— Тогда я рискну. И я не говорю ему другую причину, почему меня это уже не так беспокоит. Список того, что меня действительно беспокоит, довольно-таки внушительный, и всякие глупости мальчишек- старшеклассников занимают в нем одно из самых последних мест. Мы молча жуем наши бутерброды, потом Кэм достает торт. — Тут два куска, — говорю я. — Ты это спланировал? — Кто — я? Нет, мне же нужно расти. Всегда беру с собой два куска торта. Но я не против поделиться. — Он вручает мне один кусок, и я откусываю от него. Нежный, сладкий. Вкуснятина. — Как жаль, что моя мама не любит печь. — Давно здесь живешь? Я скашиваю на него глаза. — Не очень. Около двух месяцев. — А тебе никогда не хотелось узнать о других твоих родителях? — Других родителях? — переспрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, что он имеет в виду. Наш разговор заходит на запретную территорию. Начинает затрагивать те темы, о которых я вроде бы не должна думать, и уж тем более — говорить. У Зачищенных нет прошлого, они начинают жизнь с чистого листа. Оглядываться назад не дозволяется. — Ну, ты знаешь. До того, как ты стала Зачищенной. — Иногда, — признаюсь я. — А принялась бы ты их разыскивать, если бы могла? Не на шутку встревоженная таким развитием событий, я занимаю рот тортом. Наводить справки о своем прошлом было бы абсолютно незаконно и крайне опасно. Даже просто вести такой разговор — уже опасно, ведь никогда не знаешь, кто и где тебя может подслушать. Я бы ничуть не удивилась, если бы лордеры снабдили «жучками» все школьные скамейки. Они и их шпионы вроде миссис Али повсюду. — А как насчет тебя? — спрашиваю я, когда от торта остаются одни крошки. — Что? — Ты сказал, твой отец ушел от вас. Ты видишься с ним? Серьезное выражение возвращается, и пауза оказывается довольно-таки продолжительной. — Кайла, послушай. — Он понижает голос почти до шепота. — Помнишь, я говорил про людей, которые исчезают повсюду? Я киваю. — Мой отец не ушел. Его забрали лордеры. Ворвались в наш дом среди ночи и утащили его. С тех пор от него ни слуху ни духу. — Ох, Кэм. — Я потрясенно смотрю на него. Паренек кажется таким беззаботным, таким простым. Однако он знает, каково это, когда кто-то из близких тебе людей исчезает. Как Бен. — Да. Он был замешан в какие-то дела, которые им не понравились. Что-то связанное с поисками пропавших людей. Нелегальные вебсайты и все такое. ПБВ? «Пропавшие без вести»? Я нервно оглядываюсь по сторонам. Никого, кто мог бы подслушать, поблизости вроде нет, и все же что-то во мне противится этому разговору. Но остановить себя я не могу. — А твоя мама? — спрашиваю я. — Думаю, ни ее, ни меня уже не было бы, если бы не ее исследования. Я мало что о них знаю, но это что-то важное, и они хотят, чтобы мама их продолжала. А меня отправили сюда, чтобы держать ее под надзором. — Какой ужас! Прости, мне не следовало спрашивать. — Это не твоя вина. Ты была слишком далеко, чтобы использовать свой секретный бермудский треугольник. Если только его мощность не распространяется на сотни миль отсюда? Кэм-шутник снова возвращается, но больше ему меня не обмануть. Под маской шута скрывается гораздо больше, чем я вначале подумала. — Послушай, — продолжает он. — Хочешь вечерком прокатиться? Мне очень нужно поговорить. Где-нибудь. Где нам никто не помешает. Любопытство борется с осторожностью. Но решать прямо сейчас необязательно. — Сегодня я не могу. Буду поздно. — Почему? — Кое-какие дела. — Что за дела? — Да так, разные. — И все-таки? — До чего же ты любопытный!.. Я просто занята, вот и все. Он какое-то время молчит. — Ну, ладно. Подвезти тебя домой? — Не знаю, когда освобожусь. — Неважно. Мне все равно нечего делать. Я пытаюсь отговорить его. Не хватало еще, чтобы несчастья, которые я, похоже, приношу другим, распространились и на него. С его матери и без того уже довольно. Но он настаивает, что будет ждать в своей машине, пока я не приду, поэтому, если я не хочу, чтобы он торчал тут до завтрашнего утра, мне лучше поторопиться. Коридор пуст. Я стучу один раз, дверь кабинета Нико открывается. Я вхожу, и он запирает дверь. — Как Тори? — спрашиваю я. — Выглядит очень даже ничего, — отвечает он. — Хорошая еда и отдых лодыжке — все, что ей требуется. Физически. — Никаких неприятностей с ней не было? — Нет. Пока. Если будут, ты первая об этом узнаешь. Я собираюсь в скором времени перевезти ее куда-нибудь, просто пока прорабатываю кое-какие детали. Хотя она говорит, что хорошо готовит. Может, оставлю у себя. Поправляется, хорошо готовит. В душе моей вспыхивает ревность: мысленно я уже вижу картину уютного ужина на двоих со свечами, которые я заметила у него на столе, и бутылкой превосходного вина. Нико улыбается, словно прекрасно понимает, о чем я думаю. Эта его улыбка будто бы говорит: Если тебе это не нравится, это твои проблемы. Сама виновата. Я вспыхиваю и, когда он указывает на стул рядом со своим столом, сажусь. — Прошлой ночью я кое-что понял, — говорит он, усаживаясь на другой стул, который подтащил поближе ко мне, чтобы мы были лицом к лицу. Мои глаза встречаются с его. Длинные ресницы, которые кажутся слишком темными для бледно-голубых радужек. Прядь волос упала на лоб, и я с трудом удерживаюсь от порыва откинуть ее назад. Натужно сглатываю. — И что же? Он наклоняется ближе. — Рейн вернулась, — шепчет он мне на ухо, и от его слов, его дыхания дрожь волной пробегает по моей коже. Он улыбается и откидывается на стуле, маленьком школьном стуле, который выглядит под ним довольно-таки нелепо. — Она действительно вернулась. Я не знал точно, как много ее в тебе. Но то, что ты сделала ночью... это ведь была она, не так ли? Эта твоя ночная вылазка... Кайла бы этого не сделала. — Нет, не сделала бы, — соглашаюсь я, сознавая, что он прав. Я изменилась, сильно изменилась. И продолжаю меняться. Голова идет кругом. Комната вертится, как в калейдоскопе, все движется, смещается. Я моргаю, и мир с Нико в его центре резко возвращается в фокус. — И все же кое-что не совсем правильно? — Что неправильно? — спрашиваю я. — Я все исправлю. — Да? — Он улыбается. — Этот случай с Тори. Та Рейн, которую я знал, не стала бы рисковать ради одной девчонки, зная, что может провалить все наше дело. Она уладила бы все сама, и не стало бы ни Тори, ни проблемы. Безопасность Группы превыше всего. Любой риск привлечь внимание лордеров должен быть устранен любыми доступными средствами. Но неужели она — я и вправду могла свернуть Тори шею? Или размозжить ей голову? Я представляю Тори с разбитой о дерево головой и содрогаюсь. Нет. Я бы никогда этого не сделала. Ведь не сделала бы, правда? И, однако же, я была близка к этому и остановилась только тогда, когда узнала ее. Внезапно воспоминания захлестывают мою память: оружие, крики, кровь — они говорят да. Рейн была способна на все. Да и Тори мне никогда особенно не нравилась... Так зачем же я помогла ей? — Скажи, о чем ты думаешь, — говорит Нико голосом, который не допускает уверток. Я пытаюсь: — Мои мысли спорят друг с другом. Словно в голове у меня два голоса. И они видят вещи по-разному.