Комиссар милиции Савушкин сел на место Ревко. Директор дворца культуры и эксперт-криминалист устроились за столом-приставкой. Следователя комиссар отпустил. Решил сам провести допрос. Он взглянул на Ревко и заявил: – Рассказывайте, товарищ директор, что здесь произошло. Ревко в точности рассказал обо всем. Голикова и Горбунов, стоявшие у входа, подтвердили слова директора в части того, чему стали свидетелями. Гардеробщица Симонова подтвердила, что бухгалтер пришла вовремя, здоровая, жизнерадостная, и сразу же, как и обычно, отправилась к директору. – Товарищ Макарова постоянно перед началом рабочего дня заходила к вам? – спросил высокопоставленный сотрудник милиции. – Да, товарищ комиссар третьего ранга. – Это входило в ее служебные обязанности? – Нет, но так уж повелось. Обычно с утра мы пили кофе. Комиссар милиции оживился: – Что за кофе? – Обычный, растворимый. – Где банка, из которой заваривался кофе последний раз? – Да вон, на столике. – А чашки? – Маргарита Аркадьевна приносила их из бухгалтерии. Она же и заваривала кофе. – Сегодня вы тоже его пили? – Нет. Сегодня не успели. Комиссар что-то черкнул в своем блокноте. – Мы забираем банку с кофе и чашки. Кстати, вы можете сказать, где они стоят? – Да, в кабинете Маргариты Аркадьевны. Савушкин кивнул эксперту: – Заберите! – Да, Сергей Николаевич. – И на экспертизу. – Так точно! – После этого осмотрите все в кабинете, в бухгалтерии. Мне нет нужды напоминать вам о служебных обязанностях. – Так точно! – Работайте. – А что делать мне? – спросил Ревко. – А вы вместе с Голиковой, Симоновой и Горбуновым поедете в следственный отдел для дачи показаний. Возле комиссарской «Волги» стоял милицейский «ГАЗ-69». – Вот на «газике» и поедете. Дворец культуры придется закрыть, по крайней мере на сегодня. Он будет опечатан. Дальше посмотрим. Все уяснили, товарищ Ревко? – Да, товарищ комиссар. В управлении Ревко продержали до вечера. Следователь интересовался всем, что происходило в последние дни. Допрос прекратился в восемь вечера, когда стало известно заключение судебно-медицинской экспертизы. Следов насильственной смерти нет, признаки отравления или передозировки какими-либо препаратами отсутствуют, версия суицида исключена. Смерть наступила в результате внезапного обширного инфаркта. Ревко с его подчиненными были отпущены по домам. Начальник управления КГБ в Переславской области еще утром позвонил Давыдову. – Слушаю, – ответил полковник. – Это Лысенко из Переслава. – Доброе утро, Александр Тарасович, признаться, не ожидал. – Я и не планировал, но у нас в городе ЧП. – Что за ЧП? – Умерла жена секретаря обкома партии, Маргарита Аркадьевна Макарова. – Умерла? – удивился Давыдов. – Что с ней произошло? – Версий несколько, но, по утверждениям медиков, скорее всего обширный инфаркт. – Инфаркт у здоровой женщины? – Я тоже удивился. По поводу внезапной смерти гражданки Макаровой дознание взялся вести комиссар Савушкин. Я, конечно, могу забрать у него дело, но не думаю, что оно принесет какие-то интересные для нас результаты. Полковник Давыдов немного подумал и сказал: – Забирать ничего не надо. Достаточно получить заключение судебно-медицинской экспертизы. – Понял, так и сделаю. С этим проблем не возникнет. – Как там секретарь обкома? – Лучше и не спрашивайте, буквально убит горем. Когда я увидел его у трупа жены, то, признаюсь, мелькнула мысль, как бы с самим Макаровым ничего не произошло. На всякий случай я поставил оперативников для контроля над ним. Естественно, скрытно. – Не думаю, что это необходимо, но раз поставили, то пусть будет так. Очень прошу вас, Александр Тарасович, выслать мне заключение судебно-медицинской экспертизы. – Вам-то оно зачем? – Извините, Александр Тарасович, без комментариев. – Хорошо, я распоряжусь на этот счет. – У вас все? – Пока да. – До связи. – До связи. Лысенко положил трубку на рычаги аппарата ведомственной связи, вызвал к себе одного из подчиненных, поставил задачу по экспертизе, после чего связался с комиссаром милиции. Тот неохотно поделился с ним информацией. Впрочем, как таковой ее и не было. Был зафиксирован факт смерти, и ничего более. Вечером заключение о смерти Маргариты Аркадьевны ушло в Москву. А в Переславе же, учитывая праздник, похороны были назначены на понедельник, 4 мая. Макаров настоял на том, чтобы они прошли без особого церемониала, который ей и не был положен. Ревко же решился из переговорного пункта лично позвонить своему шефу Соболеву-Герберу. Он передал ему отчет об устранении потенциальной опасности в лице Маргариты Макаровой. Переговоры велись в кодовом режиме, посему прослушивание, если таковое и применялось, конечно, ничего не дало ни милиции, ни КГБ. Теперь Ревко предстояло работать в сложной обстановке. А у Макарова был человек, способный успокоить его, разделить горе. О том, что Виктория Леонидовна Игнатьева, заведующая отделом центрального универмага, была любовницей секретаря обкома, не знал никто, кроме КГБ и ЦРУ. Но данные ведомства эту информацию не афишировали. Так что и за Макарова не следовало беспокоиться. Он продолжал работу, в этом у Ревко не было никаких сомнений. Первый секретарь обкома предоставил вдовцу отпуск на десять дней. С утра среды 29 апреля, когда в городе произошла трагедия, в обход села Пригорье, на околицу со стороны леса выехал «ГАЗ-69» и встал за городьбой, закрытый от села брошенным сараем. Услышав шум двигателя, во внутренний двор вышел хозяин участка Дамир Алаев. Он обошел сарай и нос к носу столкнулся с Губаровым. – Это ты? – Привет, Монгол! – Тебе того же. Чего наведался? Губаров осмотрелся и спросил: