"Возьми меня еще...возьми ...мою...боль"… Мысли сами несутся навстречу риску, запрокидывая голову и притягивая к себе в жажде почувствовать острое проникновение, так же, как и его член в себе...Все еще содрогаясь под ним. *** "Возьми меня еще...возьми ...мою...боль"... После громкого крика, опустошившего обоих, тихая мольба её мыслей разрывает сознание на части, рваными лоскутами падающие в ту самую бездну. Закинул её ноги себе на плечи, чтобы растянуться над ней. Ладонью лаская скулы, очерчивая пухлые губы...и чувствуя, как сгорает тело от дикого наслаждения, языки пламени которого взмывают к самому потолку. Засунул два пальца в её рот, и осатанел, когда она плотно обхватила их губами. Иметь её всю. Вкусить каждую частицу своей женщины. Всеми способами, мыслимыми и немыслимыми, трахая её тело, её рот. Иметь на протяжении всей ночи, исторгая крики и тихие мольбы. Выскользнуть наружу, чтобы одним движением наполнить её снова. Снова и снова, сатанея от того, как жадно она принимает меня, пока не заломит в висках, пока не затрещат кости в животном порыве излиться в неё. Заклеймить снова. Отметить свою добычу и завыть победным воем дикого самца, заявившего о своих правах на неё. Неутолимая одержимость ею. Беспощадная, иссушающая, и бесконечная. Вышел из неё и рухнул на постель рядом. Привлёк себе Милу и выдохнул в её волосы: -Люблю тебя. Так было всегда. Глава 19 Я не люблю его…Да, не люблю, потому что любить можно, что угодно, например, всего лишь карамель, от которой рано или поздно будет оскомина на зубах, а он терпкий, горький...он, как привкус черного шоколада, остается послевкусием на губах. Я не люблю его, потому что любить можно фильм или книгу, но они надоедают, хоть мы и возвращаемся к ним иногда, чтобы снова испытать старые эмоции, а он - нескончаемые новые страницы, неизведанные опасные лабиринты, тайны космоса и недосягаемые горизонты, его нельзя отложить ни на завтра, ни на год, ни на месяц, потому что он во мне и со мной всегда. Его присутствие так же естественно, как раскаты грома, как капли дождя на стекле или завывание ветра за окном, а может быть, ослепляющие до слез лучи солнца или лазурное небо над головой. Если их не станет, наверное, это и называется концом света. Так же, как и меня не станет, если не будет его. Точнее, я, конечно же, буду, но вы бы могли представить себе утро без восхода солнца или цветок без запаха и лепестков, или зеркало без отражения, выдох без вдоха, тело без души? Я не люблю его, да и как можно любить непостижимое, любить того, кто никогда не станет точкой, только извечным многоточием? Я не люблю его, он не мартини и не шампанское, чтобы любить его, измеряя глотками. Он - смертельный яд, который убивает изо дня в день, заражая наркотической зависимостью и диким кайфом от каждой дозы его присутствия, превращая меня в сумасшедшее, дикое существо, жаждущее этой отравы и агонии от мучительной ломки. Я не люблю его, потому что любовь - это спокойствие и созидание, а он мой смерч, мое стихийное бедствие, мое извечное разрушение всех запретов и законов. Он – мой персональный апокалипсис. Разве можно любить извечную войну до крови, до ран, до боли и до оголенных нервов? Войну, где я заведомо давно проиграла, но я бы лучше перестала дышать, чем прекратила это кровопролитие хоть на секунду. Я не люблю его....я с каждым днем, с каждым часом, секундой и мгновением не люблю его всё больше и больше, выше и выше...а может быть ниже...Не люблю там, где нет дна, во тьме, где мне не страшно утонуть и заблудиться в нём, теряя саму себя. Я не люблю его, потому что слова ничего не значат, потому что это больше, глубже, страшнее и опаснее, чем просто любовь...этому нет названия, этому не нужен ни один перевод в мире. Это то, что он чувствует, даже когда я молчу...это то, что можно увидеть в моих глазах или в слезах, дрожащих на моих ресницах, когда я замираю от счастья, едва услышав его голос, или холодею от раздирающей тоски по нему. Он можешь ощутить это кончиками пальцев, касаясь моей кожи...или услышав биение моего сердца и прерывистое дыхание. Я не люблю его каждой бабочкой, порхающей в моем животе, каждым судорожным вздохом, стоном или криком дикого наслаждения. Я не люблю его сжатыми до хруста пальцами и искусанными до крови губами. Я не люблю его, как мотылек не любит смертельный огонь, на который летит вопреки всем доводам рассудка…потому что такова его участь… Я не люблю… я повернута на нём, больна им, заражена, отравлена, взята в плен, поставлена на колени…и он знает сам, КАК БЕЗУМНО я его не люблю… Чувствует, как и я его…Словно я пришита, и каждое движение, в попытке отдалиться, разрывает кожу и мне, и ему. Иногда я видела, как он долго смотрит на меня. Часами. Молча. Пока я читаю с экрана компьютера своды законов, правила, формулы для открытия портала, взаимодействия с мирами. Пока двигаюсь в спортзале, отрабатывая возможные физические нагрузки. Это удивительно чувствовать его взгляд. Нет не видеть, а именно чувствовать. Осознавать, что он, один из самых жутких и могущественных людей, просто смотрит на меня часами. - Я не видел тебя десять лет, маленькая. Десять проклятых лет, - прижимает к себе до хруста в костях, и пол шатается под ногами, вместе с сомнениями, тающими под его горячими руками, которыми он перебирает мои волосы, - мне хотелось выдрать себе глаза за то, что они могли видеть все, кроме тебя, за то, что для них исчезли все цвета, Мила. - А я видела тебя каждый день все эти десять лет…ты был везде. Везде вокруг меня. Я только не могла к тебе прикоснуться, - обхватив ладонями его лицо, повторяя каждую черточку, линию скул, ровные брови, нос. Кончиками пальцев по его ресницам – настоящий… я когда-нибудь перестану захлебываться восторгом от того, что он настоящий? - Мне кажется я сплю…и мне снится сон, - повторяя изгиб его губ, касаясь их губами и изнемогая от болезненной нежности, - мне так страшно проснуться, Владимир. Я так боюсь открыть глаза и понять, что тебя на самом деле нет. - Нет такого сна, который я не мог бы прекратить или продлить, чтобы не потерять тебя снова. Нет никакой иной реальности, только та, где ты со мной. Нет такого Ада, в котором я бы не нашел тебя и нет такого Рая, который я не смог бы тебе подарить. Его слова…От них невыносимо заходится сердце. Словно я долго мерзла в снегу, обледенела и теперь, отогреваясь, плакала от того, как мучительно отходит обморожение, и ломит все тело, от того, что мне наконец-то тепло и больно. Так больно от… счастья… И я вдруг поняла… - Я НЕ люблю тебя, Владимир Власов, - жадно прижалась губами к его губам и отстранилась, глядя ему в глаза, - Это так ничтожно мало…любовь. - НЕ любить тебя яростно, жадно, одержимо, пока ты, извиваясь, кричишь о том, как сильно и алчно НЕ любишь меня... Я ЖДАЛ каждый такой день с тобой - Ты сильно меня НЕ любишь? - НЕ люблю..., яростно, одержимо, глубоко НЕ люблю тебя...и любовь может позавидовать этой НЕлюбви. - Она завидует…она умирает от зависти, - прижаться к его груди и закрыть глаза, - она была для нас слишком маленькая. В ней тесно. Это уже давно больше, чем любовь. - Это НАША НЕлюбовь, малыш. *** Я не помнила и не знала, что такое счастье. Я писала о нем, читала о нем и смотрела, но никогда не была счастлива сама. Точнее, как мы можем что-то знать, пока не почувствуем? Человек с легкостью рассуждает о том, что он может и что не может, как поступил бы, как сделал бы. Где «бы» - ключевой момент. Но он никогда не узнает, на что способен, пока не прочувствует лично. Это касается всего в этой жизни. Я была уверена, что понимаю истинное значение слова «счастье», но поняла я его только сейчас, когда, открывала глаза по утрам, а смятые простыни пахли им, нами, мое сердце заходилось от восторга только от того, что я произносила про себя его имя. Я думала о том, что никогда не понимала по-настоящему, что такое счастье. Потому что по-настоящему счастливой я, оказывается, могла быть только с ним. Когда женщина любима, только тогда она может испытать всю полноту значения этого слова. Но с ним мне все казалось недостаточным, мелким. Все слова никогда не передавали и четверть тех бешеных эмоций, что он вызывал во мне. Голод и ломка. Беспощадные и извечные. Баз шанса на насыщение. Та ночь была единственной настолько нежной между нами, потом Владимир начал погружать меня в самые темные и мрачные фантазии, которые, как оказалось, меня саму сводят с ума едва ли меньше, чем его. Я вспоминала, как кричала ему, что не могу любить боль…но я просто не знала какой она бывает с ним. У боли есть самые разные оттенки, интонации, даже вес. Она может переливаться всеми цветами радуги, играть тонкими нотами нежности и оглушительными басами безумия, быть невесомой, как лебяжий пух или тяжелой, как свинцовая гиря. Жестокий и страшный зверь в постели, Владимир каким-то образом мог быть до дикости чутким вне её. Невероятный контраст властности, садистского наслаждения и в то же время хрупкой нежности, когда целовал каждую метку, оставленную им. Поначалу я просто хотела дать ему то, что он желал получить, то, в чем нуждалась его звериная сущность, а потом…потом поняла, что сама нуждаюсь в этом не меньше, чем он. В чем и заключалась моя власть над ним. Пусть очень хрупкая и эфемерная, но достаточная для того, чтобы я видела, насколько он зависим от меня, при этом не обольщаясь ни на секунду. Владимир просто позволяет себе быть зависимым и сможет оборвать эту зависимость в любую секунду, а вот я уже не смогу никогда – я сломаюсь. В какой-то мере моя адская любовь состоит из этого безумного, дикого, сумасшедшего «я хочу получить от тебя всё» и он давал мне это всё, а я алчно брала, впитывала, вдыхала, пускала по венам бесконечно ядовитый опиум его одержимости мною. Шептала, хрипела, кричала: «ЕЩЕ» и он давал так много, что мои глаза закатывались от болезненного наслаждения, а по дрожащему, истерзанному, обессиленному телу градом катились капли пота. Он мог не торопиться… Тянуть время, доводя до исступления своим самообладанием, проверяя, насколько сильно затянуты веревки, насколько глубоко впились ржавые крюки зависимости от него в мою душу и сердце. И вдалбливать их еще глубже. Насквозь. Словно хотел, чтобы я истекала кровью по нему изнутри, с изнанки. Да, это ласка. Для меня. И нет ничего слаще, чем наутро, после дикой вакханалии его звериной безжалостной похоти, считать оставленные им метки и в отчаянии, жадно упрекать его в том, что их слишком мало, они не настолько глубоки, чтобы их хватило до следующего раза. Я, как конченый наркоман, боялась, что дозы не хватит, боялась, что следующую получу не скоро или не получу никогда. Потому что у меня нет сил удержать его. Когда счастье настолько ослепительно, всегда есть ощущение, что его что-то омрачит. Страх, как паутина, обволакивает изнутри и заставляет накручивать себя сомнениями, а потом снова, увидев взгляд Владимира, прижимаясь к нему, понимать, что все страхи беспочвенны. Он же любит меня. Наши отношения вышли на новый уровень…Ожидание так же сладостно, как и то, что за ним последует, и мое сердце разрывало грудную клетку изнутри, в отчаянном предвкушении каждого прикосновения. Я ждала, когда он снова будет плавить и прогибать меня, затачивая под себя, нагревая до той степени, когда без труда сможет вылепить тот самый идеал, которого я почти достигла. Неоконченный шедевр вернулся к Создателю, и каждый новый мазок оставит долгожданный след на коже, мазок бордово-алого цвета с металлическим запахом необратимости. Закрашивай пробелы моими криками и мольбами, стонами и хрипами. Только бы не останавливался…Мои оргазмы кровавыми пятнами темнели на белоснежном холсте моего тела, распростертого у его ног, и я обреченно и отчаянно просила про себя: «Ещё…Не люби меня сильнее, ненавидь меня глубже и больнее, безжалостней и жестче. Любыми способами вдалбливай в мое сознание свою НЕлюбовь и лютую, звериную страсть. До крови, до ран, до слёз. Хочу чувствовать тебя. Только пообещай мне…Солги… Я поверю. Пообещай, что никогда не перестанешь Нелюбить меня. Никогда не отпустишь. Ментально. На уровне подсознания. Никогда не вернешь мне конец цепи, которая намертво обмотана вокруг моего сердца. Я не хочу свободы…». Постепенно я училась понимать этот странный мир, который, как утверждал Владимир, был знаком мне с рождения. Я верила ему, но я не помнила себя в нем. Для меня все начиналось заново. Как неоперившийся птенец, я делала несмелые шаги по паркетному полу дома Алексея, наблюдая, анализируя и получая от Владимира разъяснения о том, кто есть, кто в этом мире, и знания. Он методично и настойчиво учил меня всему, что я должна была знать, по его мнению, и я понимала, что мне всё дается легко, словно мой мозг восстанавливал то что из него стерли. Глава 20 Несмотря на все происходящее вокруг, я по-прежнему так не вспомнила, кто я и что я. Обрывки фраз, некоторые картинки и ничего больше. И кошмары. Непрекращающиеся кошмары, сводящие с ума. Если бы Владимира не было рядом, я бы боялась уснуть. Иногда он носил меня на руках до утра, как ребенка, укачивая. С ним ничего не страшно. Спустя время я начала наконец-то спать спокойно, зная, что он рядом, даже если не со мной в постели. Он приезжал каждый день, он был рядом и я его чувствовала двадцать четыре на семь. Я не помнила себя еще несколько недель, до определенного момента…До казни агента, которого заподозрили в предательстве и сливе информации врагам государства. Наверное, произошел тот самый щелчок в моём сознании, которого так ждал Владимир. Я стояла там, в зале в самом центре мрачного здания, окруженная толпой, жаждущей зрелища, рядом с ним, как его женщина, не как простой агент. Владимир никогда не позволял кому-то обращаться со мной недостойно. Нет, он ничего для этого не делал, как мне казалось…Но потом, когда я стала понимать, насколько он приблизил меня к себе, я с ума сходила от восторга. Ведь агенту нельзя приближаться к Хозяину, нельзя сидеть с ним за одним столом, спать с ним. Все это было послано Владимиром к Дьяволу ,и на самых важных приемах я неизменно сидела рядом с ним, иногда он демонстративно держал меня за руку, сплетая наши пальцы, а бывало, незаметно для всех проводил ими вдоль моего позвоночника, лаская затылок, зарываясь в волосы и заставляя меня плавиться от удовольствия. Только один раз мне стало не по себе, когда я почувствовала, что он не всегда и не всё готов обсуждать со мной. Во время очередного приема в доме Алексея. За столом, напротив меня, сидели две высокородные гостьи, жены военных руководителей. Всё это время они перешептывались и брезгливо кривили носы, с презрением поглядывая в мою сторону. Когда я встала из-за стола и прошла мимо них, то услышала вслед: - Я бы содрала с нее шкуру живьем, и мне было бы наплевать, что об этом думает мой муж. - Твой муж не Владимир Власов. - Естественно, Власову можно притащить свою грязную шлюху и посадить с нами за один стол, а мы должны это терпеть. Как только Алексей Николаевич ему позволяет? В тот вечер я рассказала об этом разговоре Владимиру, но он его не прокомментировал. Между нами, словно образовалась стена на какие-то доли секунды. Я даже почувствовала всплеск его ярости, но тема была тут же закрыта. Сейчас, на допросе агента, когда хлыст опустился на спину несчастного… Я вздрогнула … А потом началось что-то невообразимое, меня закружило в водовороте картинок, они разрывали мне мозг вместе с эмоциями. Это было слишком сильно. Настолько больно, что я впилась в руку генерала, чувствуя, как задыхаюсь, как сердце рвется в груди, как бешеное. Боль захлестнула меня от кончиков волос, до кончиков ногтей. Словно мою голову разрывало от внутреннего давления. Владимир сжал мою руку сильнее… я повернулась к нему и, посмотрев, в синие глаза вдруг поняла, что я все помню…Все. Начиная со своих первых шагов в интернате, и заканчивая тем моментом, когда Владимир сам лично приговорил и казнил меня. Я смотрела ему в глаза и чувствовала, как мои наполняются слезами, а сердце колотится в горле. После того, как вспомнила и осознала, что такое Владимир Власов, который готов победить любой ценой, когда на его глазах меня хлестали плетьми и пытали, а он отдавал приказы делать это поизощрённей, чтобы я заговорила. Когда лично вынес мне приговор и вышвырнул из своей жизни на десять лет, пока я не понадобилась ему снова. И, видимо, я была слишком дорогим вложением, чтобы отдать меня маршалу тогда или чтобы выиграть тот раунд. Я выбежала из зала не в силах это вынести. *** - Ты...Это ты стер мне память...Это сделал ты! – не отводя от него взгляда. - Да, я, - утвердительно кивнул, - а сейчас просто забудь об этом и вернись в зал. - Забыть? Просто забыть? Мне...мне надо уйти отсюда. Сейчас! Не просто уйти, а убежать из этой толпы или громко заорать. Мне казалось, я с ума схожу. - Ты уйдёшь. Вместе со мной. Двадцать минут, Мила. Потерпи двадцать минут! - Без тебя, - я тяжело дыша отвела взгляд, - мне надо побыть без тебя. - Черта с два, малыш! Я слишком долго позволял тебе быть без меня! Ты выйдешь отсюда, гордо вскинув голову вверх. Как МОЯ женщина. Со мной. При любых обстоятельствах. А теперь,- улыбнулся мне, поймав взгляд маршала, который показался из-за двери и вопросительно посмотрел на нас, и снова перевел взгляд на меня, - отвернись и улыбнись. И, пусть даже от этой улыбки заболят твои губы,- пэто небольшая плата за возможность покинуть это место живыми! Чувствую, как меня шатает от нахлынувшей информации, как подкашиваются ноги, как хочется отдернуть руку и закричать ему в лицо…об этих десяти годах, когда он украл мою жизнь, украл у меня меня саму! Лишил всего. Только за эти несколько минут я перестала быть той Милой Журавлевой, для которой Владимир был ожившей фантазией или кошмарной мечтой, я стала ВВ13...которая была готова душу продать за то, чтобы дышать с ним одним воздухом. А значит, я сделаю так, как он сказал. Потом... я буду кричать и плакать потом. Отвернулась и вздернула подбородок, высвобождая пальцы из его руки. Медленно выдохнула, глядя, как агента ставят на колени, чтобы отрубить расстрелять в затылок. - Моя умная девочка, -снова схватив мою ладонь и сжав пальцы, - Не отпущу. Больше никогда, Мила. Обратная дорога во домой в машине Владимира. Он молчал, молчала и я, чувствуя, что готова взорваться. Я не могла сидеть рядом с ним. Не могла вообще сидеть, меня трясло и лихорадило словно во время простуды. Как только автомобиль выехал на трассу я крикнула водителю, чтобы остановил. Тот притормозил у обочины...за что, вероятно, поплатится жизнью, а мне плевать. Распахнула дверцу и выскочила под дождь, на трассу, а с нее к зарослям голых кустарников. Мне хотелось побыть одной. Бежать далеко, куда глаза глядят, и вспоминать, перебирать мгновение за мгновением, чтобы понять, почему он так со мной. Только бежать некуда. Впереди лес, а позади меня Владимир Власов, который все равно догонит. Он медленно подошел ко мне и обнял сзади, не позволяя отстраниться. Вдохнул запах моих волос, заставляя зажмуриться и внутренне сжаться. Заговорил мне в волосы отрывисто, зло.