В школьные годы писал по требованию учителя, а сегодня применяю прошлые знания родного языка не совсем по доброй воле: «бес путает». Парадокс: бесам деньги без надобности, но зачем других «путают» никто ответиь не может, путы далее фантазий «путанного» не распространяются. Живёт вера: «бесовские путы добром не кончаются, и подтверждение телевизионные рассказы о денежных прогрешениях (взятки) начиная от мелочи сроком в пару лет колонии-поселения и до пожизненной изоляции в «Белом лебеди». — Не фантазируй, за «дачу в лапу» никого под крылья белой птицы не отправили и не отправят, «ворон ворону глаз не выклюет». Если бы не «враг рода человеческого», иных у людей нет — никогда не взял в руки «стило» и не уселся за клавиатуру компьютера. В половине сочинения и неискушённый читатель увидит бесовское влияние, но вторая половина сочинения, кою набирал без цензуры и бесовского нажима — чистая», «правдивая» и «лучшая»… какая ещё? Временами приходит не меняющееся от времени сомнение: «пожалуй, не следовало учителю «русского языка и литературы» хорошо и надёжно обучать письму и объяснять способы выражения словами тайн души и сердца»? Длительная задержка в работе объяснялась «отсутствием темы». Нынешняя световая граната не даст такой вспышки, какую устроило Российское телевиденье в мае одна тысяча девятьсот девяносто… года, когда Первый канал громко, внятно, с повторами сообщил на оставшуюся от развала совецкой империи русскую половину: — Германия, сознавая тяжесть прошлых деяний ныне готова заплатить валютой всем, кто работал на её благо в годы войны — новость по силе ничуть не уступала древнему объявлению войны. Сообщение касалось обитателей европейской части России, побывавших под вражеским игом, но вторая половина «страны советов», тыловая, на волнения о валюте причин не имела. Сколько сердец, имевших повод волноваться, дрогнули, и было сообщение по силе воздействия мощнее прошлых сводок «совецкого информационного бюро» — установить не могли. Неизвестно, сколько народу подивилось тогда шуткам телевизионщиков, но внутренний голос (на то время бес не сидел) казал: — Слышь, мужик, зайди в собственный архив, стряхни пыль со страниц прошлого, просмотри и начинай действовать. Ты, некоторым образом, имеешь касательство к прошлому военному времени, пробуй, авось что-то и тебе обломится. Примирения денежными знаками с гражданами обиженных в прошлом Deutschland,ом давно прошло по Европе, а «гордые совецкие люди с презрением смотрели на иностранные подачки». Замшелая Европа дивилась: — Необъяснимое поведение победителей: ныне, как никогда нуждается в иностранной помощи, любая монета окажется благом — и нате вам, гордость! У гордости срок есть, обиженные приняли компенсацию, и только «совецкие люди» никак не хотят отказаться от прошлых убеждений и живут в уверенности: — Гордость совецких людей выше всяких компенсаций! — единственная на всю Европу гордость! — Сорт обиды важен, Мелкая обида не может претендовать на глубокую, со временем любопытные докопаются и разоблачат обман. И хорошо, если без последствий, а если как прежде? Скандал в масштабе Европы? Забыл, как однажды на провокацию толкнул? — На какую провокацию, напомни? — Ага, когда зудом задал вопрос «стойкому и убеждённому» приверженцу фактов сжигания (живьём!) людей в печах Аушвица. И вопрос невинный присутствовал: — Как представляете процесс сжигания тела, технология? Чем разогревали печи до нужной температуры в градусах Цельсия? Предлагали очереднику улечься на подающее устройство, сложить руки, закрыть глаза и прочитать отходную молитву? Или загружали в холодную печь и включали форсунки с неизвестным топливом? И, как от невинных и простых вопросов «товарищ» воспламенился и брызгал слюной? — Припоминаю, было, было… Если набраться нахальства — и за малую обиду можно требовать больших компенсаций, всё кроется в названии обиды. — Какая высшая? — Вечно юный братец Геноцид без срока давности, сильный и неуничтожимый, ничего мощнее геноцида на сегодня нет. Подстать братцу Геноциду сестрицы «Кровная» обида, «Незабываемая», а возглавляет родственничков сестрица «Смертельная», той только трупы подавай. До сих пор на обидчиков охоту ведёт, а найдя немедля прихлопывает с участием международного суда. У вас издавна живёт «смех сквозь слёзы», предлагаю новинку добавить: «мир сквозь зубы». — Растолкуй. — Что непонятно? Видел улыбающихся людей? — Видел, сам иногда улыбаюсь… — Улыбаешься от уха до уха открытым ртом, а, не сцепив зубы? — Понятно, вроде как бы и замирились, но открывать рот память не позволяет… фальш-улыбка. — Она самая. Что-то одно следовало оставить за «совецким народом»: гордость основных победителей в далёкой войне и отказ от компенсаций, или разделить славу победы с союзниками ровно на две части и навсегда забыть учинённые врагами неудобства. — Столько перебитых — и всего лишь неудобства? Хотя бы капля совести есть? — Флакон с Совестью в командировки не беру, лишний, ненужный груз, за сутки до вселения положил в ячейку Вселенского банка, есть такой. — Коли помянули примирение — не грех поведать историю о настоящем примирении. — Длинная? — Не особо, но впечатляющая. — «Шапка» нужна, заголовок, то есть? — Сделай: «Сельская история оккупационного и послевоенного времени» Изложена бесом с правками, замечаниями и сомнениями наборщика (моими). — Было так: заняли оккупанты село, и по своему иноземному обычаю поставили над селянами старосту из жителей села. В будущем пришлые собирались управлять захваченными, а на время военных действий ответ за «орднунг» в селе возложили на старосту. Человеческого в ставленнике было немного, и это немногое касалось физиологии: питание, сон, размножение, и что-то ещё по мелочи, таких на Руси честят «зверем» нанося обиду четверолапному зверью. Зверское назначение мужик исполнял исправно, часто и с удовольствием, кое терпящие определяли как «не по делу», напрасно, «не перечь моему ндраву». Задержек в пуске кулака не было как в семье — так и вне семьи, «крутым» был, в зверстве никого не выделял. Если удариться в рассмотрение причин зверств людских — таковых окажется больше, чем нужно в нужном деле очистки человеческого древа от дефектных ветвей… — …занятие, караемое международным судом известного города в Европе. — Нюрнберга? — Нет, как-то иначе зовётся… забыл… Время военное, проводить исследования патологии какого-то аборигена захватчики не собирались, но коротко, по-военному сказали: — Назначаем старостой. За порядок спросим. — Почему назначили старостой? Рекомендация сельчан? — Логики не вижу: кто бы по доброй воле поставил явного палача управлять собою? — Тебя логика обошла вниманием, оттого и не видишь, что всю историю тем и занимаемся, что ставим палачей на царство с редкой заменой на пьяниц и дураков. — Не отвлекайся на мелочи, продолжай: у врагов манера была: сгоняли жителей селения на просторное место, выбирали крупный, внушительный экземпляр из аборигенов и делали командиром над остальными. Разве в мире животных не так? — Предводитель с характером палача — естественно, а мягкий вожак приведёт племя к вырождению, проверено на иванах грозных. Староста, какая ни есть, всё же власть, а любая власть без органов соблюдения порядка (полиции) таковой не является, будь ты каким угодно старостой. Нужна вооружённая свита, нужна, без свиты никак, но кого рекрутировать? Только из своей деревне, не соседей звать, в самом-то деле! — и на другой день, поутру, по деревне прошёл приказ: — Так, мужики, шустро прибежали до моего подворья, получили оружие и построились на получение указаний, как служить новому порядку! — а мужики, сукины дети, не идут, причины выставляют: — Старые мы, какая с нас служба? Молодых нет, война вымела подчистую, быть тебе без войска. А двух братьев неопределённого возраста мобилизация не тронула, не призвала защищать социалистические успехи, и подробности недосмотра неизвестны. — Присутствие паники, мобилизационная неразбериха, возраст братьев…да что угодно! Повестка на явку в военное учреждение по дороге затеряться, могли и братья затеряться… Неразбериха, в общем. Староста до них: — Чтобы поутру явились! — братья грозный окрик пропустили мимо уха и на утро не явились… — …точно так могли не явиться в военкомат и другие граждане страны советов? — …и началась у главы новой власти на селе затяжная война по имени «гражданская» в пределах одной деревни, но без правил и соблюдения женевских конвенций при ведении войн». Годится? — Вполне. — Нет нужды приводить список пакостей, учинённых старостой семейству братьев-отказников, но наибольшей была конфискация коровы «для нужд германской армии». Корова на селе первая кормилица во все времена, какими бы прекрасными они не были, в обнимку с молоком и лебеда в желудке приют найдёт. Без коровы… без коровы-матушки селянин долго не живёт… Не остался представитель новой власти без опоры, нашёл слабого человека и повесил на шею вражеский «винтарь»… Оккупационное время оказалось временным и коротким по меркам Истории: воинская мощь с востока погнала врагов туда, откуда и явились. Староста, было, собрался бежать вслед за врагами, но замешкался по неизвестной причине. — Почему «неизвестной»? Очень даже известная и понятная, что человеку, что зверю: «пусть смерть получу, но в доме родном, не на чужбине кости лежать будут, родная земля примет». И зверью в человечьем обличье не отказать в любви к земле родной. Взяли старосту братья-уклонисты, судили своим судом, где главной статьёй обвинения фигурировала реквизированная на нужды германской армии корова, и учинили быструю расправу: вывели недавнего сельского временного владыку в чистое поле, воздаяние по заслугам начали с отрубания рук с пояснениями за что: — За корову! — полное четвертование не случилось: коварный староста умер от болевого шока и от потери крови. — И братаны, узрев результат мести, тронулись рассудком. — Основательно?