Вколол им всем гидропирит… Для невежественных слушателей — а Мамонт знал, что народные целители в основной массе своей бывшие троечники с неполным средним образованием, не говоря о медицинском, — так вот, для невежественных слушателей к поэме прилагалась таблица с пояснением значения «трудных» слов. Гидропирит Мамонт вписал в таблицу как химическое токсичное вещество, в быту используемое для осветления волос. Дальше следовало объяснить, почему в походной аптечке доктора оказался пресловутый осветлитель. На свет божий появилась молодая дерзкая ассистентка — старичка Айболита потянуло на «сладенькое». Ассистентка дни напролёт красила ногти, осветляла волосы гидропиритом и втихушку потягивала из мензурок медицинский спирт. Мамонт оторвался от печатания — на мониторе компьютера поэма выстраивалась аккуратными типографскими четверостишьями — и счастливо вздохнул, сто тысяч за «Ветеринара» он с целителей снимет, это факт! За спиной вдруг кто-то тяжело задышал, и Мамонт испуганно дёрнулся. Егоров что есть силы всадил поэту кулаком между глаз. Кабан опрокинулся на пол, зацепив собой компьютер. Монитор лопнул. Хищно улыбаясь, Егоров встал ботинком на клавиатуру и хлёстко врезал Самсонову пинком в лицо. Мамонт хрюкнул, блеванув кровью. — Пидор! — рявкнул оскорблённый отец. Он ещё раз пнул кабана в брюхо и, брезгливо кривясь, пошёл прочь. Что ещё взять с подонка? Придётся Машку на аборт тащить. Прерывать первую беременность очень нежелательно. Если что с ней случится, он уроет кучерявого гада — удавит по-тихому. Мамонт, сплевывая кровь и кривясь от боли, привстал на руках — сука, как он вошёл? Неужели дверь была не заперта? С сожалением обозрев угробленный монитор и держась за разбитую переносицу, Мамонт вытащил флеш-карту из проёма компьютера, достал из ящика стола ноутбук, вставил в него — на экране ноутбука высветилась поэма. Целая. Мамонт не раз бывал в передрягах и, когда творил, немедленно всё сохранял для верности. Сука Егоров, и дочь его сука. Но он отплатит за унижение. Не такой он человек, чтобы позволять каждому козлу… Умывшись, Самсонов стал названивать своему другу-бандиту. На днях у крутого авторитета намечалось торжество — сорокапятилетний юбилей, и Мамонт сочинял оду о правильном разводиле и боссе суровых ребят. Самсонов ждал, когда ответят, и попросит вместо гонорара за оду наказать Егорова — избить до крови. При этой мысли Самсонов заулыбался, глядя в зеркало на свою вспухшую физиономию — изобьют до крови, и только. Он ведь не зверь, не хочет смерти отца своей бывшей невесты… * * * Геннадий вернулся домой мрачнее тучи — расправа над Мамонтом нисколько не удовлетворила его, не уняла отцовской боли. Почему Машка выбрала такого идиота? Вокруг тысячи прекрасных молодых людей, красивых, по-спортивному подтянутых, умных и умеющих ценить любовь достойных женщин! Нет, надо было подсесть на никчемного, значительно старшего по возрасту дурака! У порога квартиры взволнованная жена пристально посмотрела ему в глаза. Геннадий понял: опять что-то неладное в семье. Ох, как достала его Машка! А ведь ещё одна красавица подрастает — Наташке уже пятнадцать, скоро тоже начнёт вычебучивать, тогда держитесь, родители! С одной девахой тяжело, а когда две начнут выкидывать коленца, тогда всё — полная амба! — Ну, что? — спросил он напряженно. Жена отвела взгляд. Геннадий торопливо полез в нагрудный карман джинсовой куртки, вытащил деньги, полученные от отца, — пятьсот долларов (двести пока придержал). — Возьми. — Что это? — удивилась жена. — Доллары? — И тут же ухмыльнулась: — Взятки стал брать? Валюту домой принёс! — Ага, взятки… Кто бы дал! Отец что-то комбинирует по своему писательскому делу, вот, подкинул бумажки. Я сам не стал менять в обменнике, не стал светиться. Забрав купюры, жена закатила глаза: — Боже, он боится светиться! Великие деньги побоялся обменять — пятьсот долларов! Геннадий Егоров — великий коррупционер… — Ира, мне не нравятся такие шутки. — А мне не нравится, что ты всё время на службе, а я одна!.. — взъярилась вдруг жена. — А их двое! Я уже не в состоянии сдерживать… Ты отец или приходящий дядя? Геннадий понял, что его подозрения обоснованны — дома что-то случилось, опять Машка из-за своего кучерявого урода матери нервы мотала! Господи, почему у всех всё нормально и только в их семье вечные разборки и скандалы? — Что опять? Скажи! Объясни путно. — Он снял джинсовую куртку, повесил на вешалку, стянул туфли, пошевелил пальцами во влажных, потных носках, снова обратил взгляд на жену: — Говори! Что молчишь? В это время дверь спальни дочерей приоткрылась и послышался говор в комнате. Гости! В прихожую вышли три высоких худых парня лет шестнадцати, все в чёрном, крашеные длинные волосы, серёжки в ушах, на цепях замысловатые каббалистические амулеты. И с ними — дочь Наташка, такая же раскрашенная, словно ведьма из фильма ужасов, в таких же побрякушках. «Господи!» — ёкнуло в душе у Геннадия. — Здравствуйте, дядя Гена, — поздоровались парни, оттесняя Геннадия от входной двери, стали надевать обувь. Давая место гостям, Геннадий ошалело спросил у дочери: — Наташа, что это? — Она теперь гот! — всплеснула руками жена. — Гот? — продолжал обалдевать Геннадий, глядя на разукрашенную Наташку и её долговязых друзей. — Это были такие племена в эпоху Римской империи… — Это молодёжная субкультура, отец! — звонким голосом заявила Наташка. — Что за культура? Панки? — После потрясения от нового образа младшей дочери Геннадия резануло по сердцу грубоватое обращение «отец». «Отец» — так говорят парни, а девчонки обращаются ласково «папа». Парни снисходительно рассмеялись невежеству Геннадия, пояснили: — Панки — это панки. Это было во времена вашей молодости. А мы — готы. До свидания, Геннадий Андреевич! — Пока! — махнула рукой Наташка, выходя вслед за дружками из квартиры. — Ты куда?! — возмутился Геннадий. — Гулять! — в ответ возмутилась Наташка и с силой захлопнула входную дверь. Геннадий посмотрел на жену: — Это чё было? — Вот-вот, из-за своей работы ты дочерей совсем прозеваешь. Она пошла на кухню, всем своим видом давая понять Геннадию, что он очень виноват перед семьей. Геннадий пожал плечами — он-то при чём? Они бесятся, а он виноват? Господи, теперь эта — гот… Нет, он думал, что завихрения в мозгах Наташки начнутся попозже, через год-полтора, но, видимо, прогресс убыстряет развитие детей. Сердце защемило. Ему что теперь, на сто частей разорваться?! Захотелось курить, и Геннадий вышел на балкон. День был солнечный, но не жаркий. Небольшой дворик, образованный их панельной многоэтажкой, соседней трехэтажной гостиницей из серого кирпича и неровной полосой старых кладовых и гаражей, нежился в уютной, благостной неге. В соседнем подъезде на балконе сидел Бонивур. Балкон Бонивура был совершенно открытый, состоявший только из железных штырей ограждения, но это нисколько его не смущало. Виталий Сонин сам так себя назвал. В далёкой юности, в семидесятых годах прошлого века, в эпоху великого процветания, когда правил Советским Союзом Леонид Ильич Брежнев, на телеэкранах частенько транслировался приключенческий эпос про красного партизана времён Гражданской войны, боровшегося с японской оккупацией Дальнего Востока, — Виталия Бонивура. Этот герой так потряс сознание Виталия Сонина, что он стал с той поры, особенно в пьяном виде, именовать себя не иначе как Бонивур. Это был великолепный сорокапятилетний мужчина — поджарый, мускулистый, высокий. Он сидел на балконе в плавках — другой одежды не было — и, держась руками за штыри ограждения, очень походил на человекоподобную обезьяну в зоопарке. Он был уже прилично пьян, но намеревался продолжить алкогольные наслаждения. Денег на утехи не хватало, и его зоркий глаз обшаривал каждый квадрат тихого дворика. Всю сознательную жизнь Бонивур сидел на шее покорной матери — трудиться ему было как-то в тягость. Пил он тоже на халяву, но пил так, что его несколько раз запирали в психушку, где прокачивали от «белочки». После последней экзекуции с лечением он вернулся во двор особенно добрым и заявил, что теперь он — Полковник. Никто не противоречил. Видимо, лечащий врач нашёл в его сознании особенные таланты полководца. Бонивур томился. Он несколько раз поглядывал на нервно курившего Геннадия — тот был далеко, и с ним, даже громко крича, общаться было невозможно. Геннадий, докурив, уходить с балкона не торопился, он чувствовал, что сегодня Полковник проявит себя — он ежедневно себя проявлял… Бонивур, посмотрев вниз, где сидели на скамейке перед входом в его подъезд соседки, громко прорычал: — Э-э-э… Пи-пи-пи!!! Соседки тут же всполошились. — Пи-пи-пи-пи-пи!!! Не теряя хладнокровия, он опустил плавки и стал писать вниз на уважаемых дам. Поднялся страшнейший переполох. На Бонивура кричали снизу, грозили кулаками. И только два человека сохраняли полнейшее хладнокровие — Полковник и Геннадий, который знал, что оргии соседа только начались — жажда алкоголя поднимет весь двор на уши! Усмехнувшись, Полковник ушёл в свою квартиру. А дамы, поругиваясь, передислоцировались на скамейку у другого подъезда. Конфликт погиб сам собой. Геннадий усмехнулся. Что-то быстро Полковник сегодня угомонился! Но нет! Бонивур, нацепив чёрное застиранное трико, вынесся из подъезда на простор двора, активный, словно застоявшийся жеребец. Энергия в его организме бурлила, желание выпить застилало остальные мысли.