— Доброе утро, Кайла, — произносит она наконец. — Как поживаешь? — Хорошо. А вы? Она мешкает. — Тоже хорошо, спасибо. Но я кое-что поняла после нашей последней встречи. Мы с тобой играли в кошки-мышки. — А я кто — кошка или мышка? — выпаливаю я, прежде чем успеваю остановиться. — Должна быть мышкой, но порой я в этом не так уверена. Мне нужны кое-какие ответы, Кайла. — У меня тоже есть вопросы. Раздражение борется с любопытством у нее на лице. — Хорошо, — говорит она наконец. — Ты задавай вопрос, я отвечу, а потом придет твоя очередь. Договорились? — Договорились, — отвечаю я, хотя осторожность требует, что было бы лучше начать ей. Я подыскиваю слова. — Итак? — Вы ведь помните Бена? Бена Никса. Моего друга, — говорю я, и она слегка наклоняет голову. — Я хочу знать, что с ним случилось. Где он сейчас. — Я уже говорила тебе, что не знаю. — Вы знали, что он срезал свой «Лево», вы это говорили. Вы должны что-то знать. — Ты тоже знала, и я никогда не спрашивала тебя об этом. Что произошло с ним потом... Я смотрела в свое время, но такой информации в нашей системе не было. — Она вздыхает. — Послушай, я это докажу, хорошо? Она открывает свой компьютер. — Подойди сюда, и увидишь все своими глазами. Его фамилия Никс, говоришь? Я киваю. Она набирает «Бен Никс» и нажимает кнопку поиска. В ответ ничего. — Может, он значится как Бенджамин. — Она пробует так — результат нулевой. — Ничего не понимаю. — Доктор хмурится, потом лицо ее проясняется. — Он будет в твоих записях. Да. Я делала перекрестную ссылку с ним под твоими друзьями и членами семьи. Да, вот его номер. — Она переключает экраны и вновь постукивает по экрану. Нулевой результат. На лице ее мелькает гнев и что-то еще. Она закрывает компьютер. — Что случилось? — спрашиваю я. Доктор Лизандер откидывается назад, снимает очки, трет глаза. Без своих грубых очков в массивной черной оправе она выглядит по- другому. Глаза, не увеличенные линзами, кажутся уставшими, более человечными. Она вновь надевает их. — Его, должно быть, удалили. — Что это значит? Что он... — Умер? Не знаю. Просто смерти недостаточно, чтобы удалить человека из системы. Никто из больничного персонала не может этого сделать, даже члены правления. Я могу создавать новые файлы пациентов, обновлять их, редактировать, но не удалять. Это против всех правил. И все же его как будто и не существовало. — Кто мог сделать это? — Безымянные лица с... — Она смолкает. — Ты кошка, а я мышка? Довольно твоих вопросов. Ты же видишь, я ответила, как могла. И рассказала тебе то, чего не должна была. Теперь твоя очередь. Скажи, к тебе вернулись еще какие-нибудь воспоминания? — Она подается вперед, лицо по-прежнему старательно сохраняет беспристрастность, но за ней угадывается напряженное любопытство. С одной стороны, мне очень хочется ей все рассказать. Она может понять, что со мной произошло, объяснить. Но это опасно. Я нахожусь под пристальным вниманием лордеров, и кто знает, не слушают ли они меня? Мои глаза оглядывают кабинет. Подслушивающие устройства могут быть тут спрятаны где угодно. — Что такое? — Не здесь. Я не могу говорить об этом здесь. Это небезопасно. — Уверяю тебя, этот кабинет не прослушивается. Это было бы грубейшим нарушением конфиденциальности между врачом и пациентом. — Еще хуже, чем стереть записи о пациенте? Она приоткрывает рот, потом закрывает его. Мгновение думает. Пишет что-то на клочке бумаги, потом передает его мне: «в 9утра во вторник», — написано там. Конная дорожка рядом с моей школой помечена на нарисованной ниже схеме. У меня так много причин сказать «нет», но я стискиваю бумажку в руке и киваю. — Ты умеешь ездить верхом? — спрашивает доктор. — Да, — отвечаю я, не задумываясь, хотя даже не знаю, так ли это. Да, так. Мелькает воспоминание: лошади, бегущие по полю. Прыжок через низкую ограду — это сродни полету! — Что случилось, Кайла? — Я вспомнила, — шепчу я. — Лошадь. Черно-белая. Мы с ней могли летать! И ее глаза загораются жаждой узнать, узнать все. Посмотреть, что пошло не так в моей голове. Но если ее любопытство будет удовлетворено, что тогда? Вернувшись домой из больницы, я сижу в своей комнате и смотрю на конверт Нико, желая узнать его тайны. Я могла бы открыть его, посмотреть, что внутри, но засовываю в карман и направляюсь вниз. — Як Кэму. — Обуваюсь и открываю дверь. Выхожу, пару мгновений медлю, потом просовываю голову обратно. — Мам? — Что? — Она выходит в прихожую. — Это было засунуто в дверь. Адресовано тебе. —Я протягиваю конверт, но не ухожу. Мне нужно знать. Что в нем? Какой будет ее реакция? Нахмурившись, она берет конверт. Разрывает его, вытаскивает листок бумаги. Просматривает, и глаза ее расширяются. Она резко втягивает воздух. — Что там? — Ничего важного, — быстро отвечает она и прячет листок с конвертом в карман. По моим глазам, наверное, видно, что я ей не верю, и на секунду взгляд ее смягчается, в нем появляется нерешительность. Она уже готова мне что-то рассказать, то ли правду, то ли какую выдумку, ведь между нами так много тайн. Откроется ли она мне? И если да, сделаю ли я то же самое? Тук-тук-тук. Мы обе вздрагиваем. Мама впускает гостя. — Кэм, привет. Входи. Он переступает через порог, переводит взгляд с нее на меня, словно чувствует, что что-то неладно. — Великие умы мыслят одинаково. Я как раз собиралась пойти узнать, не хочешь ли ты погулять. — Конечно, — отвечает Кэм. — Но сначала у меня вопрос. Что я должен надеть на эту тусовку на ДПА? — Мы с мамой удивленно смотрим на него, а он на нас. — Ох, он что, не сказал вам? — Кто? Чего не сказал? — спрашиваю я. — Твой отец. Он спросил, не хочу ли я пойти на этот прием с тобой, чтобы потом отвезти тебя домой после обеда. Мои глаза в тревоге расширяются, но я силюсь этого не показать. Нет, Кэм! Не ходи туда. Кто знает, что там произойдет? — Но если вы не хотите, чтобы я пошел... Мама первая приходит в себя: — Ну, что ты, Кэм, конечно же, хотим. Это отличная идея! Мы просто не знали, вот и все. Боюсь, костюм и галстук обязательны. Я заставляю себя произнести все правильные вещи и сделать это убедительно. А сама думаю, что бы мне сказать, чтобы убедить его не ходить, когда мы будем вдвоем. — Пора идти на прогулку... пока не стемнело. — Кэм, вопрос, пока ты не ушел, — говорит мама. — Ты сегодня не видел никого перед нашей дверью?