Первая пара была отменена, вместо этого студентов собрали в зале, и за кафедру встал ректор университета, Александр Данилович Свидерский. Учащиеся замерли: ректор и до этого пользовался огромным уважением, а уж после слухов о его вчерашних подвигах и чуть ли не спасении самой королевы и принца-консорта зал и вовсе дышал благоговением. – Доброе утро, – голос Свидерского, как всегда, слышен был в самых дальних уголках огромного зала, – уважаемые студенты. Я собрал вас здесь, чтобы сообщить несколько важных новостей. Для начала хотелось бы отметить студентку шестого курса Людмилу Осинскую и сказать, что в этом семестре ей заранее зачтен экзамен по боевой магии. Раздались аплодисменты. Почти все знали из утренних газет, что Осинская, выбравшая специализацией виталистику, на праздники уехала к родителям на северный хутор. Ночью к ним пришла нежить, и учащаяся не иначе как с перепугу ухитрилась уничтожить полтора десятка ототонов, после чего доблестно упала в обморок. – Далее, – продолжил Александр Данилович. – Во избежание сплетен сообщаю, что ее величество действительно жива и здорова, просто потратила силы, и ей нужно время на восстановление. Это же заявление в моем исполнении вы сегодня сможете посмотреть в новостях. Нам всем очень повезло, что королева сумела закрыть переход, иначе мы сегодня с вами так мирно не разговаривали бы. Но! Он сделал паузу, еще раз обдумывая то, что хотел сказать. – Как мы знаем, в рудложской армии всего четыре-пять тысяч боевых магов. С нашими расстояниями и количеством городов к каждой части прикреплены в лучшем случае пять-десять магов. Сейчас в стране идет мобилизация, и, так как все выпускники военнообязанные, те, кто в состоянии помогать армии, будут привлечены к несению службы. – Но ведь переход закрыт, – прозвучал чей-то неуверенный голос из середины зала. – Никто не гарантирует, что не откроются новые. Завтра, послезавтра, через неделю, – объяснил Александр. Студенты начали тревожно переглядываться. – В Инляндии, как мы знаем, их открылось два; так как принцип появления порталов неизвестен, необходимо готовиться к худшему. Поэтому сообщаю вам, что я и несколько преподавателей университета оставляем свои должности и уходим в действующую армию. Вместо меня будет работать нынешний проректор Виталий Андреевич Фаусов… В зале загудели – учащиеся спешили обсудить новость. – И последнее, – командирский голос Свидерского легко перекрыл шум. – Вы не попадаете под мобилизацию, но студенты шестого и седьмого курсов вполне подготовлены пусть не для участия в боевых действиях, но хотя бы для работы в тылу, в зачистке кладбищ, в военных и гражданских госпиталях. Сегодня генеральный штаб армии Рудлога разослал по магическим учебным заведениям страны приказ не препятствовать студентам, если они примут решение оставить учебу на время военных действий. В зале опять зашумели. – Вы хотите, чтобы мы записались добровольцами? – крикнул кто-то из семикурсников. Свидерский посмотрел в сторону спрашивающего, побарабанил пальцами по кафедре. – Я не имею права подталкивать вас к этому решению или отговаривать. Вы взрослые люди, способны оценить риски и определиться сами. Никто не упрекнет вас, если вы останетесь учиться. Если же уйдете, место в университете за вами сохранится. Решать вам. Александр потратил пару часов на передачу дел, попрощался с Неуживчивой – у секретаря подозрительно блестели глаза, – прошелся по университету, проверяя стихийный фон и общаясь с каменами. Остановился у двух на первом этаже. Те наблюдали за спешащими на занятия студентами, но были на редкость молчаливы: не отпускали шуточек, не журили прогульщиков. – Уходишь, Данилыч? – проскрипел Ипполит, жалостливо крутя носом. – Ты уж побереги себя. Мы на что каменные, а еле кокон вокруг здания держим. Рушится все, стихии так и скачут, земля дрожит. Еще немного – и станем просто каменюками, как когда-то. – Ты еще расплачься, старикашка, – недовольно рявкнул Аристарх. – Что надо-то, Александрушко? – Если нападут, сможете щит укрепить? – поинтересовался Свидерский. Аристарх фыркнул. – Не боись. Оболтусов местных в обиду не дадим. Это Полик себе уже надгробный камень выдумывает, тонкая натура-с. Хватит нам энергии. Удержим, пока ты супостатов бьешь. Ты иди, иди. Принцессочка-то не проснулась еще? – Нет, – с сожалением проговорил Александр. – Эх-х-х, – со слезой застонал Ипполит, – уморили птенчика, уморили! Аристарх раздраженно закатил глаза. – Ты вот что, Данилыч, проснется – привет ей передавай. Скажи, скучаем. А теперь иди, иди, боги тебе в помощь. Свидерский зашел и во дворец – Тандаджи просил еще раз посмотреть состояние ее величества, хотя на месте были и Зигфрид, и виталисты лазарета, и штатные маги Зеленого крыла. Королева мирно спала, вита ее потихоньку росла, аура набирала мощь – Александру даже показалось, что она стала больше, чем до закрытия перехода. Впрочем, это было неудивительно. Резерв что у классических, что у родовых магов мог скачкообразно вырасти после перенапряжения. А мог и выгореть, если не повезло. Он долгое время провел в министерстве обороны: общался с министром, с генералами штаба, с Байдеком, который в отсутствие супруги курировал все решения. Алекс получил звание подполковника и командира мобильных отрядов боевых магов, место в части под Иоаннесбургом и свободу действий для тренировок подчиненных. Под вечер, уставший и голодный, он направился в монастырь Триединого на побережье, где жила Катя и где находились спящие Тротт и принцесса Алина-Иоанна. Заглянул сначала к ним, считал жизненные показатели, не прикасаясь. Попросил у командира гвардейцев возможности пообщаться с Ситниковым и направился к дому, где разместили гвардейцев. Семикурсник, одетый в майку и спортивные штаны цвета хаки, сидел на койке, едва помещаясь под вторым ярусом, и, к удовольствию экс-ректора, читал «Боевые заклинания массового поражения». Увидел учителя, аккуратно заложил страницу, убрал книгу и пробасил: – Добрый вечер, Александр Данилович. – Добрый, Ситников, – откликнулся Свидерский, опускаясь на стул. Огляделся: в комнате, помимо Матвея, жили еще четыре человека, и было здесь по-военному чисто и аскетично. – Не скучаешь? – Некогда, Александр Данилович, – Ситников пожал плечами. – Я только с дежурства пришел. – Видишь что-нибудь? – поинтересовался ректор. – Немного, – буркнул студент. – Но больше, чем раньше. Отчеты пишу каждый день, Александр Данилович. – Отчеты я видел, – кивнул Свидерский. Матвей стал за эти дни серьезнее, будто резко повзрослел. – Ты мне по своим ощущениям скажи: важное что-то есть? Есть надежда, что скоро вернутся? Матвей тяжело вздохнул. – Там как-то усилием воли нужно сюда подниматься из того тела, Александр Данилович. А как я понял, у Алины не получается. И они идут за помощью. Идти долго еще. Мне трудно понимать, только обрывки вижу. Гонятся за ними, ищут. Еще, кажется, лорд Тротт Алину к богу ведет. Может, – он с надеждой посмотрел на Алекса, – есть возможность как-то им помочь? Открываются же порталы сюда? Может, пройти к ним и попробовать их найти? Александр с одобрением посмотрел на Матвея, но покачал головой. – Я думал об этом. Но, Матвей, там огромный мир. Как наша Тура. Как мы их найдем? Тем более без стихийной магии ни я, ни ты не бойцы. Идея захватывающая, но нужно всегда действовать адекватно своим силам и ситуации. Мы с тобой нужны здесь. А там есть Тротт. Он должен справиться. Скрипнула дверь. В комнатку вошли двое гвардейцев, поздоровались, начали снимать верхнюю одежду. Алекс встал, поднялся и Ситников. – Мой личный номер, – сказал Александр, быстро выводя цифры в маленьком блокноте и вырывая листок. – Я не всегда смогу смотреть отчеты, Матвей. Если вдруг тебе покажется, что внизу происходит что-то очень важное, звони. Обязательно звони. В Катин дом он постучался, когда было около десяти вечера; подтаявший за день снег уже схватило поблескивающей в свете редких фонарей ледяной корочкой. Было морозно и очень тихо, в монастырском поселении светились редкие окошки в домиках, и сиял теплым огнем храм в центре. Алекс мог бы и Зеркало открыть, но он так устал за день, что прислонился плечом к стене у двери и, глядя на звезды, ждал, пока ему откроют, и наслаждался зимним безмолвием. После вчерашних оглушительных событий местная благодать казалась почти неестественной. Скрипнула дверь – Катерина, в темном теплом платье, с белой вязаной шалью на плечах выглянула наружу, и Алекс не отказал себе в удовольствии притянуть ее к себе, обнять, коснуться холоднющими губами теплой кожи на щеке. – Как ты меня все время чуешь? – пробормотал он. – Совсем тихо же стучусь. Катя пожала плечами, посмотрела темными глазами куда-то даже не в глаза ему – в душу. Как есть ведьма. – Дети спят, – шепотом проговорила она. – Заходи в дом. Голодный опять? – Да, – так же прошептал он, не двигаясь с места. – В дом, Саша, – строго сказала она и высвободилась, поправила шаль, выдыхая пар. Улыбнулась и быстро поцеловала его в губы. Ужин был обжигающе-вкусным; женщина напротив, наливающая чай и отрезающая кусок собственноручно приготовленного пирога, – тонкой, отчаянно красивой, очень домашней и родной. Хотя они ни разу не были вместе с того момента, как пережили похищение. Целовались, держались за руки, даже спали рядом – но тронуть ее Алекс так и не решался. – Я сегодня гадала, – сообщила Катерина. – Надолго уходишь, Саш? – Видимо, да, – задумчиво произнес он. – У тебя здесь получается? Катя улыбнулась, настороженно-рассеянно оглядела маленькую кухню с цветастыми занавесками, за которыми стояла морозная ночь. – Да. Только нет голода потом. Отец Виталий говорит, это потому что Триединый – прародитель всех Великих Стихий, и Черный – тоже его часть. Поэтому и сомнарисы себя тут так хорошо чувствуют. Просто во внешнем мире для нас нет поддержки Жреца, поэтому мы вредим другим своими ритуалами и можем сами сорваться, вот и запрещено черное колдовство. Хотя по сути нет плохой или хорошей родовой магии. Всё можно использовать во благо или во вред. Она беззвучно помешала чай, аккуратно отложила ложечку, зябко поправила шаль. – Опасность тебе грозит, Саша. Потери. Смерть за спиной. Не хочу тебя отпускать. Ты стал мне якорем в мире. Как жить, не зная, что с тобой? Он поманил ее пальцем, и, когда Катя подошла, притянул к себе на колени, потерся носом о плечо, поцеловал запястье. – Вот, – вокруг ее руки обвилась тройная золотистая нить. Такая же появилась у него на запястье. – Если не смогу позвонить, всегда по ней будешь знать, в порядке ли я. Если ранен буду – стянется немного болезненно, запульсирует и отпустит. Если в реальной опасности – запульсирует часто, почти до вибрации. Если погибну, – он поморщился, потому что Катя вцепилась в его руку до боли, – будет ощущение ледяного браслета. – Не призывай смерть, – горестно прошептала герцогиня, – она и так близко. Алекс допивал чай, Катя сидела у него на коленях, прижавшись виском к плечу и медленно, ласково скользила губами по шее, вверх-вниз, вверх-вниз, согревая горячим дыханием. И он гладил ее по спине, чувствуя, как его нежно касается шершавая и бархатистая темная аура, заставляя сердце биться быстрее, а тело – наливаться силой, прогоняя усталость. Катя зашевелилась на его коленях, встала. Вздохнула, словно перед прыжком в пропасть, и даже зажмурилась на мгновение. – Пойдем, – сказала она – шаль ее скользнула с плеч на стул. – Пойдем, Саш, я хочу тебя. Ночь была темна, щедра, жарка и отчаянно полна жизнью. Стонами женщины, запахом ее, касаниями тонких пальцев и полных губ. Влажной спиной, выгнувшейся, вздрагивающей под его движениями, налитой грудью в ладонях. Темными взглядами через плечо. Сбившимися от дикого желания простынями, горячей кожей под языком, вкусом покорности и чуждости, сладко приправленных опасностью. Собственным шепотом – почему-то Александру никак не хватало слов, чтобы выразить все, что он чувствует, и он раз за разом шептал одно и то же, многократно повторенное: «Какая ты, Кать… Катя…» И почти с благоговением смотрел, когда она склонялась сверху, оседлав его, чтобы поцеловать, и хватал ее за бедра, не в силах выдерживать мучительно медленный ритм, и послушно всасывал в себя соски, когда она требовательно выгибалась навстречу. И раз за разом в конце ощущал шершавую, почти болезненную ласку темной ауры – от этого удовольствие становилось почти невыносимым. Алекс заснул, не в силах встать и сходить в душ. Но он не зря был боевым магом: даже сквозь сон ощущал, как Катерина лижет его лоб – раз, другой, третий, – что-то долго и настойчиво шепчет, ласково гладя его по волосам. Пахло кровью – пальцем она водила ему по лбу, рисуя то ли круг, то ли шестиугольник. Снова звучал шепот, и опять чувствовал он прикосновение языка. – Колдуешь? – еле сумев раскрыть рот, пробормотал Александр, притягивая ее к себе. – Да, Саш, – неслышно выдохнула она. – Спи.