Полина дремала в лесочке: утомившись от обилия людей и запахов вне замка, она с удовольствием сбежала в свой зеленый двор. Теперь Поля оборачивалась ежедневно и могла почти час пробыть в человеческом обличье, а вот просыпалась всего на несколько минут – но с каждым разом время бодрствования увеличивалось, и Демьян знал, что раньше полудня оборота ждать не стоит. Вернется с празднования – скорее всего, найдет ее спящей уже в человеческом облике. А там как повезет. Проснется или нет. Услышит его или нет. На центральной площади Ренсинфорса перед замком нарастал гул и звуки музыки. Люди собирались на праздник и ждали короля. Демьян вышел из ворот в окружении старейшин и линдморов, под приветственные крики народа прошел к сцене и поздравил страну с Вершиной года. И никому, кроме магов и службы безопасности, не было известно, какие щиты укрывали его величество, как тщательно проверялось все вокруг. Затем король поджег на центральной площади широкий соломенный круг, выложенный вокруг плетеного, украшенного игрушками и лентами Дома сезонов и символизирующий годовой ход солнца, легко перепрыгнул через стену огня – чтобы снять для супруги и матери пару украшений на счастье и удачу – и вернулся обратно. Вслед за ним начали прыгать и другие мужчины – как берманы, так и люди, – и толпа шумела, ахала, аплодировала смельчакам. Где-то в стороне под звуки волынок и дудок уже начинались танцы: пусть официальные гуляния были отменены, люди принесли инструменты с собой. На площади пахло горячим ягодным вином, свежими ржаными сладкими лепешками и запеченным мясом, а его величество все поглядывал на солнце и на часы в стене здания городской администрации, и наконец поднял руку, прощаясь с народом, и направился к замку. Полина Королева Бермонта проснулась на зеленой травке, как всегда, от ощущения щекотки в левой руке. Сейчас собраться с мыслями оказалось проще, и Поля, преодолевая головокружение и щурясь от яркого солнца, приподнялась и с усилием села. И заулыбалась, обхватив колени руками и подставив лицо солнечным лучам. Скоро придет Демьян. А пока нужно постараться подольше не заснуть. Она просыпалась четыре раза, и в первый, в часовне, даже не поняла, что это не сон – но осознание того, что Демьян жив, накрыло ее таким невыносимым счастьем, что Поля задохнулась и снова улетела куда-то в темноту. Второй раз она очнулась в их спальне, рядом с Демьяном, и уже осознанно потянулась за ощущением его рук, и запаха, и голоса, обхватила шею мужа руками и замерла, вжавшись в него, – только бы не истаял, не ушел, остался. Он не уходил: почти робко целовал ее волосы и что-то говорил. Она не слышала и не понимала, сознание ее мерцало, но Полина упрямо сжимала зубы и держалась за Демьяна, не желая его отпускать. Слова его наконец обретали смысл, звучание, пробивались сквозь сонную, болезненную пелену и головокружение. – Я с тобой, Полюш, – говорил он глухо ей в макушку. – Всегда буду, только вернись. Посмотри на меня. Я жив, и ты жива. «Откуда вернуться?» – захотелось спросить ей, но от мысленного усилия она снова почувствовала, как улетает куда-то, будто теряя сознание. Вцепилась в мужа изо всех сил, но руки ее ослабли, и она заснула. – Что со мной произошло? – прошептала Полина на третий раз, щурясь от яркого солнца. Очнулась она во внутреннем дворе замка, все так же вцепившись в Бермонта. Спину кололо травой, и пробивались в сознание птичьи трели и запах зелени, и голова уже не так кружилась. И руки Демьяна были крепкими, и сам он совершенно точно был рядом. – Я помню только ритуал… Дракона, сестер. Я болела? Я думала, что умираю. Демьян приподнял ее, усадил к себе на колени, и Полина, слабенькая, снова прижалась к его груди. – Ты отдала мне всю свою виту, Поля, – глухо объяснил он, – поэтому твоя человеческая сущность ушла в кому. Слава богам, что ты пробовала мою кровь и обрела берманскую ипостась. Иначе ушла бы насовсем. А так все это время ты была медведицей. Полина помолчала, слабо улыбаясь. В голове становилось все яснее, и ощущение безудержного, ослепительного счастья не уходило. – Я ничего не помню с момента ритуала. Много времени прошло? – она провела носом по груди мужа и чуть ли не заурчала. – Больше полутора месяцев, Полюш. Только недавно Тайкахе удалось провести обряд, чтобы призвать твою душу. Теперь медведицы в тебе с каждым днем будет все меньше, а человека – все больше. – И хорошо, – пробормотала она. – Жить вообще хорошо. Особенно с тобой, Демьян. Я бы не смогла, если бы не получилось. – Поля, Поля, – глухо заговорил он, – как я ошибся, Поля… Как я виноват перед тобой… Она отрицательно мотнула головой. – Не надо, Демьян. Я все забыла, все. Это был не ты. – Послушай меня, – попросил он с трудом. – Не жалей меня, Полюш, потому что я очень виноват и не стою жалости. Болезнь не оправдание. Достаточно было прислушаться к предупреждению Тайкахе, а я… Сделал тебе больно, почти убил, хотя обязан был защищать. Не знаю, что впереди, долго ли еще тебе возвращаться к полноценной человеческой жизни. Но если все получится, клянусь, что буду тебе лучшим мужем, клянусь, что скорее убью себя сам, чем трону тебя. Если бы я мог все изменить… если бы я мог быть менее самоуверенным… Но все уже произошло, и я понимаю, что моя боль – смешная малость по сравнению с твоей. Боги… если бы я узнал, что кто-то так поступил со своей женщиной, я бы его сам разодрал… а ты спасла меня, Поль. Спасла и имеешь право не терпеть меня. Я… пойму, если ты не сможешь жить со мной как с мужем, и не перестану восхищаться тобой и любить, жена моя. Полина с усилием оторвала голову от его теплого, вкусно пахнущего плеча и с очень взрослым удивлением посмотрела на мужа. – Я так тебя люблю, но я никогда не думала, что ты такой болван, Демьян Бермонт, – с сердцем сказала она и снова прижалась к его плечу, засыпая. Сейчас Полина сидела на траве, и снова вспоминала этот разговор, и недовольно качала головой. Она столько пережила, перенесла, чтобы вернуть Демьяна, – и страх его потерять и ежедневное отчаяние совсем отодвинули на дальний план случившееся в часовне. Рассудок милосерден: сейчас и боль, и ужас, и бессилие казались ей кошмарным сном, и пусть холодок пробегал по спине, когда Пол об этом думала, и внутри все сжималось, но… они вдвоем справились со смертью. Справятся и с прошлым. Раздались знакомые шаги, послышался запах чего-то вкусного, мясного, и на плечи Полины опустилась тонкая ткань. Королева с усилием открыла глаза, сжала плед на груди, сощурилась, улыбаясь. Муж сидел перед ней на корточках; рядом, на земле, стоял поднос с дымящейся едой – и картофель тут, и мясо, и овощи, и ягодный морс. Он сунул руку в карман. – С Поворотом года, Поля, – сказал ее Демьян, протягивая крошечную деревянную игрушку – медведицу с вырезанным на боку солнышком. – С новой весной. Они ели, как дикари, руками, скрестив ноги, сидя около подноса и вытирая пальцы о драгоценные кружевные салфетки, и Демьян рассказывал обо всем, что произошло, пока она была в коме. О свадьбе Ангелины и дракона Нории – Полина чуть не подавилась, но подумала и рассудительно проговорила: – Тогда-то мне было не до других людей, а сейчас я понимаю, что у Ани было сильное чувство. Просто не думала, что она сможет… сможет принять его. Рассказал он и о помолвке и скором браке Марины. – Алинку-то еще замуж не выдали? – смеялась Полина, догрызая кроличью лапку. – Я не слышал ничего, – со сдержанной улыбкой отвечал Демьян, наблюдая за женой, – но ты сможешь сама с ними поговорить. Хочешь сейчас позвонить? Поля задумалась. – Сейчас я хочу побыть с тобой, – сказала она тихо и немного виновато. – Позвоню завтра, ладно? Я обязательно проснусь. Ради них проснусь. А сейчас осталось совсем немножко, правда? Я уже чувствую, как начинает кружиться голова. Иди ко мне, Демьян. Расскажи мне еще что-нибудь. Берман перебрался к ней за спину, обнял, и Полина откинулась ему на грудь, закрывая глаза. – Что рассказать? – Что-нибудь, – голос ее становился слабее. И сон накатывал, пока тихо, мягко, незаметно, и голос Демьяна потихоньку отдалялся, затихал… – …Я ведь думал, что признал тебя своей в ту ночь, когда ты пришла за Лунным глазом, Полин. Даже сквозь дрему она почувствовала смущение и заворчала. Демьян сжал ее крепче. – …Тогда я чуть с ума не сошел. Понимаешь, ведь в нас так много звериного, а в нашем роду тем более… близость к Великому Беру. И нас с детства учат, жестко учат сдерживать себя, свои инстинкты, иначе бы мы не смогли жить вместе с людьми. Традиции, правила, жесткая иерархия – это все призвано ограничить животное начало, чтобы оставаться человеком. А тогда… я никогда столько эмоций не испытывал. И адреналин, и возбуждение, и азарт охоты, и запах твой, и вкус твоей крови, и то, что и ты мне ухитрилась пустить кровь, и совсем не слабой оказалась… а потом я понял, что это ты, и совсем потерял голову. Мне бы ловить тебя, а я даже шевельнуться не мог. Полина заворочалась, устраиваясь поудобнее, мазнула губами по его груди. – Я слушаю, – почти неслышно и сонно прошептала она. – Я еще здесь. – Лишь потом, когда я тебя нашел и убедился, что ты станешь моей женой, успокоился. – А если бы не согласилась? – то ли подумала, то ли спросила вслух она. Марево сна уже укачивало ее на своих руках, и в объятьях Демьяна было жарко и уютно. – Я бы тебя уговорил, Поль. Знаешь, какие-то вещи понимаешь со временем. Я вспомнил потом, как изумляла ты меня во время нашего с отцом и матерью визита в Рудлог. Я был так воспитан, что твое игнорирование правил приличия и живость ввергали меня в изумление. Ты была такой смешной. Такой громкой и навязчивой. Полина недовольно, но без сердитости засопела. – Сначала я от тебя прятался, а потом понял, что ты заставляешь и меня улыбаться и получать удовольствие от твоей требовательности и детского обожания. Я ведь был уже взрослым, девятнадцать лет, а ты из меня веревки вила. Помнишь, ты спросила меня: любил ли я тебя с детства? Тогда я сказал, что нет. Я считал, что все случилось именно в ту ночь, когда ты пришла за подвеской. А сейчас я думаю, что всегда тебя любил. Просто… ты же была совсем маленькой. И я совсем не воспринимал тебя как женщину. Даже не думал в эту сторону. Планировалось, что я женюсь на Василине, и мы вполне могли бы прожить жизнь в уважении и нежности друг к другу. «Хорошо, что ты меня дождался». Руки его держали крепко, и она совсем обмякла на его горячем теле, уходя в сладкую негу. И только краешком сознания еще слышала: – Но… как же хорошо, что я тебя дождался. Что-то в этом есть свыше, Полли. Я десять раз мог жениться, но откладывал решение о браке, словно чего-то подспудно ждал. Да и, если честно, другие женщины никогда не зажигали мою кровь так, как ты… моя Поля. Даже в полнолуние. Даже в Михайлов день. Ты спишь уже? Она хотела сказать, что нет, но голос Демьяна почти затих, и глаза открыть она не могла. – Спи, Пол. Хорошо, что у нас есть хотя бы эти минуты… спи… Ангелина Ранним утром в Пески со стороны океана пришел игривый ветер, и все – и люди, и драконы – чувствовали его свежее, радостное дыхание, смешанное с тонким волнующим ароматом эльвиэля – страстоцвета, который всегда расцветал в первый день весны на песчаных приморских холмах. И Ангелина Рудлог, вставшая затемно и занятая делами, тоже вдыхала его: напоенный запахами свежести ветер отвлекал, звал на воздух, шелестя бумагами и обтекая магические светильники. И не помогали сосредоточиться ни кофе, ни обещание себе, что еще немного просмотрит информацию о возможных сотрудниках для министерств – и пойдет в парк. До того как заняться делами, Владычица привычно заглянула в покои к Каролине, посидела немного на краешке ее постели, прислушиваясь к теплому материнскому умиротворению внутри. Сейчас Ани бывала так занята, что могла целыми днями не видеть сестру, но ей все равно было спокойнее, что младшенькая тут. К тому же за Каролинкой присматривал отец. За неполную неделю пребывания в Истаиле сестра загорела, посвежела и стала спокойнее. Конечно, пришлось в срочном порядке организовывать ей обучение на дому и приглашать из Рудлога достойных учителей, да и Кариша скучала по подругам в школе и старшим сестрам. Но у нее была своя отдушина, свой мир, в который она уходила с головой. Рисование. Дар, похожий на манию. И сейчас на изящном столике около ее кровати лежали несколько набросков, неразличимых в сумраке, и на постели виднелись лист бумаги на планшете, карандаши. Ани взяла его в руки, присмотрелась: рисунок был не закончен, будто художницу сморило на половине и дорисовывала она уже сквозь сон. Василина, маленькая, крошечная, но узнаваемая и кормящая с руки кого-то огромного и пламенного. Кого именно – понять было невозможно. Ангелина взяла другой набросок и застыла, слабо улыбаясь и переживая острое, щемящее тепло в груди. На белом листе бумаги, очень трудно различимая в темноте, но точно она, Ани, сидит, скрестив ноги на траве, с отросшими распущенными волосами, с восточным легким покрывалом на волосах – кроме этого покрывала, защищающего от солнца, и нет ничего на ней. А в руках – толстенький ребенок, сосущий ее грудь, налитую, крупную, совсем не такую, как сейчас. Ангелина Рудлог была настоящей дочерью своей матери, и детей ждала со всей огромной любовью, что хранилась в ее душе, и прекрасно знала, что никто ей не помешает и рожать, и управляться с Песками. И сейчас, с нежностью погладив малыша на рисунке, напомнила себе обязательно включить в ближайшие планы давно назревшее обращение к Хань Ши по поводу дара сестры, аккуратно убрала планшет и карандаши на столик, потрогала затылок Каролины – не вспотела ли, не жарко ли? – и направилась в свой кабинет. Во дворце уже пахло едой с кухни, но было так рано, что есть не хотелось. А работать было нужно. За окнами кабинета послышался тонкий мелодичный свист, в сумраке мелькнула стайка светящихся белым анодари. Определенно сегодня необычный день. Стихийные духи тоже это ощущали. Хотя кому еще радоваться наступлению сезона Белого Целителя, как не туманным и крылатым совушкам-котятам, анодари? Ани глотнула кофе и заставила себя опустить глаза к бумагам. Дороги. Прежде всего нужно решить вопрос с дорогами. Дороги и электричество. Она уже провела переговоры с несколькими крупными банковскими сетями – чтобы разместить драконье золото, – нашла команду финансистов, которые в течение недели должны были прибыть в Истаил и для начала подсчитать, сколько сокровищ во всех драконьих городах, чтобы потом вместе начинать строить государственный бюджет и планировать первоочередные траты. Договорилась о покупке пяти грузовых и нескольких транспортных листолетов: пока строятся дороги, магический транспорт выручит, и сейчас, когда нет полосы блуждания, легко можно переправить их в Пески, обогнув горы по морю. Уже назначены были встречи с главами газодобывающих и нефтяных компаний Туры. Список дел и планирование занимали теперь несколько тетрадей и каждый день пополнялись, раздувались до такой степени, что кто другой давно впал бы в отчаяние. Но Ани только поджимала губы и постепенно, шаг за шагом, где-то сомневаясь, где-то преодолевая отсутствие опыта и неуверенность, решала вопрос за вопросом. Методично, последовательно. Как делала всё и всегда. Снизу, из-под тяжелого, пахнущего старым деревом стола раздалось тявканье, и по ноге мазнуло прохладным, с обожанием лизнуло по лодыжке. – На место, – не поднимая глаз, приказала Ангелина. Раздалось подавленное шлепанье, сопение, а Владычица притянула ближе подвешенный в воздухе шар магического светильника и открыла очередную тетрадь со списком необходимого. Нужно еще заказать восемь временных телепортов для открывшихся городов, помимо Тафии и Истаила, нанять для их обслуживания инженеров и магов… пусть это очень дорого, но иначе привлечь персонал из Рудлога и других стран будет невозможно. Скоро, скоро сюда прибудут помощники, в министерствах закипит работа – пока все службы расположат во дворце, благо места хватит всем, – и им с Нории станет полегче.