Он: – Хорошо, Мила. Тогда ты не узнаешь, почему тебе так больно в каждом из этих снов. Что он может знать о моей боли… О ней знаю только я. И даже мне она не понятна, и я ее ненавижу, потому что она реальна…а тот, кто мне ее причиняет, нет. Я: – У каждого есть своя боль. Кто бы ты ни был. Это не твое дело. Ты не можешь знать мои сны. Тебе не кажется, что пора прекратить этот фарс? Он: – До свидания, Мила. Но я жду тебя здесь, в это же время, через три дня, маленькая моя. И знаешь, почему ты ответишь? Я: – Я не отвечу, я уничтожу этот телефон, но мне интересно, что ты мне скажешь. Почему? Он: – Ты ответишь, Мила. Ты ответишь. Хотя бы для того, чтобы спросить, что кричит мужчина из твоих снов. Он отключился, а я, застыв, смотрела на аппарат. У меня невыносимо пульсировало в висках и пересохло в горле. Появилось непреодолимое чувство дежавю, которого я так боялась. Все тело покрывалось мурашками и меня бил озноб. Я должна успокоиться. Я должна дышать ровнее, взять себя в руки. Это не может быть он. Его не существует. Как не существует ничего и никого из всего, что я придумала. Господи, неужели я схожу с ума? Но его голос все еще звучавший в моей голове более чем настоящий, как и текст написанный на листке бумаги. Буквы плясали у меня перед глазами, и я несколько раз перечитала четверостишье. Знакомые интонации, напор, властность. Ведь я придумала этот характер…Ложь. Не придумывала. Он сам проявлялся, словно прописывался невидимой рукой. Кому, как ни мне, знать, КАК он может разговаривать с другими. Значит, не только мне, а и кому-то, кто придумал поиграть со мной в какие-то идиотские игры. Я хотела выдернуть телефон из розетки, отключить его к чертовой матери, уже поднесла руку к шнуру. И в эту секунду я вдруг поняла, что не могу этого сделать… нет, хуже – я не хочу этого делать. *** Под ногами вязкий песок, он забивается между пальцами, обжигает босые ноги. В спину то и дело врезается приклад автомата. Точно между лопатками… Подгоняя, не давая ни секунды передышки. И я морщусь от боли. Моя спина исполосована кнутом, материя липнет к коже, каждый шаг причиняет мучительную боль. Руки заломлены назад, и веревка натирает затекшие запястья. Нас всего трое. Мы одеты в робы заключенных-смертников. Черные балахоны до колен. Двое мужчин и я. Мне страшно. Я знаю, что сегодня умру. Нас будут пытать: отрезать пальцы, выдергивать ногти, протыкать барабанные перепонки раскалёнными спицами. Я иду вперед, и меня слепит солнце, волосы лезут в лицо и липнут к потной коже, покрасневшей от жары. Мне хочется пить, но мне, скорее, покажут, как поят шакалов, чем дадут хоть глоток. Моя роба липнет к спине, причиняя невыносимую боль, и я понимаю, что мои раны не зажили. Там все разодрано до мяса после последней экзекуции. Я бросаю взгляды на мужчин, таких же приговоренных, как и я, и понимаю, что они смирились, сломались. Они хотят смерти. А я нет. Я хочу жить. Я хочу еще немного пожить, чтобы увидеть его последний раз. Я спотыкаюсь и падаю, меня бьют ногами, и я закрываю лицо, сворачиваюсь клубком, чтобы избежать ударов, чувствую, как волоком тянут за волосы по раскалённому песку, а потом швыряют с такой силой, что я пролетаю несколько метров. В рот и в глаза набивается песок. Я кашляю и захлебываюсь. Мне больно. Мне страшно. Падаю плашмя у чьих-то ног, вижу перед глазами носки сапог, начищенные до зеркального блеска. Приподнимаю голову и высокое голенище, военные брюки, заправлены в сапоги. Пытаюсь встать на локти и в этот момент чьи-то руки рывком поднимают с песка, и мне кажется, я лечу в пропасть, меня раздирает на части, мое сердце колотится так громко и сильно, что вот-вот раздробит грудную клетку, потому что я вижу его глаза. Синие. Как небо. Холодные и горячие одновременно. В ту минуту я еще не понимала, что он и есть самый жуткий палач из всех, кто окружал меня ранее. Что я восхищаюсь ликом собственной смерти, самым жутким чудовищем и монстром, которому нет равных в извращенных издевательствах, в том, как вывернуть человека наизнанку, поставить на колени его душу, вымотав и физически, и морально. Он что-то кричит мне, а я не могу разобрать ни слова. *** Вскочила на постели, задыхаясь, истекая ледяным потом. Во рту все еще привкус песка, болят глаза, и горло пересохло от жажды. Несколько минут сижу в темноте, пытаясь успокоиться, чувствуя, как горит моя кожа, словно от долгого пребывания под солнцем. Закрываю глаза. «Ты ответишь, Мила. Ты ответишь. Хотя бы для того, чтобы спросить, что кричит мужчина из твоих снов». Глава 2 Открыла глаза и почувствовала, как всё еще тяжело дышу после очередного безумного сна, так похожего на реальность. Медленно села на диване, натягивая на плечи плед. Меня бил озноб. Какое привычное уже со стояние с каждым пробуждением. Подняла левую руку и посмотрела на кисть – тоненький белый шрам через все запястье. Он был со мной столько, сколько я себя помню. Только почему я считала, что порезалась в детстве ножницами? Почему моя память оставила, чем, но не оставила и следа, когда и при каких обстоятельствах, словно выбрала, что именно сохранить, а что стереть. Я посмотрела на часы и перевела взгляд на телефон. Нет! Перетерпеть. Отключить и он исчезнет. Поймет, что я не намерена продолжать идиотские игры и исчезнет. Снова посмотрела на шрам, провела по нему кончиками пальцев. Встала с дивана, плед упал на пол, и я поежилась от холода, в тоненьком халате на голое тело, шелк холодил кожу сильнее, чем если бы я была полностью раздета. Как прохладно сегодня. Подошла к телефону и села в кресло, глядя на черный аппарат с круглым циферблатом. Я могу просто слушать. Ничего не отвечать ему. Ни слова. Он отключится. А, может, и вовсе не позвонит. Пальцы все еще гладили шрам на руке, а я смотрела на телефон и вдруг почувствовала, как вдоль позвоночника прошла легкая волна дрожи, когда аппарат зазвонил привычной навязчивой трелью. Пунктуален, как сам Дьявол. Невольно усмехнулась и тут же одернула себя. Это не твой Дьявол, Мила, это кто-то, кто намеренно сводит тебя с ума, а ты поддаешься. Положи этому конец прямо сейчас. – Здравствуй, Мила! Ты, всё же, ответила. Стиснула пальцы. Я не буду с ним говорить. Не буду, и он уйдет… Но все же заговорила, оно само…как будто мое тело, мой голос слушались его. Пусть скажет мне и все. – Что он кричит в моих снах? Игнорируя приветствие. Мне больше не хотелось играть, я хотела понять, кто он и что ему нужно. – Расскажи мне о себе, Мила, и я отвечу на этот вопрос. – Что ты хочешь знать? Я уверена, ты и так все знаешь, иначе не играл бы со мной в эти игры. – РАССКАЖИ. МНЕ. О СЕБЕ. ВСЁ! Вздрогнула, услышала, как он прорычал это мне в лицо. О Боже! Не ОН…и не прорычал! А кто-то…незнакомый, невменяемый самозванец сказал это тебе по телефону. Держи себя в руках Мила. – Кто ты такой, чтоб я тебе все рассказывала и что это значит ВСЕ? – Я хочу знать о твоём муже. Почему ты вышла за него? Спросил так, что я вдруг на уровне подсознания почувствовала себя виноватой. Ненужное и неправильное. – А я хочу знать, зачем тебе все это, и кто ты такой! – у меня снова начиналась истерика. Словно этот кто-то, по ту сторону аппарата, лишал меня равновесия даже своим присутствием. – Мила... А что ты хочешь знать больше? О мужчине из сна или обо мне? Закрыла глаза и стиснула челюсти. Проклятое дежавю. Проклятое! Проклятое! Вопросом на вопрос! В тупик! В угол! Я хочу знать, ты и он – это одно лицо или это жестокий розыгрыш? Вот что я хочу знать, черт возьми… и я не знаю, что меня разочарует больше. – Я хочу знать, какого черта ты где-то взял мой номер телефона, почему говоришь мне о моих снах? Ты не можешь знать, кто мне снится! – Ответь на мои вопросы, и я отвечу на твой. Почему ты вышла за него, Мила? – А почему люди женятся? Я его люблю. Звонок отключился. Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем он позвонил снова. Все это время я смотрела на телефон и кусала губы, протягивая к шнуру руку и одергивая ее, быстрее и быстрее. Прекратить безумие сейчас. Немедленно! И вот он снова звонит.…И я отвечаю. – А что такое любовь в твоём понимании, малыш? Зачем он так меня называет? Кто дал ему это право. Зачем намеренно показывает то, чего нет… Зачем пытается быть ТАК похожим на него? – Разве можно охарактеризовать, что такое любовь? Она есть или ее нет. Это потребность быть с человеком, общность интересов. Не знаю. Это какой-то экзамен? Зачем тебе все это? Смысл? – Потребность быть с человеком? Общность интересов? А как же теория о притягивающихся противоположностях? – Я не знаю никаких теорий, у любви не бывает теорий. Это мой выбор, я с ним счастлива. Что может быть важнее этого. – А что такое счастье, маленькая? Я теряла терпение, я превратилась в оголенный комок нервов. – Перестань меня так называть. Мы не настолько близки для таких вольностей. Я даже не знаю, кто ты. – Когда-то я был не просто близок к тебе, маленькая... Когда-то я был в тебе... пока ты кричала от наслаждения в моих объятиях. Это достаточная близость для "таких вольностей"? Вспыхнули щеки …как это порочно…и образы… образы, от которых пересохло в горле, от которых глаза подернулись поволокой. – Это бред! Кто ты? Просто ответь, черт возьми, КТО ТЫ? – Позови меня, Мила и я приеду. Позови, и сможешь задать все вопросы, глядя прямо в глаза. Я нервно рассмеялась вслух. – В глаза? Смеешься? Ты ненормальный, если думаешь, что я во все это поверю. – Поверь, малыш, тебе будет не до смеха, когда ты посмотришь в них. Если бы он знал, как я мечтаю посмотреть в его глаза…но не этого самозванца…а в настоящие. Посмотреть и пойти ко дну! Один единственный раз…если бы это было возможно! – Позвать тебя? А как мне тебя позвать? Я даже имени твоего не знаю. – Знаешь! Не лги себе и мне! Ты прекрасно его знаешь! Закрой глаза. Представь ЕГО . Представь ясно. Таким, каким ты видела ЕГО и просто позови меня по имени. Этого достаточно! Этого всегда было достаточно, Мила! Так просто? Бред! Но я позову! Я это сделаю хотя бы чтобы убедиться, что ничего не произойдё, и тогда я пошлю тебя к чертям! - Владимир…. Владимир Власов,–- стиснула челюсти и закрыла глаза, – это не можешь быть ты, потому что я тебя придумала. Это, дьявол тебя раздери, не можешь быть ты! Но если …о Боже! Я, правда, это делаю? Если это ты, то найди меня, Владимир, и докажи, что ты существуешь! Приди ко мне и скажи мне об этом сам! Приди ко мне или я сойду с ума! Господи! Он отключился и я медленно повесила трубку на телефонный аппарат. Вижу, как щелкают секунды на большом циферблате часов. Конечно, розыгрыш… Конечно, идиотская шутка, а ты, Мила… сумасшедшая… Нет ничего хуже уже знакомого разочарования, которое раздирает душу. То самое, с которым просыпалась по ночам, с тем самым, которое не покидало тебя, когда ты прощалась с ним мысленно каждый раз и не могла отпустить. Как же холодно… как холодно… со рта вырывается пар и на глазах выступают слезы. Жестокая шутка! В дверь раздается звонок, и я подпрыгиваю на месте. Словно сомнамбула иду к ней, лихорадочно быстро открываю замки и распахиваю дверь настежь. – Здравствуй, Мила!