Часть 17 из 59 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Суть интереса? К себе примеряешь?
— Немного…
— Садишься перед «клавой» и монитором, готовишься поразить читателей новым и стоящим произведением — не поленись произнести молитву-просьбу-обращение в адрес покровительницы пишущих:
— О, Муза! Огради милостью твоей от унижения «лежать-то ищшо могу», вдохнови и дай…»
— Всё?
— Всё, жди притока вдохновения и держи кисти рук на весу.
Появился зуд в пальцах — вдохновительница явилась, начинай лов мыслей и загоняя в хранилище памяти дивной машины компьютер.
О чём писать, что утаил, о чём не сказал-умолчал, какие события прошлого не «проткнул стилом», или не «настучал на клаве»? Что интересного за шесть десятков прожитых лет вычеркнул из памяти подлый и коварный склероз? Муза добрая женщина, вроде всё дала, чего просить ещё, чего желать сверх полученного?
Можно перечитать массу книг, написанных птенцами гнезда с названием «институт им. пролетарского писателя», но самому и строчки не написать. Сходство с художником много лет постигавшим ремесло во многих учебных заведениях всех стран и народов, побывавшим в Италии на стажировке, но не написавшим ни единой картины.
Осуждать чужие пойманные и заключённые в текст мысли проще и приятнее, чем дельно излагать свои, проверено.
Упомянутая трудность пугает многих, а если не так — пишущих граждан было на порядок выше.
Что видим на сегодня? Инженеры душ, птенцы гнезда (института) им. «пролетарского писателя», продолжают конструировать людские души, и никто иной не касается невидимой, неосязаемой субстанции с названием «душа».
— Вслепую работают, даже не на ощупь…
— Посему позволительно думать: «оттого, какими блюдами травят читательскую душу — напрямую зависит объём работы института специализирующегося на лечении душ.
Кооперация: «не пиши плохо те — не сходили с ума эти». Разве не писатели без передышки изготовляют «востребованную литературу» с последующим переводом в фильмецы:
а) детективы,
б) любовные романы
в) фантастику…
Доля одних — писать, доля других — травиться написанным, и в ближайшее время перемен ожидать не следует.
Ненормальных, рискнувших заявить, что всё, написанное «инженерами» — «бальзам для души» — не встречал, но это не значит, что таковых нет в природе.
Если на сказанное взглянуть с иной позиции — картина иная: яд тогда таковой, когда пускают в дело Если отрава надёжно спрятана от шаловливых, недобрых рук и любопытной головы — тогда яд сравним с бранным словом, кое знают все, но не произносят в приличном месте, не озвучивают, то есть.
— Похоже на бочки с отравой, затопленные в древности в водах известного северного моря. Разве не повод покрыть матом «мудрую» сволочь, приказавшую отравить море? Один — и целое море?
— Мат что-то изменит?
— Нет, малое облегчение души принесёт.
О простаках, пользующихся ненормативной лексикой в одиночестве сведений не имеем.
— Имеем, без слушателей матерных концертов не устраивают. Мат, как и оркестр, нуждается в помещении хорошей акустики, всякие звуки, пусть и неприличные, нуждаются в слушателях, потребителях. Воспроизведённый мат обязан достигать чьих-то ушей, иначе наполнять атмосферу матом нет смысла.
— Ситуация схожа, когда чья-то добрая душа накатывает стаканюку водки и командует:
— Пей, старик! — а ты отвечаешь:
— Хватит, дорогой, своё выпил… — с матом похожая картина: выразил эмоции ненормативной лексикой — приходи в себя, отдыхай.
Институт им. пролетарского писателя помимо изготовления инженеров человеческих душ безвозмездно выдаст заключение заболевшему «графской» болезнью, но «сербский» до таких заключений не опускается, вес не позволяет.
Читатель, остановись на опушке словесных зарослей, посеянных и взращённых парой из человека с начальным образованием и беса с пятью «вышками», не входи, ибо на выходе не увидишь ни одной полезной, до умопомрачения увлекательной истории. Препарирование мата во всех позициях, повторы сколь угодно, с излишками, но такого, отчего разволнуется изощрённый ум твой — не будет. Похоже на посещение кинотеатра, где за кровные пройдохи от кино кормят зрителей очередной кинотуфтой.
Было: собрался вместо отеческих «зарослей» настучать исхоженные вдоль и поперёк чужие «джунгли», но Бес остановил полёт пальцев над клавиатурой:
— С какими целями и намерениями, тянешь читателя в чужие «джунгли», в каком месте Среднерусской возвышенности нашёл «джунгли»? Мало привычных слов? Разве отечественные «заросли» хуже выглядят? Менее понятны? Или прозрачнее иноземных «джунглей»? — да-а, соавтор парень серьёзный, не забалуешь!
Но если упрям по природе и готов без страха преодолеть наши словесные дебри без опасения умереть от скуки — всё же хотим предупредить:
— При выходе из первой части сочинения приятных эмоций рядом не будет, но если наделён Природой памятью — запомни тройку крылатых истин:
а) «семь бед — один ответ» утишительная, постоянная формула жития нашего,
б) «семеро одного не ждут» основная и определяющая мудрость,
в) «на безрыбье и рак рыба» — древнее и устаревшее, поминается как подтверждение истины «всё течёт, всё меняется» В новые времена раков заменили рыбой «хек» положительно решив продовольственный вопрос.
— Назревает скандал: буквопечатающая машина предлагает в «утишительная» первое «и» заменить на «е» Слаб в грамоте, признаюсь, но не настолько, чтобы не отличать утеху душ и плоти от тишины. «Утеха» и «тихо» разные, но оба приятные.
— Нам только споров с железкой не хватает… Пиши, как считаешь правильным.
— Не пойдёт, не увиливай, нужно писать, как должно быть.
Позволяем выход неприличных формул и выражений, в какой раз просим извинить (вынуть из вины), но остаёмся верными себе: одну старинную истину напарник назвал «педофильной»:
а) «запас в жопу не сношает» — о каком запасе речь — уточнений не было, но, пожалуй, о золотом, не о заокеанской валюте,
б) «коту делать нечего — яйца лижет» — опорная крылатость и половина сочинения держится на ней,
г) если занесёт на страницу, где, нагло ухмыляясь, торчат три «я» — сигнал тому, что авторы зачали сочинение после страшного насилия над собой и написанное входит в определение «графомания».
Прими пояснения за «второй предупредительный выстрел», а если не испытываешь страха и «безумству храбрых поёшь ты песню» продолжай чтение.
Глава номера, как бы, не имеющая (на самом деле седьмая), но от этого не менее важная. Деньги и мемуары. (мемуары и деньги)
— Долго круги нарезаем, пора на главное садиться…
— А что у нас главное?
— Тема войны.
— Пардон, не сообразил, имел ввиду седалищные мозоли, они главные в любом деле.
— Слышал просьбу «не заговаривай зубы»?
— Слышал, этим, похоже, и занимаемся, только не понятно кто и кому заговаривает. Топчемся на одном месте, всё никак к сути не подойдём, того и гляди главное упустим.
— У нас всё главное, ничего второстепенного. Напомни точку останова?
— Тропа войны.
— Тропа войны моя, а ты в освещении моей войны не выше консультанта на половинном окладе.
— Заносит, что может сказать малый шести лет от роду о «тропе войны»? Ничего, а если что и выпустит — сплошной инфантилизм.
— Пусть и так, у малого и соображение слабое, но компенсацией подарена память, с коей старый человек может делать что угодно. Что было — то и запомнил, не выбирал события, они посещали меня. Оставим споры, а когда поставим последнюю строчку — придёт ясность, чья тропа интереснее и как пересекается с другими. Пока дело не зашло глубоко, чтобы у юристов появились основания определять мою работу как соучастие в преступлении — поспешу сделать заявление:
— С первых страниц сочинения, желая выделиться на фоне сущности с пятью «вышками», бесовские выпады но щекотливым вопросам выделял курсивом, но по прошествии какого-то времени застеснялся, не устоял против искушения и заплясал по клавишам без перехода на курсив.
Насколько и в чём разнятся мои и бесовские толкования видимого мира? На немного, без учёта мелочей, а потому всякие курсивы лишние. Что с того, если бес использует меня, как канву и ткёт только ему понятный рисунок? Кто-то должен быть мастером, а кому-то ходить в подмастерьях. В дуэте роль подмастерья отведена мне, моё назначение — канва, коей следует быть прочной, не возмущаться сортом бесовских выпадов, но спокойно, без комментариев, набивать всё, что исходит от оккупанта.
— Ты всего лишь, хоть и живой, но слабо мыслящий придаток буквопечатающего устройства, выражающий знаками алфавита мои выпады.
Сущность находилась в сознании полных двенадцать лет и удалилась неожиданно, как и вселилась: без неприятностей среде обитания, то есть, мне. Дни и часы пребывания сущности сверх указанных полных двенадцати лет не учтены.
Нет причин жаловаться на беса: друг удерживал от визитов к целителям психических расстройств человеков:
— Особи, вроде тебя, психическими расстройствами не маются, порченая психея удел высоких умов, ни чета твоему разуму. Как думаешь, на чём держалась, держится и впредь не рухнет медицина?
— На страхе умереть раньше срока?
— На нём, и на посещениях малоимущими гражданами кабинетов целителей, где напуганным страдальцам выписывают рецепты на страшно дорогие и ненужные препараты, а часто и плацебо. К богатым пациентам медицина появляется без ожиданий в очередях.
Короче: бесовская оккупация сроком в двенадцать лет прошла не в пример интереснее, чем годы свободные от присутствия беса.