Для Люси, ребенка, которым я была тогда, много лет назад, не существовало таких чудищ, с которыми ее папа не мог бы справиться. Воспоминание или всего лишь плод фантазии? Нет. Все во мне говорит, что это было. Но чем дальше отступает сон, тем быстрее оно ускользает. И все же, если я пытаюсь вспомнить что-то о Люси, то не могу. Я знаю некоторые вещи, факты, и один из них — день ее рождения, который был всего несколько недель назад. Что бы ни говорила доктор Лизандер об определении возраста посредством клеточного анализа, я уверена, что они ошиблись: мой день рождения третьего ноября. Но чувства или лица? Ничего. Люси должна была исчезнуть навсегда. По выражению доктора, меня расслоили, раздвоили — Люси и Рейн, — и Рейн спряталась, когда Люси стерли память. Так откуда же эти сны? И потом еще это «почему» доктора Лизандер. Я заставляю себя вернуться ко вчерашнему, ко всему, что было сказано. Перед тем как нас схватили, я раскрыла ей свои секреты. Так, как понимаю их. И тем, за что она ухватилась тогда, было: почему мне стерли память? Это ли самое «почему» она прокричала мне вслед, когда я уходила? Я тяну за нити памяти, пытаюсь следовать по ним, но они — запутанный клубок. Лор- деры стерли мне память, потому что поймали меня, — это просто. Я этого не помню. Либо воспоминание об этом стерлось, либо запрятано так глубоко, что я не могу его отыскать. Так или иначе — не важно. Я не знаю, что случилось. Но, возможно, своим вопросом она подразумевала не это, а, к примеру, что привело меня в то место. Ну, Нико, разумеется. Если бы я не состояла в «Свободном Королевстве», меня бы никогда не зачистили. Но мы все идем на этот риск. Как бы там ни было в прошлом, в этот раз я сама выбрала свой путь: не выполнять сделку с Коулсоном и противостоять лордерам. И все-таки есть в этом «почему» доктора Лизандер нечто такое, что не дает покоя, как ноющий зуб. Его нужно вырвать, и ты это знаешь, но заставить себя пойти к стоматологу не можешь. И более того. Даже там, у Нико в заключении, находясь в опаснейшем из положений, в которое попала из-за меня, она все равно пытается мне помочь? Внизу ждет сюрприз: мама с отцом завтракают вместе. — Как-то ты рано поднялась сегодня, — говорит мама. — Угу. Проснулась и больше уже не смогла уснуть. Я наливаю себе чаю, сажусь. Чуть позже спускается Эми, взвизгивает от радости и обнимает отца. Она как Люси и ее папа, и в глубине души я ей немножко завидую. Эми после зачистки обрела семью со своими приемными родителями. Особенно она близка с отцом. Со мной он всегда был странным: порой милым, порой холодным и суровым. Что-то в отношениях отца и Эми не дает мне покоя. Мама суетится на кухне, вот только отца ее взгляд старательно обходит. Отец слушает болтовню Эми, но смотрит на меня. Внимательный, оценивающий, даже любопытный, но сдержанный, и это на него не похоже. Что-то щелкает у меня в голове. Быть может, я все неправильно поняла. Наверху я, постучав, вхожу к Эми. Она носится туда-сюда, бросает вещи в сумку. — Эми, помнишь тот день, когда нашла мои рисунки? Больницы и персонала. Ты рассказывала об этом отцу? У нее виноватое лицо. — Прости, он позвонил, и да, я ему рассказала. Он попросил меня присмотреть за тобой, чтобы ты не попала ни в какие неприятности. Тебе здорово влетело от него? — Нет, нет, все нормально, — отвечаю я, потому что не хочу, чтобы она опять побежала к нему. — А маме? Маме ты рассказывала? Она хмурит лоб: — Нет вроде бы. А что? — Ничего. Забудь. Я возвращаюсь в свою комнату и причесываюсь, глядя невидящими глазами в зеркало. Итак, я все же неправильно все поняла. Я думала, это не мог быть он, потому что его не было дома. Мне и в голову не пришло, что Эми выболтала ему все по телефону. Значит, это отец пошел к лордерам. Это из-за него нас с Кэмом схватили в тот день. Бедная мама. Мне хочется побежать вниз и обнять ее, извиниться за то, что я отгородилась от нее. Но теперь уже слишком поздно. Рубикон перейден. Доктор Лизандер в плену из-за меня, а ее охранник мертв. Я уже больше не могу впустить маму в свою жизнь. Я выбрала свой путь, и назад дороги нет. Но если я так ошиблась насчет мамы, то в чем еще я могла ошибиться? Почему я была зачищена? — Эми, Кайла, — кричит мама снизу. — Джазз приехал. На дороге, на выезде из деревни, нас ждет «пробка». Продвигаясь с черепашьей скоростью, мы наконец добираемся до причины ее возникновения. Там «Скорая» и несколько л ордеров. Дорога в одну сторону блокирована, один из лордеров регулирует движение, и мы ждем своей очереди, чтобы проехать. На земле лежит что-то, накрытое простыней. И обгоревший белый фургон, врезавшийся в дерево. Внутри у меня все холодеет, потому что я знаю, что на нем написано, хотя надпись уцелела не полностью. «Бест. Строительные работы». В обеденный перерыв я проскальзываю в кабинет Нико. Он запирает дверь. — Рейн! — Он улыбается во весь рот. Словно безумно рад меня видеть, и обнимает. Я не отвечаю на объятие. Он отпускает меня. — А. Ты расстроена из-за вчерашней маленькой шарады? Извини, Рейн. Все ради дела, да? — говорит он и толкает меня на стул. — Сегодня мой последний день здесь. — В школе? — удивленно спрашиваю я. — Слишком много всего затевается, чтобы тратить тут время. — Он подмигивает. — Между нами, сегодня один из моих родственников заболеет, и мне придется уехать. — Как доктор Лизандер? — спрашиваю я, потому что не могу не спросить. — Что с ней будет? — Она поразительная женщина, — отвечает Нико. — Такая сила характера. Больше он ничего не добавляет. Возможно, ему не удалось получить от нее то, чего он хотел. Неужели он что-то с ней сделал? Мои мысли, должно быть, отражаются у меня на лице. — Рейн, помни: она враг. Хотя пока ей ничего не грозит. Но хватит о ней, нам нужно поговорить о том, что будет в Чекерсе. Если твоя приемная мать не сделает как нужно и не скажет правду, что тогда? — Ты говорил, есть еще один план. Какой? — Ты, моя дорогая, и есть этот план. План «Б». — Что ты имеешь в виду? — Либо она скажет миру правду, либо умрет. И это должно транслироваться в прямом эфире на всю страну. Я ошеломленно таращусь на него: — Я — план «Б»... Я? Это должна сделать я? — Другого пути нет. Только вы со своей семьей будете присутствовать на той церемонии. И вместе поедете в государственной машине, как премьер-министр, — они не проверяются. Ты единственная, кто сможет пронести туда оружие. Я начинаю паниковать. Мне? Кого-то убить? И не просто кого-то... но маму? — Нико, я... — Ты единственная, кто может это сделать, Рейн. Единственная, кто может остановить лордеров. Свобода, вот она, в твоих руках. Возьми ее! — Но я... — Не волнуйся. Ты меня не подведешь. — Он говорит это с полной уверенностью, буравя меня взглядом. Взглядом, которому нужно подчиняться. Если Нико говорит, что я должна это сделать, значит, я могу это сделать, и только так. Но где-то в глубине души, за этим ужасом, что-то таится. Что привело меня сюда сегодня? За всем стоит то самое «почему». — Могу я задать вопрос? — говорю я, набравшись смелости. — Ты скажешь мне правду? Он заметно напрягается. — Ты подразумеваешь, что я не всегда говорю правду. — В голосе слышны угрожающие нотки. — Ты бы уже должна знать меня лучше. Я, может, не отвечаю на всякое праздное любопытство, но когда отвечаю, это всегда правда. И все же правда Нико не всегда та же, что у других людей. Но потом он улыбается: — Ты, дорогая девочка, после вчерашнего трофея можешь задать мне любой вопрос, и я отвечу. Я натужно сглатываю: — Почему я была зачищена? — Ты сама знаешь. — Разве? — Или, по крайней мере, знала. Ну же, подумай сама. Мы защитили часть твоего «я» от Зачистки, не так ли? Все больше и больше твоих воспоминаний возвращается. И еще один вопрос выходит на первый план у меня в голове, словно всегда был там: зачем