Губаров уехал, весьма довольный. Из своего кабинета Ревко позвонил Никифорову. Тот ответил сонным голосом: – Да? – Ты спал, что ли? – Да. Я всегда после обеда сплю. Так делали наши предки. – В восемь вечера жду в парке. – Что, опять куда-то ехать? – Да. – Что-то часто ты стал посылать меня то туда, то сюда. – Ты не хочешь заработать? – Ладно, я не в претензии. В восемь в парке. – Давай! Отключив телефон, Ревко собрался проведать Маргариту. Но она сама зашла к нему и сказала: – Ефим Макарович, позвольте мне уйти с работы. Я за подарками. – Да, конечно. Только денег у меня всего три рубля. Макарова улыбнулась: – Я добавлю. Он отдал ей ту мелочь, что постоянно имел при себе, проводил Макарову до выхода, вернулся, взял лист бумаги, такой же, как и дома, томик Лермонтова и начал составлять шифрограмму для начальства в Москве. Ревко досконально описал Соболеву-Герберу, предпринятые им шаги, попросил уточнить общую задачу. Текст занял полторы страницы. Обычная переписка двух товарищей. Домой Ревко вернулся в 18.30. Супруга встретила его вопросом: – Как все прошло, Клаус? – Маргарита сегодня после обеда отпросилась в обкомовский магазин, подарок тебе ко дню рождения купить. Спрашивала у меня, подойдут ли тебе сережки с камушками. И духи французские. От меня. – Клаус, ты плохо слышишь меня? Дело сделал? – А?! – опомнился агент ЦРУ. – Да, за утренним кофе. Она выпила всю чашку, понесла мыть. – Ампула?… – Выбросил в унитаз. – Ты уверен, что она выпила именно яд? Ревко недоуменно посмотрел на жену. – Ты что хочешь этим сказать? – Не попутал ли ты? А то не Макаров станет вдовцом, а я – вдовой. – Ну и шутки у тебя, Ева. Конечно, я проследил, в какую чашку вылил яд. Маргарита пила кофе как раз из нее. – Расскажи, как все было. – Может, сначала я разденусь? Хотя какой смысл? Мне все равно еще выходить в парк. – Зачем? – На встречу с Никифоровым. Хочу послать его к Герберу с докладом и за уточнением задачи. Военно-строительное подразделение в Верховске уже приступило к работе, а делает оно все быстро, это не гражданское СМУ. Недели через две все будет готово. Накрой стол. Я умоюсь и поужинаю. – Хорошо, но потом расскажешь. – Да, дорогая, расскажу. Боже, как я устал сегодня. – Тебе вдруг стало жалко Маргариту? – Нет, мне жалко, что она не успеет подарить тебе серьги, а я – настоящие французские духи. – Да. – Ева вздохнула. – Это действительно жалко. После ужина Ревко рассказал жене, как отравил Маргариту, встретился с Губаровым, определил задачу ему и его подельникам. О предстоящей встрече с Никифоровым Ева уже знала. Она выслушала мужа и проговорила: – Может быть, ты поторопился с этим Монголом? – Я же говорил, строители начали работу. А что для роты соорудить подземное хранилище? Выкопать котлован недолго. У военных мощные экскаваторы. Потом надо будет вывезти грунт и мусор на свалку, забетонировать все, сделать шахты, проходы, проложить электрические кабели, наверху поставить небольшой цех по производству или проверке промышленных контрольно-измерительных приборов. Это максимум недели три работы. А если в две смены, то не более двух. Завоз зарядов – дело трех-четырех ночей. Днем русские вряд ли станут демонстрировать местным жителям специальную технику. И все. Двери наглухо закроют, шахты, вентиляцию замаскируют, не найдешь, а верхнее здание никому и даром не нужно. – Слушай, а может, Рита будет хранить подарок во дворце культуры? – Ты предлагаешь сразу же после ее смерти забрать его? – Конечно. – Она притворно подняла свои холодные, безжалостные глаза к потолку. – Мне было бы приятно иметь такую дорогую память о ней. Ревко прошел на аллею парка. Пенсионер сидел на лавке и беспокойно озирался по сторонам. Ревко пристроился рядом с ним и спросил: – Ты чего это так нервничаешь? – Да недавно пацаны прошли. Четверо, пьяные. Один из них посмотрел на меня так, словно хотел что-то сказать, но они пошли дальше. Как бы не вернулись. Тут вечерами неспокойно. И куда только милиция смотрит? Вот на проспектах, центральных улицах, у ресторанов, гостиниц их полно. А тут никого. Хоть для порядка патруль бы иногда заезжал. – Боишься, Иван Сергеевич? – А как не бояться? В кармане три рубля. Так и за те ножом пырнут. – Не бойся, я с тобой. – А ты-то чего против стаи сделать сможешь? – Разогнать. Но ведь никого нет. Ушли твои пацаны к девкам в общагу. – Ну, дай-то бог. – Слушай меня. Завтра опять поедешь в Москву к Соболеву. Все как всегда. Встретитесь, передашь ему вот это. – Ревко-Линге отдал пенсионеру конверт. – Дождешься, пока даст ответ. С ним в Переслав, и сразу звонок мне. – Так моя «Победа» скоро загнется. – Купишь «Москвич» новый, денег поди уж на три собрал. – Ты мои деньги не считай. А «Москвич» вместо «Победы» мне и даром не нужен. – Ну, значит, подлатаешь свою ласточку. – Деньги. Ревко передал ему двести рублей десятками. Пенсионер отвернулся, пересчитал их и сказал: – Добро. В шесть утра тронусь. – Буду ждать звонка. Расходимся. – Погоди, Ефим Макарович. Ты это, проводи меня из парка, а то налечу на бандюков малолетних и сгину ни за что.