Прислушался к себе, понимая, что ощущаю лишь скуку и пустоту. Несмотря на откровенный прозрачный наряд, которым она едва прикрыла свои крутые формы, несмотря на аромат её возбуждения, тут же коснувшийся ноздрей, и лихорадочный призыв на дне глаз. А я смотрю на неё и чувствую лишь привкус фарса на языке. Словно смотришь дешёвую постановку режиссёра средней руки, постановку, которая проваливалась с треском на глазах у публики. Перехватил её руку, сжимая запястье. - Я думал, ты достаточно умна, чтобы не играть в эти игры, Снежана. Хотя бы потому что знаешь — мне они не интересны. - А что тебе интересно? - зашипела, выдёргивая ладонь, - Пропадать в своем доме в полном одиночестве? Я всё-таки твоя жена. Беременная жена, а не потаскушка с улицы, которую можно запереть...или,- прищурилась, подаваясь вперёд,- всё же не один, да, Власов? - Да. Не один. - в её глазах промелькнула ярость и тут же затаилась где-то в глубине, - Правда, я думал, твои шпионы давно тебе донесли об этом. Разве нет? - улыбнулся, увидев, как она сжимает ладони в кулаки. Думала, я буду отрицать? Значит, всё же я слегка ошибался в её умственных способностях. - Послушай, милая. Единственное, что нас с тобой связывает, это обещание моего дяди твоему отцу дать тебе МОЮ фамилию. - В обмен на наши финансы и возможности. - В обмен на ваши финансы и возможности. И до недавнего времени тебя устраивали условия нашей сделки. Так ведь? Прищурилась, закусив губу. Секундная борьба, и здравый смысл всё же побеждает гнев. Хорошая девочка. Склонила голову набок. - Алексей сообщал, что приедет сегодня на ужин. - Я учту. Можешь идти. И она молча ушла, хотя нам по большому счёту и не нужны были слова. Я ощутил физически на себе её злость и недоумение, желания и обиды. И ярость. Ярость, столь сильную, что, казалось, можно увидеть, как она пульсирует под её кожей, как переливается разными оттенками бордового, смешавшись с кровью. Цвета ревности. Яркие настолько, что режет глаза. Если, конечно, представить, что эта женщина способна на ревность. Скорее, нежелание потерять свое положение, стабильность в обществе и мужчину, обеспечивающего их. Невероятно красивая, стройная, яркая, словно бабочка. Сексуальная настолько, что многие согласились бы рискнуть собственными жизнями, но оказаться в её постели. Вот только я никогда не любил бабочек. Мне они всегда казались слишком мерзкими существами. Никогда не понимал тех, кто восхищался ими. Ведь я отлично помнил, какими тварями они бывают большую часть своей жизни. Оторвать им крылья, и от красоты не останется и следа. Лишь крошки на пальцах. Усмехнулся, поймав себя на мысли о Миле. О той, кто сводила с ума одним взглядом, одним своим присутствием рядом. Дьявол! Прошло всего три дня, а я уже подыхал от желания увидеть её, прикоснуться к шёлковой коже, просто, блядь, почувствовать её дыхание. Пусть даже за дверью. Она точно не могла быть серой бабочкой с иллюзорными крыльями. Ночной цветок, подобно лучу солнца, рассекающий своей красотой полог тьмы. Цветок, которым хочется любоваться бесконечно. Который хочется сорвать ко всем чертям собачьим и спрятать. Чтобы никто и никогда не смел коснуться его нежных лепестков, не смел любоваться его изысканным бутоном и вдыхать тонкий аромат. Иногда мне казалось, что легче смять его в ладонях и раскрошить на мелкие части, чем позволить другим приблизиться к нему. Скорее сдохнуть самому или убить каждого, кто посмеет отобрать её у меня. Это ощущение появилось не сразу. Только сейчас, после того, как вернул её себе. Наверное, стоило едва не скончаться без неё в нашем грёбаном мире, чтобы почувствовать, насколько она необходима мне. Наверное, куда легче перестать дышать вообще, чем отпустить её снова. Куда бы то ни было. Это случилось именно во время званого вечера. Она позвонила и я услышал в ее голосе нотки дикого страха. ЕЁ СТРАХА. Громкий крик, пронзивший всё тело судорожной волной нашей связи. Когда я вернулся Снежана подняла изумлённые глаза к моему лицу и покачала головой. Сейчас она словно видела все мои мысли, а я чувствовал её ненависть и боль от осознания принятого мною решения. Хотя, чёрта с два, я что-либо решал в этот момент. Чёрта с два, я мог связно думать. В голове пульсировала единственная мысль, лишавшая свободы выбора. С Милой у меня никогда не было выбора. - Владимир! Пожалуйста приезжай ко мне! Мне страшно! Её слёзы в голосе холодным цунами по коже, и я просто уезжаю с ужина, чтобы через час оказаться дома. Час, показавшийся вечностью, и она в моих руках, испуганная, с мокрыми дорожками на щеках. - Тихо, маленькая. Тихо. Посмотри на меня. Я здесь, девочка. Я с тобой. Истерика страха, затихающая, как только она открыла бездонные озёра глаз и посмотрела на меня. Прижимаю её к себе, целуя волосы, гладя плечи и шепча успокаивающие слова. Ей. И Себе. Потому что испугался не меньше её. Потому что думал, что теряю её. Потому что лучше десять раз принять наказания, налагаемые маршалом за мой побег, чем позволить ночному кошмару забрать её у меня. Не отдам никому и ничему. Даже её собственным видениям. Мы пролежали больше двенадцати часов в постели. Мила спала, устроившись на моей груди, а я не позволял себе даже дышать, чтобы не помешать ей. Нам всегда хватало одного дыхания на двоих. Тихо приказал Льву приструнить слуг и не позволять им шуметь. Только приготовить обед для моей девочки. Дом погрузился в безмолвие сна. Словно огромный зверь он накрыл нас своеобразным куполом, закрывая от звуков и запахов, обеспечивая защиту от визитов посторонних. И только когда Мила проснулась и смущённо отстранилась от меня, пряча взгляд и румянец на бледных щеках, я громко выдохнул и позволил себе расслабиться. - Я…прости…, - склонив голову, теребит край одеяла. - За что? - Я…позвала тебя. – едва слышно. - И я пришёл, малыш. - Это бы всего лишь сон? Я… просто испугалась, – подняла голову, и сердце сжалось, когда увидел отголоски страха в светлом омуте глаз. - Я знаю. Не думай об этом. Это уже прошло. - Я оторвала тебя от важных дел? – кивнул, соглашаясь с ней. Нет смысла лгать и переубеждать. Чем раньше она осознает, в каком месте оказалась, тем лучше и безопаснее. Для неё, в первую очередь, - Ты был… с семьей? – сглотнула, сжимая кулачки. - Скажи мне что тебе снилось? Что так испугало тебя? Мила грустно улыбнулась, опустив глаза. - Почему я вижу только кошмары, Владимир? Разве у меня не было хороших воспоминаний? Разве у меня не было здесь друзей? Почему я слышу голодное рычание ужасных монстров и крики о помощи, а не счастливый смех близких мне…людей? – Водит пальчиком по простыне, неосознанно. Скорее всего, сама не понимает, что выводит своё имя. А мне не нужно смотреть, чтобы знать, что она пишет. ВВ13. Одна из её привычек. - Разве я была настолько несчастна здесь, что в моей памяти не сохранилось ни одного хорошего «кадра»? Почему она выдаёт одни фильмы ужасов? Я не хочу видеть и чувствовать только боль, понимаешь? Её слова будто лезвием по венам, вспарывая кожу и пуская кровь, не оставляя шансов выжить. И я стискиваю зубы, чтобы не поддаться навязчивому желанию притянуть её к себе и успокаивать, забирая в поцелуях все её тревоги. Безумная жажда опрокинуть её на кровать и, ворвавшись в соблазнительное тело, заставить забыть о произошедшем. Моя неутолимая жажда по ней. Особенно сейчас, когда она со сна, полуголая и такая горячая, беспомощная. Чистый соблазн. Куда больший, чем десяток разодетых и надушенных шлюх, которые окружали меня всего несколько часов назад. Но я напоминаю себе, что хочу вернуть себе Милу. Всю. Вместе с душой и сердцем, а не только её тело. - В твоей жизни было много улыбок и смеха, Мила. Но даже счастье бывает пронизано болью настолько, что другим со стороны оно может показаться вовсе и не счастьем. И только тем двоим, в чьих оковах оно бьётся пойманной птицей, счастье и открывает своё истинное лицо. *** - Ты, мать твою, совсем охренел? Таким я его не видел почти сотню лет. Маршал не просто был в гневе. Он готов был рвать и метать. И больше всего злило его то, что он не мог сделать со мной ни того, ни другого. -Ты бросил свою беременную жену, ее родителей и свалил! Ты понимаешь, что ты натворил? - С каких пор это стало столь важно? Когда я отлучаюсь по работе это может быть в любое время! - С тех самых, - Алексей впился руками в воротник моей рубашки, притягивая к себе и оскалившись, - как ты, грёбаный ублюдок, начал размениваться такими категориями, как долг и будущее ради…ради кого, Вова? Ради грязной девки, которую много лет назад отмыл, накормил, периодически потрахивал, от которой благоразумно избавился и которую снова приволок обратно? Она стоила того, чтобы рисковать будущим ТВОЕГО ребенка? Стряхнул с себя его руки. - Мне бы позавидовали все студенты. Слушать лекцию о семейной жизни от самого Алексея Власова. - Не паясничай, Володя. Тебе это не идёт. Я бы лучше послушал ответы на свои вопросы. Склонил голову, признавая его право на это. Пока признавая. Когда-нибудь я точно так же склоню голову, чтобы увидеть, как он ползает на коленях передо мной. - Разве смею я чем-то нарушить наш уговор, дядя? И мой ответ НЕТ. На все твои вопросы. Нет, я не размениваюсь никакими категориями. Нет, она не стоила ни одного из перечисленных рисков. Нет, всё, что бы я ни сделал, я не делал ради неё, – замолчал, наблюдая, как маршал подошёл к камину, повернувшись ко мне спиной, – Я никогда и ничего не делал ради девки. Только ради агента, в которого вложил слишком много ресурсов и сил и которым дорожу, да, больше, чем тем выродком, которого носит наша общая шлюха, Алексей. Не более того. Или маршалу перестала казаться соблазнительной идея внедрения агентов в разведку той же Британии? Поворот головы в мою сторону и прищуренный взгляд холодных синих глаз. - Когда-нибудь, Вова, я забуду о том, что ты мой племянник, и я давал слово твоем отцу заботиться о тебе, и убью тебя. - Я знаю, дядя. Как только я перестану быть тебе нужным. Глава 17.1 Дверь нашей комнаты, больше похожей на номер дорогого отеля, захлопнулась, и я вздрогнула, посмотрела на Владимира, вырывая свою руку из его руки. На запястье остались следы от его пальцев. Его прикосновения всегда такие жестокие. - Я хочу увидеть Майю. Выпусти меня отсюда. Отведи к ней! Я хочу увидеть, что с девочкой всё в порядке. Дернула за ручку двери, но та не поддалась. Владимир меня, словно не слышал, смотрел куда-то сквозь меня. Внезапно произнес: - Никуда...и ни с кем...малыш. Очень тихо и очень спокойно. Слишком спокойно. Внутри меня заклокотала ярость. Ему просто наплевать на то, что я чувствую. Он хладнокровный, бесчувственный эгоист. Он вообще не знает, что такое страдать от мучений другого. Не знает, потому что сам испытывает от этого удовольствие. Я вцепилась в воротник рубашки Владимира, стараясь заглянуть в глаза, но его взгляд застыл на одной точке. - Зачем? Почему ты привез нас сюда? Наказать меня? Сломать? Увидеть, как мне больно смотреть на ее мучения? Подарить мою боль своему маршалу? Какое же ты чудовище! Сильнее сжала воротник, глотая слёзы, вглядываясь в его бледное лицо. Он меня не слышит. Мои страдания - пустой звук для него. Закрыл глаза, не реагируя на упреки, прислонился к двери. - Всё, что ты говорил, ложь. Я не могла любить такого зверя…Не могла, потому что тогда я стала бы точно такой же, как и ты. А это невозможно. Замолчала, увидев, как Владимир медленно сполз по двери на пол. Лицо приобрело сероватый оттенок, и моё сердце пропустило несколько ударов. Что может произойти с ним? С тем, кто сам калечит и убивает? - Владимир… Веки слегка дрогнули, но он не открыл глаза. Упала на колени, обхватила его лицо ладонями, чувствуя, как холодеют кончики пальцев от волнения: - Владимир! Посмотри на меня! Почти не дышит. Я приблизила ладонь к его губам и едва уловила слабое дыхание, наклонилась и распахнула полы военного мундира, прижала руки к его груди, чтобы ощутить сердцебиение, и тут же в ужасе отняла их. Ладони окрасились в алый цвет. Дернула за ворот черной рубашки, отрывая пуговицы, и громко закричала, когда увидела на его теле бессчётное количество порезов. Глубоких, до мяса.