– Не слышал о таких. – Эх, ну как всегда, – вздыхает енот. Покачав головой, ши?арец скрывается в облаке дыма. – Я есть Грут, – говорит Грут. – Подземный город? – переспрашивает Ракета. – Нет, не стоит туда соваться. Даже если начнется погоня. Надо поскорее найти выход и добраться до космовышки. Мы пробираемся дальше сквозь развалины. Ракета находит покореженный аварийный выход, ведущий в сырой колодец. В бетонную шахту доносятся отдаленные взрывы, крики и прочие звуки, сопровождающие беспредел в его пересмотренном понятии. Почти сразу же мы натыкаемся на прислонившегося к стене ксартианца в одежде торговца. Похоже, он приполз сюда в поисках убежища после того, как на него наступил убегающий медведь. Ракета решает взглянуть, можно ли чем-то помочь бедняге, но быстро понимает, что вмятину от медвежьей лапы нельзя просто взять и забинтовать. – Я… я п-просто собирался р-расслабиться, – бормочет мужчина. – В-выпить, а может, п-поторговать… – Чем ты занимаешься? – спрашивает енот, стремясь хотя бы словами отвлечь умирающего. – Т-торгую з-зунками. Д-думал найти к-клиентов, а в-вот оно как обернулось. Х-хотел прикупить н-немного, с-скажем, ч-чуть больше, чем сорок семь, и ч-чуть меньше, чем сорок девять т-тонн зунков. Г-глупо, правда? – Нет, – отвечает Ракета. – Честно говоря… Но торговец уже мертв. Ракета смотрит на Грута. – Приятель, ты ведь понимаешь, что это? – спрашивает енот. – Я есть Грут. – Точно. Ирония судьбы. Пятнадцать минут мы лезем через колодец к космовышке, соблюдая все меры предосторожности. Воздух по-прежнему задымлен, до нас еще доносится шум и звук сирен. Снаружи слышны характерные сигналы флаеров Корпуса Новы и «скорой помощи». Мы проходим мимо группы людей, которые не обращают на нас никакого внимания. Они лишь хотят убраться подальше от бара, а возможно, и подальше от Ксарта. Ракета пытается открыть люк, ведущий на взлетно-посадочную платформу, но тот заперт из соображений безопасности. Енот извлекает из кармана набор крошечных ультразвуковых отмычек и аккуратно пытается вскрыть замок. В его пугающе человеческих руках отмычки выглядят как хирургические инструменты. Люк открывается, и нам в лицо веет холодный ночной воздух. Взлетно-посадочные платформы крепятся к опоре, возвышающейся над крышей «У Лири». Стоянка разрешена только посетителям бара. Выходя на платформу, мы видим раскинувшийся перед нами ночной город с его мутными неоновыми огнями и яркими окнами небоскребов. Под нами дымится здание бара, на воздушных трассах пробки из-за операции Корпуса Новы – галактической полиции, хранителей правопорядка, элитных офицеров Ксандара. В небе мелькают огоньки – синие, красные, желтые. Кругом шумят моторы. – Вперед, – командует Ракета. – Садимся в наш крылатый транспорт и сматываемся. Он ведет нас к субкомпактному гиперпространственному грузовичку, припаркованному у самого края платформы. Это далеко не самый надежный летательный аппарат, который мне доводилось видеть. Вид у суденышка потрепанный, и нарисованное на носу пламя, как и наклейка «Хочешь развить сверхсветовую скорость? Сигналь!» здесь, по-моему, совсем не к месту. – Простите, – слышится позади голос командира Воинского Братства Друука, – мне кажется, вы забыли мне кое-что отдать. Мы медленно оборачиваемся. – Привет, – говорит Ракета. Рядом с Друуком несколько перепачканных грязью и кровью бойцов. В боевых штанах Воинского Братства зияют свежие дыры Воинского Братства, и заметно, что в последнее время этим ребятам было не до смеха. – Повторяю, вы забыли мне кое-что отдать, – шипит Друук. – Я – собственность Ригельского колониального совета, – начинаю я, но Ракета меня обрывает. Енот сверлит взглядом Друука. – Отдать, говоришь? – переспрашивает он. – Пожалуй, ты прав. В отличие от арены, взлетно-посадочная платформа не защищена блокирующим полем. Ракета выхватывает бластеры и палит из них с невероятной скоростью. Думаю, что в человеческой культуре это называется «ган-фу». Бадуны бросаются в укрытия – по крайней мере, те, кто не падает замертво. Защищенный энергощитом, Друук сыпет проклятиями и отстреливается. Под градом выстрелов Грут открывает люк грузовика и втаскивает меня на борт. Ракета бежит за нами спиной вперед, не прекращая огонь. – На взлет! На взлет! На драный взлет! – орет он. Внутри грузовика темно, тесно и довольно убого. Грут бросает меня на койку, заваленную картонными коробками и недочитанными голо-журналами, а сам забирается в пилотское кресло и запускает двигатель, даже не пристегнувшись. Ракета запрыгивает на борт. Непрогретый двигатель жалобно воет, и грузовик с открытым люком поднимается в воздух. По обшивке стучат выстрелы, летательный аппарат кренится влево, так, что Ракета соскальзывает по палубе и чуть не выпадает из распахнутого люка. – Выше, выше! – кричит он, цепляясь за палубу. – Ровнее и вверх! Грузовичок выравнивается и начинает подъем. С неубранным шасси он покидает платформу, чуть клюнув носом. Бадуны продолжают стрелять вслед. – Я есть Грут! – рычит Грут. Цепляясь за края люка, Ракета высовывает морду наружу и видит, что бадуны грузятся в свой корабль – обтекаемый, хорошо вооруженный штурмовик Воинского Братства. – Вот дрань! – рявкает енот, захлопывая люк. Он вбегает в кабину и вскакивает в кресло рядом с товарищем. – Взлетаем как можно выше! – командует он. – Полный вперед! – Я есть Грут! – Да слышу, слышу! – отвечает Ракета. Я тоже слышу. По радио звучат угрожающие требования. – Пилотам грузовика! Это Корпус Новы! Заглушите двигатель и немедленно приземлитесь! Выход на орбиту запрещен! Нам сигналят. Кругом столько мигалок, что облака светятся. Даже не думая подчиняться, мы продолжаем подъем. Грут включает максимальную субсветовую передачу. Также не обращая внимания на приказы Корпуса Новы, за нами взмывает ввысь штурмовик Воинского Братства. Несколько патрульных кораблей Корпуса с трудом от него уворачиваются. Орудия бадунского корабля, уродливые, словно бородавки на гладком корпусе, нацеливаются на нас. На приборной панели нашего грузовичка включаются предупреждения об опасности: «Мы в зоне поражения нескольких орудий! Мы в зоне поражения нескольких орудий!». Ракета с товарищем переглядываются. – Похоже, другого выхода нет, – говорит он. – Надо добавить тяги, а заодно отвлечь преследователей. – Я есть Грут! – Ясное дело! Ракета нагибается над массивным рычагом, открывающим грузовые люки корабля. Мгновенно став на сорок восемь тонн легче, грузовичок резко набирает скорость. – Потрачено с пользой, – вздыхает енот. Вероятно, это единственный случай в истории, когда штурмовой корабль бадунского Воинского Братства оказывается сбит сорока восемью тоннами практически перезрелых зунков. Столкновение подобно встрече с птичьей стаей – наш груз забивает воздуховоды, закупоривает стволы орудий, выводит из строя радиаторы. Штурмовой корабль Воинского Братства дрожит, кренится, переворачивается и, наконец, эффектно обрушивается вниз, оставляя за собой огненный след и разбрасывая куски поврежденных деталей и обшивки. Ни экстренное торможение, ни борьба со штурвалом, ни яростные приказы уже не могут предотвратить падение судна на пригород Дайвтауна. Удар о землю сопровождается короткой вспышкой света и ударной волной, которой едва не сносит местную ассенизационную станцию. Корабли Корпуса Новы продолжают преследовать наш грузовик, их требования звучат все более негодующе, но Ракета и Грут не остановятся даже перед законом. – Жми! – кричит Ракета. – Я есть Грут! – Да вижу я, что мы еще не вышли из атмосферы! Жми, говорю! Грут хватает огромной узловатой рукой красный рычаг, включающий сверхсветовой двигатель. Из-за того, что корабль переключается на сверхсветовую скорость в тропосфере, в верхних слоях атмосферы тут же начинается буря. Ближайшую неделю Дайвтаун ждут дожди, ураганы, грозы и снегопады. А нас на борту обволакивает благословенная тишина и божественный свет, сопровождающий сверхсветовые переходы. Иллюминаторы ласково сияют морозным серебром, а наши лица озаряет многоцветная приборная панель. Ксарт и его система остались далеко позади. Двигатели легонько урчат, в воздухе пахнет зрелыми зунками. Ракета поворачивается ко мне. – Что ж, пришла пора узнать тебя поближе, – говорит он. – Да, я бы и сам был не прочь узнать себя поближе, – соглашаюсь я. Тяжело вздохнув, енот опускается обратно в кресло.