Глава 13. Затишье перед выплатой Когда-то накрытые одеялом оккупации будут до конца дней помнить о непреходящих желаниях того времени а) что-то положить в вечно пустой желудок, б) миновать близкого общения с предметами военного назначения как то: пули, снаряды, мины, бомбы а равно и с осколками перечисленных предметов. в) выспаться после ночного налёта авиации. Чьи крылатые машины нагоняли страх не важно, как одни, так и другие и позже, не задавали вопросов освобождаемым: — Мы вас погоняем, а вы потерпите, не возражайте, поди, война всё же! — дальнейшее происходило без возражений. в) и было безразлично, чья бомба остановит «житие мое»: вражеская, или родная. («Нужное — подчеркнуть»). Порядок следования пунктов а), б), в) мог быть иным, но набор корзины военного времени оставался неизменным, без умаления прелести указанных позиций. Но пришло время, когда тысячам граждан с оккупированных территорий и побывавшим на вражеской территории в качестве рабочей силы сверху дозволили признаться себе и другим: — Получить компенсацию в марках за прошлое — это вам не на Эверест взобраться! — моя «карточка претендента» поехала в столицу, а в органах социальной защиты повторно было сказано наше вечное и тревожное: — Ждите… Глава 14. Доче марки. Обогащение Когда ожидание марок превратилось в пытку — из столицы пришла бумага, предлагавшая претендентам явиться на расчёты за прошлое по указанному адресу с набором документов удостоверяющих личность претендента. За не доживших до компенсации могли порадоваться близкие родичи с доказательством родства, и жена умершего могла получить компенсацию, От пояснений пахло Западом. Длинный коридор с кабинетами в доме социальной защиты уставили стульями отдыха состарившимся претендентам. Пожилые люди степенно ждали вызова в кабинет, где шустрые и нахальные столичные товарищи выдавали марки, заработанные не их руками. Шума, гама, попыток вне очереди войти в вожделенный кабинет и рассчитаться за прошлое со стороны вчерашних работников на Рейх не наблюдалось, и в таком поведении претендентов наша пара усмотрела чуждую советским людям культуру. Нужно говорить, что наблюдение было приятным на удивление? И только в конторе социального обеспечения имел удовольствие наблюдать, как поведение скромно, с переходом в бедность, одетых претендентов разительно отличалось от обычных, не порченных вражеским зарубежьем соотечественников. — Выйди из кабинета обогащения товарищ с внушительного вида и провозгласи наглым, уверенным голосом: — Компенсации отменяются! — работники на Рейх все, до единого, промолчали, и, потупив глаза, вышли на воздух. — Рядом жили, а мы не знали, что в войну на Германию работали! Коридор Отдела соцобеспечения представлял длинную квадратную трубу с окном в торце, глядевшем на закат. Вдоль стены кабинеты числом пять. Стандарт. Прежде и никогда впредь, подобные учреждения иными строить не будут. Кабинет выдачи марок находился в одном конце коридора, а в другом, с окном на улицу, стоял товарищ, не имевший отношения к процедуре выдачи марок, и злыми глазами поглядывал в сторону счастливчиков. Товарищ у окна не входил в число претендующих, но чего было пялить зрение на счастливчиков — хотелось знать, и медленно двигаясь к окну — приблизился к товарищу не ближе пары метров. Не прогадал и услышал ни к кому не адресованное шипение: — Суки, на немцев работали, а теперь ещё и компенсацию им подавай! — злобная рожа «товарищ» без слов говорила: «эх, где времена когда вас гноили в удовольствие и не считая?» — и в какую-то секунду появился страх: «того и гляди кинется в одиночку на претендентов и вытолкает эту нагло-тихую публику, всех до единого, за пределы отдела социального обеспечения» Чувства «товарища» понял с бесовской помощи: «верой и правдой служил «великому делу построения коммунизма», а результат нулевой: маленький чин с малой оплатой, никаких наград плюс ноль внимания верхов. Есть отчего шипеть, а эти скромники работали на врагов за валюту!» Имея провокационную натуру и бесовское покровительство всё же копать до корней мировой несправедливости не решился, был риск откопать драку в общественном месте с последующим удалением из валютного клондайка. Нужен скандал с участием органов правопорядка (милиция) если находишься в шаге от дверей помещения, где вот-вот добрые дяди и тёти обрадуют первой и единственной инозёмной валютой за прошлое? Нет. Раз. Два: разве добрая затрещина очистит шипящего товарища от уверенности, что пришедшие получить крохи за прошлое не враги? Ещё одно «нет». — Какой скандал, если денег иностранных не получил? — … а получив — немедля лишился, милиция очистила с пояснением: — Пребывал в состоянии алкогольного опьянении, спровоцировал драку с работником госучреждения, достоин задержания на пятнадцать суток… Пусть скажет «спасибо» что двух недельные заключения отменены… Какие марки? Меньше пить нужно, потерял марки — милиция-то наша, «плоть от плоти народа». — Наверняка шипящий был из числа «верных и преданных товарищей». Морда злая, вид у дяди такой, будто кровные денежки раздавал. Ненаблюдательный человек без труда мог показать тех, кто пришёл получить компенсацию за прошлое и на тех, кто не бывал в заграничном рабстве: у первых на лицах проступали следы от яда с названием «западная культура». Как однажды отравили — так до конца жизни остались отравленными. Какая выдержка, терпение, молчаливость! Вот он во всей красе чужой Ordnung! — и поддавшись влиянию беса, не раздумывая, задал один вопрос трём женщинам: — Уважаемые Frau, если удариться в фантастику и сегодня отправить вас, как прежде, в «проклятую» Германию? Согласились на служение Рейху? Прежний Рейх сгинул, пропал, но Германия-то осталась? — первая отвечавшая, худая и плохо одетая женщина что-то невнятно и зло буркнула, приняв за провокатора старой, совецкой выучки, сексота, засланного органами, другая, рядом, промолчала, а третья ответила: — Мы бы с радостью, да только кто нас туда таких возьмёт! — более ужасного финала древнего пребывания совецких людей в рабстве» быть не может! — отчего женщина отвечала не за себя, но «мы» выяснять не рискнул. — Ну, и как понимаешь жалобный вопрос женщины? — Просто, как закон, как математическую формулу, как аксиому, как… Сужу по себе: с удовольствием вернулся в военное детство, полуголодное, с набором страхов и с риском лишиться проживания в самом прекрасном из миров. Что-то похожее на афоризм родилось… — … и? — Любая юность прекрасна, юность не бывает ужасной, а, вот старость, пусть и шикарная, никогда не обойдёт юность. — Пожалуй… Старость, печальна, часто и ужасна, а юность всегда и только прекрасна! И та женщина, из интервью, хотела вернуться в юность… В чужую, рабскую юность… А ты, бесяра, большой негодяй и циник: спровоцировал задать нехороший вопрос бедным женщинам! Попутно и меня расстроил… — Тебя-то с чего, разве не компаньоны? Раз. Два: мы выше чувств и эмоций, мы пишем и обязаны быть бесстрастными — какой раз помянул бедность и отсутствие средств на визит к изгонятелю бесов! Имей деньги — ни минуты не потерпел чуждого влияния на сознание своё! Твоё влияние, милый бесяра, во стократ сильнее и ужаснее бывшего идеологического отдела ЦК КПСС — тьфу, чёрт, как бы ни сглазить! Как только появлялась мысль: «получу иностранную валюту — тут же, всю, до пфеннига, потрачу на изгнание беса»! — и внутренний товарищ умолкал на срок не дольше суток. Боялся, скотина! Кто сегодня обладает правом задавать провокационные вопросы о прошлом? — вроде все равны, но с чего-то провокационные вопросы не рождаются, истощилась почва, а тогда в озвучивании вопросов к бывшим работникам на Рейх пошёл дальше, чем науськивал бес: — Напрасным был приход древних врагов на вашу землю? — Понятное дело, чего спрашивать? — двусмысленный ответ, непонятный, а, может, и более, чем двух. Уклончивый. — А что скажете о прибавке к пенсии от государства за прошлые страдания? Стоило пострадать тогда, чтобы сейчас получать больше? Понятнее: прошлые страдания «хороши», или «плохие и тяжкие»? — !? — Последний, пустяковый вопрос от меня, не от Фонда: компенсация восполнила прошлые страдания и муки, коим подверглись когда-то от врагов? — ответа не получил, и по физиономии — тоже… Вот оно, возмездие! Прежние враги выставили сами себе счёт за прошлое и оплачивают его. И морально страдают шесть десятков лет за прошлые деяния. Помимо беса, «через голову», собираюсь предъявить прошлым врагам счёт от имени многих тысяч людей, коих развратили чуждой культурой и показали возможность жить иначе. Принимать увиденное, или проходить мимо дело каждого, но что можно жить иначе — побывавшие рабами совецкие люди убедились, а убедившись — испортились, и порча не сотрётся до ухода в мир иной даже и в старческой памяти. Что и ужасно. За порчу памяти никакими марками врагам не отделаться, память марками не уничтожить, сходство с приручением дикого животного с последующим изгнанием в естественную среду обитания. Вторая причина, по коей многие соотечественники не желают покидать пределы отечества: — Возвращаться к старому корыту? — вопрос о тратах на зарубежные поездки не поднимается, траты на поездки за рубеж относились к фантастике совецкого периода. Вторая причина: побывавшие в оккупации как бы порченные, не совсем надёжные совецкие люди, а потому чёрт их знает, что могут выкинуть за пределами страны советов. Вдруг что-то хорошее из ужасного прошлого впомнится? Время поедается занятиями, и пока наблюдал за пришедшими получать расчёт за прошлое и провоцировал вопросами работниц на Рейх — подошла и моя очередь войти в кабинет и получить расчёт. Валютой. Иностранной. Обогатиться. Вошёл и огляделся: в маленькой комнате, до предела уставленной канцелярскими столами, за первым от входа, мужчина и женщина проверяли подлинность получателей. Почему двое? Боялись ошибиться, или не доверяли взаимно? Паразитировали на деньгах Фонда? — Убери знак вопроса… Очевидно… Второй стол рассчитывался валютой за прошлое, конец пути к обогащению, вот она счастливая встреча! — получил причитающуюся сумму расчёта за прошлое, не проверяя и не заглядывая свернул иноземную валюту точно так, как и всегда сворачивал отечественную — пополам, и пожил в нагрудный карман рубашки. Alles, конец, встреча с радостью и счастьем состоялась, особы свободны, могут уходить… и ушли… За третьим столом восседала крупная, упитанная столичная дама, разрисованная косметикой, как цирковой клоун. Косметика маскировала разбойно-уголовные черты особы, но не полностью. Крашеная особа на звание «дамы» не тянула, скорее это была когда-то удалённая за растрату, но избежавшая отсидку бойкая работница совецкой торговли. Иногда таких показывает ТВ в разделе «Дежурная часть» программы «Вести». Особа с уголовной рожей, зычным, прокуренным и совсем не женским рыком, предлагала счастливым гражданам поменять валюту на родные, понятные рубли. Шла игра двух команд: столичной и провинциальной. Столичная называлась «Куй железо пока горячее», а провинциальная, скромнее на порядок, звалась «Не зевай Фома на то и ярмарка». Побеждала столица: менявшие марки на рубли претенденты не имели представления о курсах валют, а потому получали в обмен «деревянную» отечественную монету в уверенности, что дама с рожей аферистки их не обманывает. И мне было предложен обмен, на что, сделав лицо счастливого идиота — ответил: — Пусть сутки, иноземные марки душу порадуют, а потом приду к вам и обменяю — играл дурака, но думал нехорошо: «старая прошмандовка, падла битая, сволочь драная, ай, глупее себя объект увидела»!? — великое счастье, что не все и всегда могут читать наши мысли. Клюнула: — Мы завтра уезжаем… — первая позиция в совращении — голос плюс страх потерять неизвестное: «мы завтра уезжаем, сейчас лови жар птицу»! Заяви тогда меняла о скором приходе «конца света» — более половины валютных «счастливчиков» поверили без сомнений и расстались с валютой без всякого обмена. Или на чужбине «рабов с востока» обучили распознавать «своих» и «наших» аферистов? — Не проводили враги уроков по распознаванию аферистов, не было такой дисциплины. Учили нужному и полезному, но осторожности в общении со своими пройдохами не обучали. — Определение «верили» меняле при обмене валюты на отечественное дерево не верно, точнее «не возражали», от младости отучены возражать. Побывавшие у врагов «веру» выкинули из последующей жизни за ненадобностью, а прогал между «верить» и не «возражать» прекрасно видели в любой ситуации. — Беся, скажи, как основательно аферистка озолотилась на обмене-обмане? Как «житие ее» протекало, и чем кончила? — Как оканчивается житие у прохиндеев? Печально. В старости представляла человеческий объект неприятного вида с шикарным набором болячек обчищенная роднёй, мораль-то одна на всех, общая… Основная вина менялы забыла золотое правило.