– Ну, у вас они и так плотные, а я никогда не трогала… тут я не пойму, – пробормотала она, разглядывая мерцающий в отблесках от угольков сухощавый торс. Даже склонилась ближе, пальцем потыкала. Тротт глухо хмыкнул, снял ее ладонь с живота, повернулся спиной. – Вдоль позвоночника и по ребрам еще идут дополнительные мышцы. Посмотрите, пощупайте крыло. Это та же конечность, то есть строение идентично птичьему. Алина послушно трогала спину, прощупывала жилы вдоль позвоночника, немного краснея. Все-таки не настолько она наивна, но любопытство сильнее. Да и чего стесняться? Это ведь Тротт! Зато уж точно тоска прошла. – Такое легкое и короткое, – сказала она, изучив крылья на удивление терпеливого инляндца вдоль и поперек, – удивительно. Разве мы можем с их помощью летать? – Не можем, – Тротт покосился на нее через плечо. – Но летаем. Вы успокоили свое любопытство, Богуславская? – Да, – Алина отступила и вдруг сладко, долго зевнула. – Спасибо, профессор. А вы можете взлететь сейчас? – Завтра, Богуславская, завтра, – с усмешкой проговорил он. – Мои еще не отросли достаточно, но на пару секунд подняться в воздух я смогу. И правда пора тренировать. – А что с вашими крыльями случилось? – не удержавшись, поинтересовалась принцесса. – Это слишком страшная сказка для такой маленькой девочки, как вы, – буркнул Тротт. – Я не маленькая! – упрямо и тихо возразила Алина, глядя ему в глаза. Профессор отвел взгляд и опять усмехнулся: – Ложитесь спать. Завтра пойдем еще быстрее. Раз уж у вас остаются силы к вечеру. Принцесса не обиделась – она тихо заползла в подготовленное убежище, укуталась курткой и там лежала в дремоте, слушая, как ходит кругом профессор, закрывая костер, пряча остатки мяса от ночных зверей, как моет у ручья руки – и наконец ложится рядом спать. – …Мерзкий-Тротт, – прошептала она себе под нос и чуть не рассмеялась. – Вы когда-нибудь заснете, Богуславская? – раздался совсем не сонный ледяной голос профессора. – Извините, лорд Тротт. – Алина старательно зажмурилась – и через пару секунд уже крепко спала. Максимилиан Тротт Принцесса с утра ухитрилась несколько часов вытерпеть и не просить показать, как он летает. Вероятно, этому способствовал испуг от прогудевших над головами двух раньяров, один из которых чуть позже вернулся, сделал круг над папоротниками и направился куда-то к морю. Тротт как раз проверял снаряжение, когда услышал знакомый низкий звук – и метнулся к Богуславской, лениво шлепающей от ручья. Но та за последние дни научилась опознавать гулкое жужжание стрекоз, рефлекторно выискивать ближайшее убежище и нырять туда. Вот и сейчас она скрючилась под плоской корягой, покрытой наплывами мха, и хлопала оттуда расширенными от страха глазами, прислушиваясь к кружащему инсектоиду. Раньяры – Они что, нас заметили? – прошептала Алина, когда гул затих, а Макс отошел от папоротника, в который вжимался, и приблизился к ней. Вылезла из-под коряги, отряхнула коленки от грязи. Тротт посмотрел туда, куда полетел раньяр, и покачал головой. – Если бы заметили, мы бы уже об этом знали. Там крохотная рыбацкая деревушка, Алина, поэтому я специально повел вас по дуге от моря, чтобы не наткнуться случайно на местного жителя. Такие поселения, на пять-десять семей, разбросаны по всему берегу. Я думал зайти в одно из них, найти вам одежду и обувь и разжиться припасами, но местные слишком боятся тха-норов и наемников и обязательно расскажут им о чужаке. – Я потерплю, – быстро сказала принцесса. – Потерплю, профессор. – Придется, – Макс еще раз осмотрел полянку – не осталось ли следов – и двинулся вперед, чувствуя, как приятно ноют мышцы. Он каждое утро просыпался раньше спутницы, умывался и упорно повторял уроки Четери, вызывая призрачные Дезеиды, которые с каждым разом становились всё плотнее. Повторял потому, что нужно было вырабатывать навык и в теле Охтора, и потому, что здесь левая рука была так же слаба, как наверху. Минимум час, а то и два, пока стальное небо не наливалось солнечным светом. В завершение – отжимания и на обеих руках, и на левой, а затем приходила пора ополаскивать разгоряченное тело и будить сладко спящую принцессу. Спала она так крепко, будто дома в перинах находилась, а не на покрытой влажным мхом земле. И куртка его незаметно как-то перекочевала к ней в качестве одеяла – и теперь днем он чувствовал знакомый тонкий запах на своей одежде. Хотя что там почуешь на продубленной за несколько лет от пота, соленой воды и местного климата коже? – Дня через два мы выйдем к холмам, о которых я вам говорил, – сообщил Макс через пару часов движения. – Треть пути будет позади. Мы идем медленнее, чем я рассчитывал, но я надеюсь, что вы достаточно окрепнете и сможете поддерживать ускоренный темп. Там на поверхность выходят гранитные массивы, на которых растет лес. Он почти весь переломан ветрами, на скалах мало зелени, все просматривается, поэтому идти придется ночью и очень быстро, чтобы нас не обнаружили. И тихо, Алина. С одной стороны в скальные плиты врезается море, с другой – болотистая равнина, которая дальше упирается в тракт между твердынями. Но до тракта от скал километров тридцать по прямой, а по болоту я вас не поведу. Пойдем по скалам. Плохо то, что это идеальное место для засады. – Думаете, нас будут ждать? – жалобно спросила принцесса. Губы ее опять были измазаны соком, но она уже наловчилась подхватывать ягоды с кустов, не отставая, или щипать кисленький дикий местный аналог щавеля. Макс не останавливал ее – на мясе и сухарях далеко не уйдешь, витамины нужны. – Если бы я пытался поймать беглецов, я бы оставил отряд ждать именно там, – спокойно ответил Тротт. – Но это не первая возможная засада, от которой я уходил, Алина. Спутница хмуро кивнула и затихла, периодически склоняясь над ягодными кустиками. Макса это вполне устраивало. Испугать нужно, но не сильно, чтобы не сорвалась в панику. Не говорить же, что ему и самому не по себе. Есть шанс прорваться, но только если туда не успеют прийти охонги. Если же ездовые богомолы дошли до скал, то их и ночью не обманешь. Он бы один, конечно, ушел. Поплыл бы ночью по морю, как в Лакшии, и успел бы обойти скалы. Но Богуславская точно не в состоянии проплыть всю ночь, а отдохнуть там негде – плиты нависают над водой, – и если не продвинешься за ночь достаточно, то утром на воде тебя точно заметят. Молчала принцесса, впрочем, недолго. – Жаль, что ни я, ни вы не можем пока летать, – вздохнула она и тут же заинтересованно уставилась на его крылья. Перевела просящий взгляд на Тротта. – Профессор, а вы… Макс без лишних слов, чтобы поскорее отделаться, несколько раз на ходу махнул крыльями, забил сильнее, чувствуя, как они крепнут, а воздух под ними становится плотным, словно вода под руками пловца, и взлетел – невысоко, на несколько метров вперед. Мышцы спины и крыльев сразу заныли, будто он с непривычки решил подтянуться на брусьях. Опустился, обернулся. Богуславская смотрела на него с таким незамутненным восхищением в глазах, что ему стало не по себе. Так он сам смотрел на редчайший экземпляр йодистого синего янтаря возрастом более миллиона лет, который благодаря структуре и месту образования стал мощным накопителем стихийной энергии. Резерв этого камушка размером с кулак был не меньше, чем у самого Макса. – А еще можете? – попросила принцесса, подбегая к нему. Фанатичный блеск в зеленых глазах разгорелся сильнее. – Нет, – буркнул Тротт. Алина обиженно моргнула, но неожиданно не стала спорить – покладисто кивнула и пошла рядом, разворачивая свои крылья и пытаясь махнуть ими. – Когда, интересно, у меня появятся перья? – крыло дернулось, мазнуло Макса по плечу. – Пух – это, конечно, забавно, но я похожа на длинношерстную эмиратскую овцу. Он покосился на ее крылья, усмехнулся: длинный рыжевато-черный пух и правда походил на тонкую шерсть южных овец. – Через несколько месяцев, Богуславская. Потом сможете летать. Принцесса все еще неловко махала крыльями, потом успокоилась, сложила их за спиной. – Я надеюсь, что мы выберемся раньше, лорд Тротт. – Я тоже, Алина. Но это будет трудно. Они шли дальше: мхи пружинили под ногами, пахло сырой землей и грибами, вовсю палило солнце, жужжали мелкие насекомые, сопела Богуславская – к середине дня, до первого привала, она начинала выбиваться из сил, но старательно ускоряла шаг, чтобы не отставать. Упрямства ей, конечно, было не занимать, и она иногда так напоминала Тротту Михея, что у него комок в горле вставал. И он поражался, как не замечал этого раньше. Даже когда у нее была другая внешность – разве можно перепутать эту бульдожью настойчивость, манеру от обиды или злости глядеть исподлобья, чуть раскачиваясь, или прикусывать в моменты сосредоточенности нижнюю губу, или сопеть от раздумий или эмоций? Очень похожая на мать принцесса иногда так поворачивалась или склоняла голову, что от игры теней вдруг становилась почти копией друга – в чертах, мимике, даже в некоторой неуклюжести движений. Как крутит узлы жизнь, как оглушающе логичны течения судьбы. Когда-то Михей стал причиной его, Макса, инициации. А сейчас, скорее всего, именно из-за Тротта инициирована дочь друга, из-за его воздействия сорвалась и попала сюда. И не только из-за чувства вины он обязан вывести ее – но и потому, что за много лет впервые появилась возможность отдать долг Михею, которого он не смог спасти. Которого убил. Выведет его дочь – может, груз на совести станет менее удушающим? Вообще, она хорошо приспосабливалась. Хныкала куда меньше, чем Макс мог предположить, почти не жаловалась, не лезла из любопытства в норы и не скрывалась из виду, вечерами помогала, чем могла: таскала ветки для костра, просила научить ее разжигать огонь, носила воду, следила, как он разделывает добычу. Глотала слезы, но старалась учиться защищаться, терпела боль, не срывалась в истерику. Еще бы двигалась быстрее, но он и так много требует. А еще через полчаса Тротт, сорвавшись, орал на принцессу, красную от страха и слез, ругая себя за то, что перехвалил, расслабился, перестал плотно контролировать ее. – Я говорил вам не отходить от меня, Богуславская! Вы не на прогулке в парке вашего дворца! – Простите, лорд Тротт, – жалко всхлипывала Алина, размазывая слезы по лицу. Плечи ее тряслись. – Ей-богу, мне хочется вас выпороть, – рявкнул он, отворачиваясь от греха подальше и ощущая, как колотится от адреналина сердце. Потому что действительно хотелось схватить и встряхнуть хорошенько. – Это непедагогично, – грустно сказала подопечная ему в спину, и Тротт в раздражении пнул мох и пошел вперед, кривясь от боли в раненом боку. В куртке зияла прореха, рану под крылом пекло. И нужно было бы остановиться и подлечить себя, но Макс сейчас был слишком раздражен. За спиной раздались тихие быстрые шаги – Богуславская пробежала мимо разделанного, все еще подергивающего лапами гигантского паука и пошла следом. Душераздирающие всхлипывания в двух шагах позади слышались долго, но Тротт не реагировал и не оборачивался, чтобы не сказать еще что-нибудь нелестное. Слишком он был зол и на нее, и на себя в первую очередь. Но он и подумать не мог, что все тщательно вдалбливаемое эти восемь дней будет пропущено мимо ушей. Увы, потребности организма у путников никто не отменял. Принцесса иногда, страшно краснея, просилась в кустики, и Тротт тщательно эти самые кусты проверял и не отходил далеко. И сам Макс периодически останавливался, уходил за папоротник – спутница тоже отходила на десяток шагов вперед и терпеливо ждала. Он привык к тому, что система отработана, и, когда сегодня, застегивая ремень, услышал тонкий придушенный визг и отчаянное «Лорд Тротт!», даже не отреагировал сразу. А выскочив из-за дерева, увидел, как шагах в пятидесяти ему навстречу несется принцесса, а за ее спиной, метрах в двух, перебирая тонкими ногами и посвистывая, – местный гигантский паук, лорх. Тротт рванул к Богуславской, на ходу доставая клинки, успел вклиниться между арахноидом и Алиной, толкнуть ее в сторону, спасая от удара огромных челюстей, – и подставиться под них самому, благо реакция спасла. Но лорх его все равно задел, получил клинком в глаз, отскочил, сводя и разводя жуткие челюсти и тонко свистя от боли. Вкус и запах крови заставили паука рискнуть снова: он присел и прыгнул вперед, чтобы раздавить жалящего противника массой и потом уже сожрать. Кричала Богуславская, а Макс, чувствуя, как режет в спине, перекатился вперед, за спину приземлившемуся пауку, и развернулся, подрезая ему задние ноги. Паук закрутился на месте, зашипел, припадая на передние, – и Тротт, выбив противнику еще один глаз, прыгнул завизжавшему арахноиду на гладкую спину и двумя ударами клинков отсек ему башку. На привал Макс остановился, когда наткнулся на очередной ручей. Дурь и злость из головы выветрились, и адреналин перестал гнать вперед организм. Принцесса, молчаливая и виноватая, прятала красные глаза и вздыхала. Сбегала ему за водой, потопталась рядом – он, усевшись на ствол, снял куртку и пропитанную внизу кровью сорочку и прощупывал рану. Взял у спутницы флягу, налил на холстину, попытался промыть. Получалось с трудом. – Можно я? – тоненько спросила Богуславская и шмыгнула носом. Тротт угрюмо протянул ей ткань и флягу, и принцесса зашла ему за спину, отвела крыло, полила рану водой, приложила ткань. Макс сжал зубы, выругался. – Тут кожа порезана лохмотьями, – дрожащим голосом проговорила она, – крови немного, но содрано с две ладони. И опухло сильно. Очень больно, лорд Тротт? – Промывайте, Богуславская, – буркнул он, опять сжимая зубы. – Чем чище сделаете, тем лучше я смогу заживить. Она промывала, снова бегала к ручью, снова лила воду. Всхлипывала и всячески показывала свое раскаяние. – Зачем вы вообще пошли вперед? – раздраженно спросил он через несколько минут. – Птицу увидела и захотела для нас поймать к ужину, – виновато призналась принцесса из-за его спины. – Простите, пожалуйста. Я с вами не так боюсь и делаю глупости. Я больше ни на шаг от вас не отойду, правда. Я так испугалась! Она всхлипнула и замолчала, упорно и тихо промокая кровь тканью; дыхание ее касалось его кожи, пока он сосредоточенно пытался зарастить рану. Алина вдруг погладила его по плечу, уткнулась в него мокрым лбом и пробормотала потерянно: