Он кивает, глаза задумчивые. — Пожалуйста, объясни, что со мной произошло, — умоляю я. — Я не понимаю. Он медлит. Улыбается. — Это тебя мне нужно кое о чем спросить. Но кое-что я объясню. Иногда в тебе больше Кайлы, иногда — Рейн. Это вполне естественно. Твой мозг перестраивается. Со временем Рейн одержит верх, потому что она сильнее. Непрошеное видение встает перед моим мысленным взором: Люси с окровавленными пальцами. И Нико... с кирпичом в руке. Я тихо вскрикиваю и вытягиваю левую руку, гадая. Поворачиваю ее из стороны в сторону. — Так это ты? Ты сделал меня правшой? — Что-что? — Разбил мне пальцы, — нерешительно продолжаю я. — Пальцы Люси. Он отводит глаза в сторону. Явно колеблется. — Ты помнишь, кто была Люси? — Нет. Не совсем, просто несколько бессмысленных обрывков сна. Пожалуйста, Нико, у меня в голове такая мешанина. Что случилось с Люси? — Что случилось с десятилетней мной? Он снова колеблется, раздумывает, потом кивает: — Ну, хорошо. Ты была для меня особенной, Рейн. Но быть на стороне свободы — это всегда риск, что тебя поймают. Я знал, что должен найти способ защитить тебя, если лордеры наложат на тебя свои лапы. — Как? — Разделив твою личность на две половины, чтобы одна смогла выжить, если тебе сотрут память. Рейн была сильнее Люси, она и выжила. По мере того как он говорит, я понимаю, что всегда знала это: я та, которая раздвоилась. Во мне живут двое: Люси с ее детскими воспоминаниями, и Рейн, чья жизнь была с Нико и «Свободным Королевством». Два кусочка пазла наконец сложились воедино. Люси сделали правшой. Она не пошла бы на это добровольно, поэтому Нико заставил ее. Рейн была левшой. А результат стирания памяти зависит от того, какой рукой преимущественно пользуется человек — правой или левой. Доступ в память зависит от доминирующего полушария и связан с тем, правша человек или левша. Но кто я была, когда мне стерли память? — И все равно я не понимаю. Если Рейн была сильнее и верховодила, почему лордеры не стерли ей память как левше? — В том-то и заключается вся прелесть этого. Рейн спряталась внутри, когда тебя поймали — тебя этому учили, — поэтому превалирующей стала та часть тебя, которая являлась Люси. — То есть лордеры полагают, что, когда они стерли мне память в прошлом году, я была правшой. И о Рейн они ничего не знали, поэтому стертой и оказалась лишь часть воспоминаний. — Именно. Люси исчезла. Она была слабой. Но ты, эта особенная Рейн, пережила Зачистку, спрятавшись глубоко внутри, и ждала подходящего момента, чтобы вырваться наружу. — И это, — я кручу на запястье свой «Лево», — больше не работает, потому что я снова Рейн, левша. Он привязан не к тому полушарию моего мозга. — Именно. — Он берет мою левую руку в свою. Нежно целует пальцы. — Прости, что тогда причинил тебе боль. Но я поступил так потому, что это был единственный способ защитить тебя. Итак, Люси исчезла навсегда. Вот почему я не могу вспомнить ничего из ее жизни. Боль потери затопляет меня, заполняет пустоту внутри. Такая большая часть моей жизни уничтожена, забыта. Но другая часть меня все же здесь: Нико спас меня. Если бы не он, от меня прежней не осталось бы ничего, и я никогда бы не узнала, что потеряла. — Спасибо, — шепчу я и задаюсь вопросом: если Рейн сильнее, не означает ли это, что Кайла тоже исчезает? А вместе с ней — и все ее надежды и привязанности? Например, Бен. Я чувствую, как слезы щиплют глаза, и часто-часто моргаю. Не плакать! Только не перед Нико. Не надо! Потом к боли примешивается страх: Нико не любит слабости. Но вместо того чтобы разозлиться, он берет меня за руку. — Что такое? — мягко вопрошает он. Я льну к его руке. Она намного крупнее, сильнее. Он мог бы раздавить мою в один миг. — Бен, — шепчу я. — Расскажи. Мне мало что известно об этом. Что с ним произошло на самом деле? — Он делает ударение на последних словах, словно знает, что официальная версия истории — лишь часть правды. — Это я виновата. Это все из-за меня, — наконец произношу я вслух то, что все это время не давало мне покоя, терзало душу. — Почему? Что ты сделала? Расскажи. — Я срезала его «Лево». И пока я излагаю факты, Нико передвигает свой стул поближе к моему и обнимает теплой рукой за плечи. Память заполоняют образы... Вот Бен в агонии. Вот я убегаю, бросая его на произвол судьбы. И какова она, эта судьба? Что с ним стало? Умер ли он из-за того, что я сделала, или позже? У лордеров? — Что с ним случилось? — спрашиваю я, глазами умоляя дать мне хоть крошечную надежду. — Ты же и сама знаешь ответ на этот вопрос, — говорит Нико. — Знаешь, что лордеры сделают с ним, если он все еще жив. Я киваю сквозь слезы. — И знаешь, что они сделали с его родителями. — Да. — Ты ведь чувствуешь это, Рейн? В душе? Гнев. И гнев мгновенно вспыхивает, словно куча сухого хвороста, к которому поднесли спичку. Огонь пылает у меня в душе, гораздо более горячий и яростный, чем тот, что поглотил дом Бена. Чем все пожары, устроенные лордерами прошлой ночью. — А теперь послушай меня, Рейн. Это не означает, что ты должна забыть Бена или то, что он для тебя значил. Или что лордеры сделали с его родителями. Просто используй это правильно. Используй этот гнев. И он прокатывается по мне волной — опаляющий жар, который рябью проходит по всему телу, по всем внутренностям. Воспламеняет каждую каплю крови, которая течет в моих жилах. Я стискиваю подлокотники стула. — Мы должны заставить лордеров заплатить за то, что они сделали. Их нужно остановить! Нико берет мое лицо в ладони, приподнимает его. Глаза внимательно вглядываются в меня, изучают, оценивают. Наконец он кивает. Взгляд теплый. Моя кожа под его пристальным взором вспыхивает, по всему телу растекается тепло. — Да, Рейн. — Он улыбается, подается вперед. Губами легко касается лба. — Но остался один вопрос, на который ты так и не ответила. Когда именно к тебе вернулась память? Нападение в лесу. Уэйн. Я уже открываю рот, чтобы рассказать ему о происшедшем, но останавливаюсь. Он прикончит Уэйна, если узнает. Но зачем я защищаю этого негодяя? Разве это не то, чего он заслуживает? — По идее, это должно было произойти, когда ты оставила Бена и лордеры забрали его. Это должно было послужить толчком. Именно такого рода травма и способна подстегнуть память. Так почему же тогда этого не случилось? — бормочет Нико себе под нос, словно уже и забыл, что я рядом. Я внутренне съеживаюсь, покоробленная тем, как холодно и отстраненно он анализирует мои страдания, чтобы оценить их последствия. Но если мои воспоминания не вернулись в тот день, почему я потеряла сознание и не умерла? Я перевожу взгляд на свой бесполезный «Лево», потом вспоминаю. — Знаю, — говорю я. — Все дело в пилюлях. — Каких еще пилюлях? — Так называемых «пилюлях счастья». Бен где-то раздобыл их. — Сама не понимая почему, я умалчиваю о том, где именно он их взял: у Эйдена, одного из тех, кто открыл сайт о пропавших без вести, который я видела у кузена Джазза. Нико кивает. — Такое вполне возможно. Они блокировали все негативные переживания, а когда их действие закончилось, появилась Рейн. — Он широко ухмыляется. Смеется. — Рейн! — Снова обнимает меня. — Знаешь, ты всегда была моей любимицей. Мое сердце поет. Нико никогда не заводил никаких отношений с девчонками в тренировочных лагерях, никогда никого не выделял. По крайней мере, я ни разу не видела. Его власть была абсолютной, но мы все желали его. Он отстраняется. — А теперь слушай. Есть кое-что такое, что ты можешь для меня сделать. Ты ведь все еще ездишь на врачебный осмотр в лондонскую больницу, да? Я киваю. — Каждую субботу. — Новая лондонская больница, где мне стерли память — символ власти лордеров и частая мишень «Свободного Королевства». Именно там поймали меня и множество других, таких как я, и намеренно стерли нашу память. — Мне нужны планы. Как можно более точные планы всех больничных помещений и прилегающих территорий, которые тебе известны. Можешь сделать это для меня? — Конечно, — отвечаю я, радуясь тому, что могу оказать хотя бы такую, незначительную пока помощь, чтобы ударить по лордерам. Я без труда представляю взаимное расположение помещений, моя память и способность ориентироваться в пространстве настолько отработаны, что... Я вспоминаю. Долгие и изнурительные тренировки. — Это ты научил меня, — медленно говорю я. — Как запоминать позиции и места, как рисовать карты. Если мы совершали ошибку, последствия были ужасные. Я вспоминаю и содрогаюсь. Но больше ошибок я не делаю. Он улыбается: — Да. Это было частью твоего обучения. Значит, ты сделаешь это? — Да, сделаю. — А теперь иди.