, поклониться, приветствовать дейваса как положено, но все мысли вытеснила только одна. Его глаза такие же зеленые, как мои. – Славная девушка, – Болотник шагнул вперед и медленно накрутил на палец прядку моих волос. – Такая необычная масть. Повезло вам, приреченцам. Заполучили одаренную знахарку, еще и с приятной внешностью. Мне даже интересно: что за нить сплели Пряхи, чтобы привести вас сюда, пани? – Меня позвали заменить умершую знахарку, – едва слышно выдавила я. – Людям нужна была помощь. – Еще и добрая, – дейвас выпустил мои волосы и отступил. Окинул насмешливым взглядом Совия, небрежно кивнул Марьяне и развернулся к настороженно замершему Артемию, ожидавшему неподалеку. Рядом с ним нетерпеливо переминался с ноги на ногу второй огненосец. Болотник удалялся неторопливой походкой, а я думала только о том, что его лакированные сапоги все же пострадали от грязи оттаявших луж. Потому что думать о чем-то ином – значило признаться себе, что его голос словно погладил меня изнутри. Там, где не должен касаться никто. Слишком близко. Слишком жарко. Слишком страшно. Когда мы говорили с ним в корчме, меня поразило, каким живым и обычным он тогда выглядел. Красивый уставший мужчина, пришедший на помощь одинокой девушке, в котором не угадывалось и тени его могучей силы. Сейчас же я едва могла дышать: меня словно придавило к земле исходящим от него тяжелым жаром. Едва дейвас ушел, как страх словно вынул из меня все кости, и я бы села прямо в лужу, если б не подхватившие меня с боков Марьяна и Совий. Мы втроем поспешили убраться прочь, и друзья потащили меня домой. Оказавшись в знакомых стенах, я заперла все крючки и щеколды, создавая иллюзию хоть какой-то защиты. Совий упал на стул возле окна и запустил руки в волосы, тут же вставшие дыбом. Я сжимала и разжимала кулаки, пытаясь успокоиться и начать мыслить разумно, но ничего не получалось. Вдруг я зацепилась взглядом за охотника. Его вид был привычен, и я поняла, что сердце начинает колотиться не так суматошно, когда я просто смотрю, как Лис превращает свои волосы в воронье гнездо. В иное время я бы постеснялась пялиться так неотрывно. Сейчас же мне было все равно, что подумает он сам или Марьяна. Я просто хотела дышать. Марьяна, оттаяв от первого впечатления, толкнула меня на другой стул и принялась разноцветным вихрем носиться по дому, быстро собирая на стол чашки, заварку и чайник на кованой подставке. Распахнула дверцы шкафчика и вытащила оттуда мои запасы варенья, испеченные вчера крендельки и завернутый в платок горшок с гречневой кашей, сваренной утром на завтрак. – Сначала еда, потом все разговоры! – подруга строго взмахнула ложкой. Не знаю почему, но я вдруг ощутила, что страх отступает, а взамен просыпается жуткий голод. Потому спорить не стала и быстренько взяла в плен корзинку с крендельками. * * * Я едва успокоилась и как раз допивала чай, когда в дверь нервно забарабанили, выкрикивая мое имя. Помянув навий, побежала открывать. – Кого там нелегкая принесла? Ух, налечу так, что мало не покажется! Бледный мальчишка уставился на меня испуганными глазами, забыв опустить руку. Я устыдилась и извинилась, он неуверенно кивнул и тут же вспомнил, зачем его послали: – Пан Артемий вызывает вас к себе. Говорит, бегом, даже не так – БЕГОМ!! И чтоб никаких проволочек, – парень старательно изобразил грозный голос Артемия, даже щеки надул и выгнул грудь колесом, чтобы прозвучало более грозно. – У него в доме поселились дейвасы, – Совий уже стоял за моей спиной, и я, как всегда, вздрогнула от неожиданности. Страх, с которым я только-только сумела совладать, снова поднял голову.