– А ведь точно. Тридцатого числа, в четверг. Надо же, я и сам забыл, спасибо, что напомнили. – С мужчинами это бывает нередко. Я хотела бы посоветоваться с вами, что ей на праздник подарить. Вы же лучше всех знаете вкус жены. Ревко едва не поперхнулся. Ева сделала яд, чтобы убить Риту, а та думает, что ей на день рождения подарить. – Я не знаю, Рита. Сам теперь буду голову ломать. – Скажите, у нее золотые серьги с камушками есть? – Просто золотые, небольшие. На нашу зарплату особо не купишь. Они у нее одни. – Без камней? – Камней? Вы имеете в виду изумруды и тому подобное? – Можно изумруд или что-нибудь подороже. – У Екатерины сережек с камнями нет. – Вот и хорошо. – А что же купить мне? – Хотите, я возьму в обкомовском магазине настоящие французские духи? – Дорогие? – Там разные есть. Но если что, я одолжу вам денег. – Буду признателен. – Вот и решили вопрос. Я уберу посуду, помою и за работу примусь. – Да, конечно, спасибо большое, Рита. – Да не за что, Ефим Макарович! – Женщина вышла. Выждав с полчаса, Ревко прошел в туалет, бросил в унитаз ампулу и пробку, слил воду, вздохнул с облегчением. «Ну вот, теперь назад ходу нет, значит, и думать об этом нечего», – заявил он самому себе. В 12.57 Ревко зашел в парк, увидел Губарова, сидевшего на дальней скамейке, но сразу к нему не двинулся. Сперва он заглянул в забегаловку, где обычные мужики пили пиво, не брезговали и «ершом». Ревко купил пачку сигарет, вышел, огляделся, убедился в том, что никто за ним не смотрит, только потом пошел по аллее и присел рядом с Губаровым. – Здравствуйте, господин унтер-фельдфебель Степан Кучер. Губаров испуганно огляделся: – Вы что? Зачем так? – Затем, чтобы разговор пустым не вышел. Не забыл еще, как в сорок первом году дезертировал из Красной армии, попал в лагерь для военнопленных? Как я вытащил тебя оттуда и отправил начальником полиции сначала на Западную Украину, потом в Белоруссию? – Нет, – хмуро ответил Губаров-Кучер. – А деревню Гавриловку помнишь? Шофер из Баранино скривился: – Я все помню. Ревко-Линге усмехнулся: – Да, погуляли вы там знатно, даже унтерштурмфюрер, руководивший карательной операцией, ужаснулся той жестокости. Всех девочек, девушек, женщин перед тем, как загнать в амбар, изнасиловали. – Я не намерен отвечать на эти вопросы. Ревко изобразил удивление: – Почему? Мне-то как раз можешь ответить. Органам безопасности не стоит. Впрочем, если они зацепятся, то вытащат все, что ты знаешь, а на тебе, Кучер, ой как много крови. – Вы вызвали меня сюда, чтобы напомнить прошлое? – Ты не ответил на вопросы. – Насчет баб? Я никого не насиловал. – Зачем врать, Степан? Может, ты не заметил, что у унтерштурмфюрера был при себе фотоаппарат? Хубер был увлечен фотографией. Снимки из Гавриловки, как это ни странно, сохранились. Я их смотрел. Одного тогда не мог понять. Зачем ты мальчика лет пяти штыком прибил к воротам амбара? Он сбежал, ты его поймал и так вот убил. – Хватит, господин Линге. – Руки Губарова заметно дрожали. Ревко вновь усмехнулся: – Ладно. Вижу, ты помнишь все. И прекрасно знаешь, что произойдет, если документы, подтверждающие зверские преступления Степана Кучера, попадут в КГБ. Сегодня ты фронтовик, награжденный орденом Отечественной войны, наверняка расписываешь перед пионерами свои подвиги на фронте в качестве сержанта Красной армии. Ладно, как тебе удалось отпроситься? – Зинка, жена, совет дала, будто приступ с язвой у нее, везти в городскую больницу надо. Председатель меня отпустил. – Умная баба, но перейдем к делу. – Ревко рассказал Губарову о том, что в Верховске будет размещено хранилище зарядов биологического оружия. Губаров икнул с перепугу и промямлил: – Это что же получается? У нас под носом будет уйма бомб, ракет, снарядов, способных уничтожить не только райцентр, область, но и страну? – Это оружие предназначено для уничтожения стран НАТО. – Но ведь какая-нибудь чума может просочиться из боеголовок. – Не считай специалистов, занимавшихся созданием и производством этого оружия, глупее себе. Это академики, профессора. Склад в Верховске для Советского Союза не будет представлять никакой угрозы, если… Губаров со страхом посмотрел на бывшего оберштурмфюрера СС, а сейчас сотрудника ЦРУ: – Что «если»? – Если кто-то не подорвет их. – Да кто же пойдет на такое? – Даже за огромные деньги и возможность переезда в США и Канаду, где будет обеспечена беззаботная, богатая жизнь? – Ага, жизнь. Кто же выживет при подрыве этих зарядов? И потом, если власти решили разместить у нас в райцентре такой склад, то уж о безопасности они позаботятся как следует. Кстати, а где собираются ставить этот склад? Ревко задал встречный вопрос: – Ведя свой «Запорожец» в город, ты по какой улице райцентра выезжал на шоссе? – Подождите-подождите. На территории бывшей овощной базы работала техника, я видел там солдат. Так хранилище будет вместо овощной базы? – Догадливый. – А мы-то думали, с чего это базу надо было переносить в другое место? А оно вон что. Так это чуть более километра от нашего села. – Да. А насчет того, что никто не выживет при подрыве, то здесь не так все мрачно, как кажется. Но об этом потом. Сейчас ответь на вопрос. Как себя чувствует Монгол? Губаров удивился и спросил: – А его-то откуда знаете? – Я знаю много из того, что ты давно вычеркнул из памяти или считаешь своим, сугубо личным делом. Ты же после войны какое-то время провел в лагере. – Да, когда проверяли личность по вашим документам. Я же примкнул к войсковой части уже в Польше, якобы бежав из концлагеря. А таких обязательно трясли. Тогда в лагере сидели не только военные, но и уголовники, и политические из штатских. Там я и сошелся с Монголом, взял его под крыло, так сказать. – Он связался с тобой, зная, кем ты являешься на самом деле? Кстати, откуда ему стало известно о твоем прошлом? – Я сам как-то проговорился, ну он и раскрутил. Ему бы в следственных органах работать. Ревко усмехнулся: – Он и был следователем, только не в НКВД, но да это сейчас не важно. Тебе его биографию знать не обязательно, достаточно того, что ее знаем мы. Так как он поживает в своем селе Пригорье? Губаров вздохнул: