Лео Звонит мой мобильник. Я только что разложил подборку присланных Джиневрой фотографий на широкой гостиничной постели. – Лео, – говорит моя мать, – ты мне вчера приснился. – Правда? – спрашиваю я, прищуриваясь на фото Райнера Хартманна. Джиневра взяла фотографию из эсэсовского личного дела, которое сейчас раскрыто на первой странице и приставлено к подушке – решительно неудобной, от которой у меня затекла шея. Я смотрю на эту страницу – личные данные и снимок в форме, и пытаюсь сравнить эту фотографию с той, что собираюсь показать Минке. ХАРТМАНН РАЙНЕР Вестфаленштрассе, 1818 33142 Бюрен-Вевельсбург Дата рождения: 18.04.1920 Группа крови: АВ На фотографии глаза видны нечетко, снимок какой-то зернистый. Но его обработанный вариант среди фотографий других предполагаемых преступников не так плох, как мне показалось сначала; просто оригинал был не очень. – Я играла с твоим сыном на пляже. Он все говорил мне: «Бабушка, тебе нужно закопать ноги, иначе ничего не вырастет». Я решила, что он хочет поиграть. Хорошо. Я позволила ему засыпать мои ступни песком до лодыжек и полить их из ведерка водой. А потом угадай, что случилось? – Что? – Когда я стряхнула песок, у меня из подошв торчали тоненькие корешки. Удастся ли Минке опознать его по такой плохой фотографии? – Фантастика, – говорю я, думая о своем. – Лео, ты меня не слушаешь. – Слушаю. Ты видела сон обо мне, но меня там не было. – В нем был твой сын. – У меня нет сына… – Обязательно нужно напоминать мне об этом? – Мать вздыхает. – Что, по-твоему, это означает? – Что я не женат? – Нет, сон. Корешки, растущие из подошв моих ступней. – Не знаю, ма. Что ты листопадная? – Всё у тебя шутки! – сердится она. Я чувствую, что, если не уделю ей несколько минут, придется отбиваться по телефону и от сестры, которая будет распекать меня за то, что я расстроил маму. Я отодвигаю в сторону фотографии. – Может, это оттого, что мой способ зарабатывать на жизнь так трудно понять и мне нужно научиться как-то забывать об этом в конце рабочего дня, – говорю я и понимаю, что это правда. – Ты знаешь, я горжусь тобой, Лео. Тем, что ты делаешь. – Спасибо. – И ты знаешь, что я беспокоюсь о тебе. – Поверь, ты даешь это понять достаточно ясно. – И поэтому я думаю, тебе важно уделить немного времени самому себе. Мне не нравится направление этого разговора. – Я работаю. – Ты в Нью-Гэмпшире. Я хмурюсь: – Клянусь Богом, я возьму тебя на работу! Лучше тебя никто в моем отделе не может идти по следу… – Ты звонил сестре и просил порекомендовать отель, а она сказала мне, что ты уехал по делам. – Ничего святого. – В любом случае ты, может быть, захочешь сделать массаж, когда вернешься в отель в конце дня… – Кто она? – устало спрашиваю я. – Рейчел Цвейг. Дочь Лили Цвейг. Она изучает массажную терапию в Нашуа… – Знаешь, тут с сотовой связью совсем плохо, – говорю я, отодвигая телефон от уха на расстояние вытянутой руки. – Ты пропадаешь. – Я не только могу выследить тебя, Лео, но и определить, когда ты вешаешь мне на уши тонну лапши. – Люблю тебя, мама, – смеюсь я. – Я полюбила тебя первой, – говорит она. Собирая фотографии в папку, я размышляю, как отнеслась бы мама к Сейдж Зингер? Ей понравится, что Сейдж сможет хорошо меня кормить, так как я всегда кажусь матери слишком худым. Она будет смотреть на шрам Сейдж и думать, что этой девушке многое пришлось пережить. Ей придется по душе, что Сейдж до сих пор скорбит по матери и привязана к бабушке, так как для моей мамы семья – это атом в кристаллической решетке любой формы жизни. С другой стороны, мать всегда хотела, чтобы я женился на еврейке, а Сейдж – самопровозглашенная атеистка – не подходит в этом смысле. Но опять же, ее бабушка пережила Холокост, а это добавляет Сейдж несколько очков… Я обрываю свои мысли, удивляясь, с чего вдруг стал думать о женитьбе на женщине, с которой познакомился накануне и которая для меня – просто средство добыть свидетельские показания, к тому же, судя по событиям вчерашнего вечера, она влюблена в другого. Адам. Парень ростом около шести футов четырех дюймов, с такой спиной, что сгодится как банкетный стол в День благодарения. Моя мать сказала бы про него: «Гойша». Песочного цвета волосы и дурацкая улыбка. Видя, как вчера вечером Сейдж отреагировала на его появление – ее будто током ударило, – я испытал все посттравматические эффекты своего прыщавого подросткового прошлого, вспомнилось все: от девчонки из группы поддержки бейсбольной команды, которая сказала, что я не в ее вкусе, после того как в школьном литературном журнале был опубликован мой сонет, посвященный ей, до подружки, которая на выпускном пошла танцевать с футболистом, пока я бегал за пуншем для нее, и в конце концов отправилась вместе с ним домой. Я ничего не имею против Адама, и каким образом Сейдж собирается изгадить себе жизнь, меня не касается. Кроме того, мне известно, что для превращения взаимного влечения в большую ошибку нужны двое. Но… У Адама есть жена. Когда Сейдж увидела эту женщину, на лице у нее появилось такое выражение, что мне захотелось обнять ее и сказать: «Без этого парня тебе будет лучше, дорогая». Может, со мной. Ну ладно, хватит. Она мне немного понравилась. Или ее выпечка. Или хрипловатый, невероятно сексуальный голос, хотя сама она этого не понимает. Чувства застают меня врасплох. Я потратил жизнь на розыски тех, кто хотел скрыться, но заметно меньше мне везло с тем, чтобы найти себе кого-нибудь, с кем захотелось бы провести вместе какое-то время. Запихивая папку в портфель, я стряхиваю с себя эти мысли. Может, мама права и мне и впрямь нужен массаж или любая другая форма расслабления, которая позволит отделить работу от частной жизни? Однако все мои лучшие намерения вылетают в окно, как только я приезжаю к Сейдж и застаю ее в ожидании меня. Она в шортах из обрезанных джинсов. Ноги у нее длинные, загорелые, мускулистые. Глаз не оторвать. – Что? – говорит она, глядя на свои икры. – Я порезалась, когда брила ноги? – Нет. Ты прекрасна. Ну… то есть выглядишь отлично. Я… – Я качаю головой. – Ты поговорила с бабушкой? – Да. – Сейдж ведет меня в дом. – Она немного боится, но ждет нас. Вчера вечером, перед нашим уходом, Минка согласилась посмотреть несколько фотографий. – Я постараюсь ее успокоить. Дом Сейдж напоминает любимый свитер, который все время ищешь в ящике, потому что он такой уютный. На диване множество подушек, свет мягкий, розоватый. Здесь всегда что-то печется. В таком месте можно задержаться ненадолго и очнуться спустя много лет, потому что ты никуда не уходил. Полная противоположность моей квартире в Вашингтоне, где полно черной кожи, хрома и прямых углов. – Мне нравится твой дом, – вдруг выдаю я. Сейдж смотрит на меня как-то странно: – Ты здесь был вчера. – Да. Просто… тут так уютно.