— Нет, не настолько, чтобы произвести расчёт с жизнью, так, средне… Где-то около забоя скота, или чуть выше, тронулись рассудком. Окончив святое дело борьбы с врагом, братья отметили акт возмездия обильной выпивкой, явили себя односельчанам и заявили: — Кто надумает хоронить падлу — узнаем и решим таким манером! — односельчане, зная нрав братьев, не посмели ослушаться и оставили труп на усмотрение природы. Труп пролежал зиму, весну, а на лето скелет, чтобы не пугал детей и женщин, нарушив запрет судей, предали земле. Без могилы и опознавательного знака, принятого в христианском вероисповедании. — Сомнительная история, неправдоподобная… — Излагай сомнения. — Правом безраздельно убивать подданных всегда владело только государство, самосуды преследовались со всей строгостью закона. Как братанЫ без последствий угробили старосту? — Благодаря формуле «вождя мирового пролетариата»: «Государство — это вы…», но точное исполнение не знаю: «вы», или «мы»? — История о возмездии окончена, или продолжение будет? — Будет: мужик, что не устоял перед нажимом старосты и взял в руки вражеское оружие, после возврата всего и вся на круги своя, получил «червонец» на отсидку в лагере в славном городе Магадане, что стоит до се на краю земли русской. Отбыл срок, выжил, вернулся в село, работал честно, колхозная общественность, придавленная трудом от восхода до зари, не поминала нехорошее прошлое человека, но не братья: приходил очередной совецкий титульный праздник, основательно заливали на воротник, ловили давнишнего «полицая» и крепко били. — Забавлялись, очищали совецкую землю от предателя. — Получилось? — Получилось, выжили мужика, ушёл из родной деревни бывший вражеский прихвостень. — Мораль? — Обойдёмся без морали… — Кому ответ держать после выяснения, что история от первой и до последней литеры выдумка? — Тебе, кому ещё? Мне-то бояться нечем, нет тела… — Со старостой понятно, получил своё, не ушёл от возмездия, как братаны кончили пребывание в видимом мире? Знаешь? — Знаю, стандартно, без особенностей: старшОй, пребывая в состоянии алкогольного опьянения средней степени, вздумал на шкив работающего агрегата по очистки семян поставить ремень привода, момент из раздела «глупых героизмов» Бездушная техника по локоть размяла правую (десницу) верхнюю конечность с последующей ампутацией. В миг жевания десницы герою в мельчайших подробностях пригрезилась отрубленная рука старосты… — Жестокая, страшная картина, в деревне мужик без правой руки не мужик. — Не скажи, шуйца уцелела, она-то и выручала, держала стакан. — Младшенький? — К сорока годкам цирроз печени приключился, да такой скорый и шустрый, что за срок меньше года мужик в мир иной отправился… Достаточно мрачных историй прошлого, возвращаемся в Фонд. За семь десятков лет цветения социалистической системы, всё и вся за трудящихся решал очередной «отец нации», единственный и неповторимый, владевший даром видеть будущее страны на многие годы вперёд. Он-то и решал, «презирают савецкие люди иностранные подачки, или презрение давным-давно встало поперёк горла и мешает дышать? Пребывали во мраке неведения и не понимали причину нехватки воздуха, или что-то поняли, но молчали? Или прошлые обиды от врагов продолжали перекрывать доступ кислорода»? — никто, ни разу не устроил плебисцит с вопросом: — Устали от презрения к древним врагам, или ещё лет пятьдесят продержитесь? Презираете заработанные в молодости честным трудом на чужой земле иностранные деньги, или готовы всё, до единого пфеннига, отдать на укрепление социалистического отечества? — не было плебесцита-референдума, но хватало кухонного и злого: — Слышь, Вань, я бы не против поменять «презрение и гордость советского человека» на марки… — говорил когда-то молодой, а ныне состарившийся строитель Рейха точно такому созидателю чуждой вражеской империи. Любопытство, кое всегда «голое», дарило собеседникам вопро: — Знать бы, в какую сумму оценят прошлый труд в шахте Рура («стального сердца Германии») с сорок первого по пятый? — отвечал другой претендент, не выпячивавший обидчиво губы в сторону зарубежных работодателей: . — Чего выпячивать-то? Какая разница, кто выжимал соки? Как однажды сказали в отечестве «человек создан на труд отечеству» — так и работал без вопросов, не привыкать к работе. На кого работать дело десятое, главное как труд оплатят. Граждане страны советов, у кого имелись основания гонять в черепной коробке приятную мысль о предстоящей расплате за прошлое, немедленно и с наслаждением предавались мечтам. Такое занятие у простого народа определяется понятными словами: — «Курочка в гнезде, яичко в пизде, а мы яешенку жарим» — редкое народное явление: понимали, что из не снесённых яиц яичницу нормальные люди яичницу не жарят, но от надежды «а, вдруг!?» не отказывались. — Одно из любимейших ваших занятий. Выплата компенсаций советским гражданам, побывавшим когда-то за рубежом не по собственному желанию, пришлась на времена, когда экономическое положение страны определялось привычным, простым и понятным только русскому человеку словом: — Хуёвое — если сравнить граждан России с атомной бомбой — разница очевидна: когда в бездушном устройстве заряд урана превышает критическую массу и бомба взрывается — масса недовольных граждан может перевалить далеко за критическую без всяких последствий. Лучшие политические, экономические и просто без звания, десятки лет пытались понять: «как, отчего и почему, каким образом, после многолетнего, упорного и успешного труда на строительстве социализма строители докатились до положения, когда недавний савецкий прочный, надёжный и устойчивый рубль, почти золотой, скатился в деревянные? Отчего и почему платёжное средство подкатило к границе, за коей маячило «в базарный день гроша не стоит», отчего рублёвая гордость перешла к иностранным валютам? Отправился к старшей сестре на семейный совет: — Слышала новость? — Какую? Новостей пропасть, успевай уши развешивать. — Немцы собрались порадовать валютой за прошлое. И мы, вроде бы, не в стороне стоим от расплаты. Что думаешь, что скажешь? Пойдёшь в органы за поясняющими бумагами своему прошлому? Ага, военному? За справкой? — Нет, нет, что ты! Дочь институт заканчивает, какие марки! Обойдусь без марок, как бы вреда не было! — Каким образом? — Ну, как же! А вдруг все узнают, что её мать… — … десятилетней два года пробыла в оккупации, не умерла голодной смертью, мало того, в составе семьи оказалась в польском городе Люблине вблизи с «Кобет Майданек пекло»? И не помнит, почему и отчего не попала в само пекло? И родные органы, кои всегда и всё о тебе знали, вдруг потребуют объяснений, почему осталась жива и не оказалась в топке печи? За справкой иди в ФСБ, и если там на тебя нет ничего получишь ответ: — Извините, но вы чисты перед прошлым и настоящим, как слеза дитя, а о будущем не беспокойтесь. Думайте о настоящем проживании в стране, где позволительно быть кем угодно, даже сумасшедшей, пожалуйста, но будущее отменяется, не предвидится, и посему спите сном праведников. Что знаете о праведниках прошлого? — и, довольная ответом, остаёшься чистой перед прошлым, настоящим и… извиняюсь, будущего нет, нам отказано в будущем. И глядя на нынешний мир чистыми, постаревшими глазами цвета небесной синевы скажешь: — Не была на оккупированной территории, не выезжала в польский город Люблин в конце июля сорок третьего года в составе семьи — а как пройти мимо срока в год и три месяца в лагере польского города Люблина одноименного воеводства не знаешь. Не знаешь сестра, отчего и почему, пребывая рядом с «Кобет Майданек пекло» осталась цела, и об этом от органов получишь справку. Впрочем, как хочешь, а я иду сдаваться. Если не имею будущего — попытаюсь хотя бы слабой прозой оставить при себе кусочек прошлого. Коли не горишь желанием побывать в кусочке военного времени длиною в три полных года, не хочешь выяснить, насколько жестоко послевоенный склероз повредил память о военном времени — дозволь брату окунуться в прошлое и окажи помощь фактами. Три военных года представляют больший интерес, чем последовавшие пятьдесят «мирных и щасливых», что вспоминать, какие радости? Если за семьдесят лет «торжества» система не подарила столько интересного, как четыре года войны — какими словами поминать систему? Пятьдесят лет прятались от самих себя, может, хватит? Умирать скоро, пусть хотя бы память покается. Попытки понять почему «власть советов» тянула резину с выплатой компенсаций пять десятков лет — привели к выводу: — Произведи одновременно с гражданами обиженной Европы выплаты и савецким помощникам в строительстве Рейха — суммы до последнего пфеннига ушли в привычную и любимую графу «псу под хвост», родное государство тех денег и понюхать не позволило с оправданием: — На врагов страны советов работали! Умнейшая, но, как всегда, меньшая часть граждан знала о наползающем крахе, не минует крах, наступит, и тогда нужда заставит «гордых совецких людей» вытянуть руку в сторону иностранцев с беззвучной просьбой «помогите», а что занятые суммы принято возвращать с процентами — протягивающие руку не думают. Друзья — это друзья, но если враги в трудное время быстрее друзей просчитали обстановку и протянули руку с с валютой — куда вписывать бывших врагов? — Увидели и поняли; пора поддержать спадающие штаны гражданам сгинувшей страны советов. Никто не знал о размерах компенсации за прошлое, неизвестность огорчала, но ненадолго: спасала поговорка о курочке в гнезде, о яичке в том месте, и о яичнице из ожидаемых яиц. Какой процент бывших «рабов с востока» держал нехорошие крайне огорчительные мысли «хер вам, а не марки» не знаем, но, пожалуй, терпеливые и выдержанные бывшие строители чуждой савецким людям империи утешались и ободрялись: — Жили без марок — и ещё поживём! Оказаться в стороне от волнительной процедуры раздачи чужих денег своим гражданам «совецкое» государство, разумеется, не могло, и тогда-то и был сляпан «Фонд Прощения и Примирения с прошлым». — Искажаем, название иное: «Память. Ответственность и Будущее» — «Ликуй Исайя»! — за одно название фонда авторам миллион выдать следует. Кто автор фонда, кто призывает мириться: граждане Германии, «наши»? Вот он, желанный миг, вот оно щастье без границ, так и тянет на изречение красивостей: «глубокий мир и покой воцарились в глубинах остатков совецкой империи с названием Россия»! Дело за малым: получить желанную компенсацию, устроить шикарный банкет и сдать прошлое в архив. — Надо же, половину века раздумывали: мириться, али «делать губы писей» ещё столько? Вступление было интригующим и в духе времени. Так и есть: у всякого времени свой дух, но почему меняется правильного ответа никто не знает. Кто из бывших строителей Рейха и что разглядел в названии Фонда — опросов не проводилось, не держим привычку интересоваться деятельностью вновь рождённых фондов, хватает веры, а если в ком-то сидит бес и толкает задавать необдуманные вопросы — следует задать вопрос квартиранту: — В названии Фонда сокрыто предложение пересмотреть перечень давнишних обид, касавшихся напрямую граждан «страны советов» укреплявших могущество Рейха честным трудом. Правопреемники прошлых работодателей обращались с предложением мириться не ко всем, но тем, у кого были основания мириться с прошлым. Статьи и пункты, кои предлагалось забыть бывшим работникам на Рейх, основатели Фонда не указывали, за них подсуетились «наши» и «свои». «Карточкой претендента на компенсацию» с ушами от прежней и любимой «совецким» народом педерастической «Анкетой». Ах, как хочется быть первым, на кого свалились простые вопросы: — Кто изобрёл примирительный Фонд: «наши», или потомки давнишних врагов? Правопреемники? — вопросы распирали гордостью: — Надо же скудным разумом родить такое! Каков молодец! — что славу первооткрывателя мог перехватить кто-то ещё и влезть в соавторы категорически отвергалось.