Документ, как и место рождения, блистал лаконичностью: МИНИСТЕРСТВО БЕЗОПАСНОСТИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ. У П Р А В Л Е Н И Е ПО…………. ОБЛАСТИ... под «шапкой» шло изложение причин и оснований, по коим закордонные правопреемники прежних возмутителей Европы готовы выплатить компенсацию за причинённые неудобства в давние времена. Компенсация была заграничной, находилась за линией горизонта, но мысль: «это ж надо, заграница мне задолжала! Жил-поживал, не вспомилал прошлое, и оно меня не трогало — и, вот вам, должники нашли меня! Обычно кредиторы ищут должников, а тут наоборот! Так интересно…» — Совсем, как у Екклесиаста: «время делать долги, время отдавать их…» — Просторен Екклесиаст, но о долгах вроде не упоминал. «Время собирать камни, время кидаться камнями, время, выдавать Ложь за правду а равно и раздевать догола брехливую тётю». Справка ставила последнюю точку в древних отношениях с врагами, кои против желания и «в силу исторически сложившихся причин» возникли в июне сорок первого года. Невзрачный лоскуток бумаги, качеством немного выше нынешней туалетной, текстом-пропуском в общество обиженных Германией в известные времена, позволял претендовать на получение компенсации. Чьи претензии в марках оценивались выше моих не имел представления, аромат возможной предстоящей выплаты мешал думать. — Не ври, не имел претензий, ни малых, ни средних, а большие поминать не следует. Никаких не было претензий Ай, забыл? — Так и есть, сообщение о компенсации оказалось толчком, воспоминания пошли косяками с требованием выложить на бумагу как получится. — «Интересно скаладывается колода… — думал без трёх месяцев пенсионер в приёмной «Управление министерства безопасости» — пятьдесят лет тишины — вот те раз, «распишитесь и получите… или «получите и распишитесь? Немцы хотят побаловать валютой за то, что было, а больше чего не было?» — Кого пытаешься обмануть? Воспоминания ни на секунду не покидали долгосрочную память твою, всегда при тебе. Радовали и вдохновляли: «отработавший своё зуб удалить можно, а как быть с двумя годами оккпации и годом с тремя месяцами пребывания в лагере польского города Люблина? Это не зуб, факт пребывания в лагере удалить из биографии не получается. Чёрт с ней с оккупацией, но куда Польшу прятать, это она основа и главный козырь в претензиях на чужую валюту» — не был уверен, что год пребывания в лагере рядом с «Кобет Майданек пекло» достоин оценки немецкими марками. Без справки от органов жил спокойным гражданином с твёрдыми желаниями и намерениями унести в мир иной личное прошлое без оглашения деталей, но, как и почему кусок бумаги в пол-листа с названием «справка» толкнула на выяснение ненужных уточнений ответить не могу. Хотя, почему не могу? Разве товарищ, что сидит во мне, не мог приложить лапу? — Сколько напоминать: нет у меня лап! Мог получить марки со скорбным видом, как очень пострадавший? Мог! Тогда чего было рот открывать? Волновал размер суммы, кою правопреемники древних работодателей собирались выплатить трудившимся на благо Рейха рабам с востока, а память о причинённых неудобствах военного времени терялась в перспективе. Какой сорт, кому и сколько выплатят за причинённые неудобства в прошлом, кому отказать — поселившиеся в соответствующих частях сознания вопросы волновали и лишали покоя. Состояние чем-то напоминало прежние налёты двух разных авиаций с одинаковыми намерениями: накрыть бомбой. — Прилетят, или мимо, останусь жить, или закопают? Буду счастлив от общения с чужой валютой, или скажут «от борта»? — в день похода за справкой из меня пёрла непонятная смесь далёкого прошлого и настоящего. — Невзрачная справка выражала силу и мощь с попутным разъяснением исторических фактов: органы чётко, без двойных смыслов, заявляли в документе о временном пребывании врагов на оккупированной территории. Это потом врагам разъяснили, что появились они на территории на короткое время, а вначале о сроках пребывания на вашей земле речь не велась. Помнишь? — Помню! Но не следует думать, что России грозило длительное пребывание врагов на её территории, нет! Враги пребывали временно, и чужое короткое пребывание на нашей территории вот уже шесть десятков лет отмечаем «торжественными мероприятиями»! — Ваши «мероприятия» неиссякаемый источник торжеств без границ, постоянно что-то изобретаете, меняете и дополняете существующее. Пребывание захватчиков на вашей земле было временным, но память о пребывании оставили на сотню лет, не меньше. И ваше пребывание в стране побеждённых врагов длилось необъяснимо долго, ненужно, с большими тратами и в тайной мечте пребывать в стране побеждённых на вечные времена. Древние предки твои порядочными были, а местами настоящими рыцарями смотрелись: принудили Бонапарту исполнить на бис музыкальный вопрос «Зачем я шёл к тебе Россия?», въехали в Париж на хвосте доблестной наполеоновской гвардии, подивились «хранцускому житию», удивили Париж собою — на том и остановились: — Будя, погуляли, пора домой оглобли поворачивать. Чего в Европе-то делать? — последующие вои оказались ниже сортом, оттого в побеждённой Германии столько и сидели. Чего ждали? — Возразить нечего, непонятно, какие яйца столько лет высиживала доблестная группа савецких войск в Германии, кого и от чего защищала? Войны-то нет. Или предвиделась таковая, и если да — чего ждали, почему не упредили? Не были уверены, что смогут набить морду вчерашним союзникам? — Не было сумасшедших на свободе рискнувших заявить «страна саветов мечтает оттяпать у побеждённых кусок территории на вечные времена», любители империй трезвели от «груза двести» И чего звался «ограниченным контингентом», если солдатики погибали без ограничений, чего было ограничиваться? На сколько боевых голов разнился ограниченный контингент от не ограниченного, если производство трупов не сокращалось? — и на такие вопросы смельчаков в «стране саветов» не находилось. — О чём крик? Не все влезли в чужую страну, частью, какие претензии!? Мы ограничились! Глава тоже 11. Вселение беса Заявление «время лечит» неоспоримо, безошибочно и принимается без возражений. Сдать назад на расстояние полувека, получить справку в органах о переходе границы «страны саветов в грозное военное время» не по собственному желанию походило на татуировку крайне неприличного содержания на лбу лысого, а пролежав без дела в архивах Конторы Глубокого Бурения превратилась в денежный документ неизвестной цены. — В своё время такая справка компроматом выглядела, меняются времена и позорная Справка оценивается иноземной валютой. — И виной тому ваше «былое быльём поросло». К тому времени стараниями отеческого и забугорного кинематографа уяснил истину: «любой компромат стоит денег, а какой валютой оценят документ о недостойных делах в прошлом не важно. Грошовых компроматов не бывает, всякий компромат оценивается в большее». Справка о пребывании за кордоном выделяла владельцев из ряда обычных граждан и давала надежду на получение материального удовлетворения от наследников тех, кто когда-то держал «справочников» в лагере. — «Требовать» неверно сказано, требовать не получалось прежде, не требуете сейчас и не стоит рассчитывать на будущее. Довольствоваться тем, что дают — да, но чтобы требовать — нет и нет, выше «нижайше прошу» вам никогда не подняться. Сегодня «нижайше прошу» в разрешительных бумагах не поминают, «нижайше прошу» присутствуют молча. Мои иностранные лагерные держатели, давно ушедшие в мир иной, не вызывали гнева и ярости, а лелеять в душе злобу на прошлых врагов «за компанию со всем народом» почему-то не получалось. Не вызывали праведного гнева прошлые враги по причине: а) худого от врагов не видел (бомбёжки не в счёт, вид тренировки), б) по времени далеко находились. Что разглядывать худое в чужой древности, когда своя новь на порядок пакостнее, и когда доходит до сравнения со своими иноземцы выглядят наивными дурачками? Кроме заведённых органами на возвратившихся из-за кордона совецких граждан никаких иных бумаг «Фонд примирения и обогащения» не принимал: — Единственный документ, подтверждающий ваше, далёкое от совецкого, прошлое — справка от Конторы Глубокого Бурения — упорство Фонда явилось причиной многих обид от граждан на неизвестно кого. Ещё бы: гражданам, вольно, или не совсем так, пересекшим государственную границу страны советов туда и обратно в грозные военные годы в будущем грозила прибавка к пенсии, если претендующие на пенсионную исключительность могут подтвердить факт перемещения за пограничные столбы страны советов. Прибавка обещала быть приятной и волнения имели под собой почву. Граждане, владевшие стандартным набором страданий времён оккупации, но без козырного туза «пересечение границы страны советов за кордон и обратно, возмечтали пострадать по полной программе и совратились: — Подтверди, что немцы угоняли меня из дома родного, в долгу не останусь, за мной не пропадёт! — вещал сосед соседу за доброй выпивкой в тревожные дни грядущих увеличений пенсий. Набирала обороты любимая и понятная отечественная поговорка «рука руку моет и обе чистые». Такие наши «омовения», как правило, всегда направлены во вред государству. — Дорогой соавтор, дай разъяснение: от многих очевидцев слышал, что враги, отступая, выгоняли жителей сёл и деревень и гнали на запад. Что в этом было? — Есть два толкования тогдашним вражьим действиям, излагай любой, а если не окончательно обленился — настучи оба. Читающий волен выбирать убедительное. Первый: — Achtung, ваше село находится в направлении главного удара наших противников, и в предстоящих боях могут быть жертвы среди мирного населения, а потому командование настоятельно рекомендует оставить населённый пункт! — второй вариант противоположен первому: из угоняемых враги создавали «живой щит». — Враги шли уничтожать славян, о каком гуманизме речь, какие предупреждения!? — Остаётся «живой щит», он и рыл окопы врагам. Какой процент граждан, побывавших под пятой врага в дни выхода на социальную защиту, какими картинами разглядывал прошлое нам неизвестно, но одну, расписанную сожалениями, оглашаем: — Чего от поездки в Германию отказался, чего прятался, трясся? А всё родня, она воем «куда несёт нелёгкая, не лезь на рожон!» малину изгадила! Вон, сосед работал в Германии, целым и невредимым вернулся… Нормальный мужик, не пьёт в глухую, немецкий язык знает. Не валял дурака, не прятался по чердакам, не слушал родственного воя, да прокатился в эту чёртову Германию да на мир посмотрел, глядишь, и мне, как соседу, сегодня пенсию больше платили! Да ещё и марок подбросили» — сожаления о прошлых страхах от угона в неволю плавно перетекали в разговоры иного сорта: — За что им пенсии добавили!? — вопрошал не до конца и не полностью пострадавший соотечественник — бегали-бегали с немцами, а теперь большие пенсии подавай! — чёртовы немецкие гуманисты, как однажды раскололи на части крепкое совецкое общество — так до сих пор и занимаются расколом, нет на них управы! Всё им мало, они и через пятьдесят лет после поражения ухитрились «в прочной и надёжной среде бывших советских людей» смуту посеять, «немецкая зараза» продолжает зловредную деятельность в умах бывших совецких людей! Знай оккупированные какие пенсии в будущем станут получать граждане, пересекавшие границу в вашу сторону к чему пришли? — Ко второму «Исходу», не библейскому, меньше и с разницей: если в древности одни убегали от рабства — другие ушли в неволю с радостью и верой в прекрасное будущее себя. Это о ваших пенсиях. Проживающий в правом ухе бес особых неприятностей и неудобств не доставляет, не причиняет страданий как больной зуб. Зуб меньшая неприятность, зуб удалил — и боль ушла, забылась, а беса с провокационными разговорами удалить непросто. В остальном поведением от нормальных людей не отличаюсь, и только большому специалисту в деле общения с бесами дано заметить: — Субъект, как бы, не совсем в себе… — присутствия беса в других частях тела не ощущалось. Было так: день посещения уважаемой за строгость отеческой организации пришёлся на конец мая и выдался жарким. Претендент на компенсацию (я) заканчивал шестой десяток пребывания в видимом мире, основные занятия (работа) подходили к завершению, а потому особых волнений о будущем не ожидалось. Но майская жара в паре с лёгким волнение на тему «дадут подтверждающий документ, или скажут «от винта» и тогда валюты не видать, как собственных ушей» изрядно утомили. Но не до инсульта, или инфаркта, что для человека в шесть десятков прожитых лет естественно. Умирают и моложе. Добравшись под крышу дома своего поступил как любой изношенный работой человек мужского пола возрастом в шестьдесят (без трёх месяцев): избавился от лишней амуниции и прилёг на диван из времени, когда было принято работать мебель из цельной древесины приличных сортов и без добавления эрзац деталей из древесной стружки. Ах, какой это был диван! Не перечесть чудесных, дивных сновидений пересмотренных на поверхности ветерана домашней обстановки! Таких сновидений, кои не грех изложить сценарным языком и в паре с известным режиссером, хотя бы на троечку по десятибалльной шкале, зафиксировать на ленте (фильмА) и поразить глазеющий мир! И никогда в будущем не сделают фильм отдалённо напоминающий мои сны на старом диване, в коих, разумеется, главным героем выступал я! Как восторженно, радостно, в такт пели пружины друга, когда… Пардон, эротика, не время и место плотским удовольствием, пусть основа и смысл жизни пока постоит в стороне, не до эротики, рассказ идёт о предателях. Лениво шевелились мысли о результатах похода в серьёзную организацию: «во как жизнь поворачивает! Дело прошлое, вроде бы всё позабылось, «было — и быльём поросло», если помнить наши поговорки, сколько годов прошло, как бы и нечем удивлять — ан, нет вам, в финале компенсациями порадовать надумали. Огласите имена милостивцев и добродетелей, дозволивших состарившимся «рабам с Востока» получить законное вознаграждение за прошлый труд на благо Рейха, назовите имена героев? Теперь просто необходимо дотянуть до расплаты за прошлое». Хотелось пива. После удачно выполненной работы хочу жидкости с любым процентом содержания алкоголя, но не выше сорока, и наилучший питейный друг в жару конца мая — чтимое и выступающее первым номером среди прочих напитков пиво. Фанатичную любовь и преданность пиву объясню во второй части с названием Polska. И тогда хотелось пива. Страстно, любого сорта, без капризов при выборе. Кружечку. Одну. Закрыл глаза и увидел её, потную и в белой пенной шапке! У-у-у, прелесть и радость жизни моей! — можно было пойти в ближайшее питейное заведение, но в борьбе пивной любви и жары победила последняя. Тащиться за кружкой как бы и не стоило, а на вливание большего количества кружек неодобрительно смотрел домашний лечащий врач — жена: — Не молод, пора бы и прекратить бездумное ублажение утробы и не нагружать почки лишней жидкостью — что пиво при жаре могло выйти из организма иной жидкостью и с других мест — жена-дипломат забыла. Как медицинский работник среднего звена жена знала и другие пути вывода из организма лишней влаги, но почему скрывала знания от супруга непонятно, а в итоге непобедимая коалиция из жены и собственной лени победили, и натюрморт с пивом, не реализовавшись, удалился, оставив поощрительный приз: сладостную дрёму, в кою и двинулся. Знающие люди говорят, что изумительный момент движения в сторону границы со сном сравним с оргазмом… Что следовало после закрытия глаз и отправки в сон — знал из многих упражнений прошлого, а к тогдашнему удалению прибавилась жалость: — Так умирают без пива праведники и страстотерпцы! — сомнение «достоин быть вписан страстотерпцем» продержалось секунды и освободило сознание: — Э-э, дай-ка вздремну… За тем и приземлялся на диванную поверхность… Какие-то секунды отделяли сознание от полного провала в сон, и тут что-то, или кто-то, весьма ощутимо ткнул в ребро! В третье снизу, с левого борта! Что за шутки! Левый борт был открыт, и диванная позиция выглядела так: лежал на спине, вытянув ноги на всю длину, без малого поджатия и прижавшись правым бортом к спинке дивана. Толчка непонятного происхождения хватило, чтобы глаза открылись шире обычного и обшарили комнату не далее полуметра от дивана. Пусто. Жена, готовя обед, производила незначительный шум кухонной утварью, на который никогда не реагировал. Да и не имела жена глупой привычки ручным способом возвращать в реальность впавшего в сладкую дрёму супруга.