Шайнинг мощным рывком подался вперед. — А-ар-р-ргх! — Ново, разинув клюв и выгнувшись дугой, впилась когтями в оконную раму, затрещавшую от могучей страсти гиппогрифа. Слегка отдышавшись, она обернулась к любовнику: — Чувствуешь? Жеребец кивнул. — Ты проник в самую суть мою, — Ново счастливо улыбнулась. — Действуй, как велит тебе инстинкт, но не покидай этой сокровенной глубины. Селестия немного понаблюдала, как Ново резкими взмахами крыльев умело гасит толчки Шайнинга, а тот, склонясь над ней, нежно пощипывает зубами холку и спину меж крыльев. Послушала нервные всхрапы единорога, энергично взаимодействующего с гиппогрифом, и восторженный клекот Ново, переживающей явно уже не первый оргазм. Солнечному аликорну нравилось видеть счастье других, эти светлые моменты согревали многострадальную душу правительницы. Закрыв дверь, Селестия передвинула стол ближе к дивану, искоркой магии подогрела остывший чай и уселась в кресле со стаканом нектара. «Вот Шайнингу повезло так повезло. Осчастливить лично королеву гиппогрифов — это вам не Кристальную Империю размораживать после выходок Флёрри Харт. Да Кейденс позеленеет от зависти, когда про этот его подвиг узнает, и будет жалеть, что не смогла составить компанию», — отрешенно размышляла принцесса Эквестрии. Вообразив Ми Аморе Кадензу зеленой в розовый горошек, Селестия усмехнулась. «Кстати, это… когда там следующая моя?..» Отыскав в столе личный календарь, аликорн бегло проглядела даты. «Аж через десять лет, хорошо. Надо будет подготовиться и предупредить жеребцов, чтоб знать, кто хочет побыть со мной, а кто нет. А то, когда «сезон охоты» раз в сто лет, а не раз в год, как у всех — об этом недолго запамятовать. Один раз так уже случилось — я сошла с ума от обуявшей меня похоти и практически вся стража Кантерлота угодила в мой гарем». Через некоторое время в дверь постучали. — Входите, — разрешила Селестия. В кабинет нетвердой походкой вошла Ново — помятая, взлохмаченная, взъерошенная, с брезгливо оттопыренным хвостом, из-под которого капало на пол. В проеме еще мелькнул зелено-синий плюмаж — видимо, Шайнинг довел внезапную любовницу до двери. Вытряхнув из-под крыла пресловутые «оковки» для когтей, королева доплелась до дивана, оставляя за собой влажные кляксы, и с глухим стоном повалилась на подушки, свесив конечности. — Нужна помощь? — заботливо поинтересовалась Селестия, открывая окна, чтоб выветрить запахи пота и любви. Ответом ей был «фырк» с отчетливо отрицательной интонацией. Наконец, издав долгий стон, закончившийся жалобным всхлипом, королева открыла один глаз и сфокусировала взгляд на Селестии. — Шайнинг просто зверь… — выдохнула Ново. — У меня трясутся поджилки и пылают внутренности. Уж какой магией он меня накачал, не знаю, но это обесценивает весь мой прошлый опыт любовных похождений. Я хочу этого еще. Икнув, гиппогриф умолкла, восстанавливая дыхание. — Но не сейчас. Через сезон-другой, как в себя приду. А после всего содеянного — он еще и вылизал меня с люботой и забовью. Ощущения просто чудовищные… «Ну, если Ново впервые с конем, то и не удивительно. Шайнинг ведь крупный и напористый жеребчик, а она качественно распалила его», — отметила в мыслях Селестия. Опираясь лапами на стол и диван, королева попыталась присесть, но содрогнулась всем телом и рухнула в прежнюю позу. — Вот это я его да-а… увлекла, — тяжело выдохнула Ново, словно не до конца веря, что выбралась из приключения относительно благополучно. — Вот это он меня да-а… как ракушку. Отставив стакан, Селестия достала из шкафа шкатулку с кусочками стекла, округлыми и гладкими, словно камешки с морского берега. Внутри каждого амулета мерцала крохотная руна «исцеление» из сконцентрированной магии. Аккуратно перевернув Ново на спину и подложив под круп подушку, Селестия покрыла «целителями» живот и пах королевы, а затем, телекинезом выстроив десяток стекляшек цепочкой, бережно направила их в истерзанное любовью лоно. — Полежи так, скоро все нормализуется, — подсказала, тронув копытом грудь Ново. Амулеты переливчато сияли, отдавая магию в тело по мере его исцеления. Прикрыв глаза, гиппогриф задумчиво шевелила пальцами и копытами, внимая внутренним процессам. Убрав угасшие «целители» и вытянув «цепочку» их, Селестия вытерла с крупа королевы все следы агрессивного недавнего вторжения и помогла ей сесть. — Ритуал на удачу себя оправдал полностью, — изрекла Ново, расправляя перья. — Как себячувствие? — поинтересовалась принцесса, усевшись в кресло и наливая чай королеве. — Залюбленная до полного нестояния, — призналась Ново, кончиками когтей подхватывая жареную рыбу с подноса. — И очень благодарна за лечение. Я уж думала, пошли ко дну мои планы с официальным визитом и всем остальным. Гиппогрифически такой оборот событий вполне был возможен, если уж я даже сесть спокойно не могла. — Приятного аппетита. — Спасибо, приятного и тебе, Селли. А еще… — Ново тронула лапой низ живота. — Я ощущаю искру зародившейся во мне новой жизни. Селестия дала себе время подумать, не спеша намазывая хлеб сгущенкой. «Конечно, в ней ведь очень старательно зажгли эту искру, возможно, даже не одну». — Значит ли это, что теперь Шайнинг Армор, как отец будущего детеныша, считается твоим супругом, королем, и переезжает жить к тебе, Ново? — Ни в коем разе… Ново отложила очищенный от плоти рыбий скелет и подцепила новую рыбу. — С моей стороны эта наша связь никак не повлияет на судьбу Шайнинга. Славный жеребчик остается жить как жил при этом дворе, со своей семьей и родными. Как-либо вмешиваться в его судьбу я не намерена. И настаиваю на том, чтоб это было принято к сведению в случае недоразумений. — Я учту ваше пожелание, королева Ново, — спокойно кивнула аликорн. — А что будет с детенышем? — Как что? Вырастим полноценным членом гиппогрифского общества. Сей раз я зачала от сильного мага, и надеюсь, у детеныша будут способности к магии. Отложив второй скелет, Ново вдохнула аромат чая в пиале, и осторожно отпила. — Нравится? — поинтересовалась Селестия. Ново неопределенно пощелкала клювом. — Пока не поняла, посмотрим, как на меня подействует. — Хорошо. Ново, можешь рассказать, чем обусловлено твое «вот такое» отношение к Шайнингу? — задумчиво вопросила правительница поней. — Ты увлекла его, соблазнила, добилась соития — и спокойно прощаешься, радуясь зачатию. — Конечно же, я рада! — воскликнула Ново. Обеими лапами подняв пиалу, она снова долго нюхала, наслаждаясь ароматом и не торопясь пить. — Мы, гиппогрифы, пережили жестокую эпоху, когда в живых остались лишь самые сильные, быстрые и сообразительные. Визит короля Шторма по сравнению с тем — сущий пустяк. Нас мало, и живем мы закрытой общиной в месте, достаточно отдаленном от мировых путей. Нашему роду необходима свежая кровь. Селестия, уже смекнувшая, в чем дело, понимающе кивнула. Ново же, напившись и отставив пиалу, продолжала вещать. Спокойно, уверенно, без эмоциональных скачков и спотыканий, словно объясняя прописные истины — неоспоримые и давно всем известные. — Молодые самки, достигая половой зрелости, торжественно покидают наше племя с единственной целью — в огромном внешнем мире не только выжить, используя воинские навыки, но и найти самца, и провести с ним ночь. Если потребуется, то и нескольких. Она будет рада любому, будь то пони, грифон, чейнджлинг или кирин. Забеременев, самка имеет право вернуться в общину, а с рождением детеныша, если он здоров и жизнеспособен, получает статус матери. Тогда она уже решает сама, быть ли ей вольной матерью и каждый сезон отправляться на поиски новых самцов, или же образовать свою семью с любимым гиппогрифом внутри общины. Некоторые — сочетают оба стиля жизни. — Значит, вам, чтоб выжить, пришлось организоваться вот так, сменить уклад жизни… Ново, а точнее, когда произошло «то» событие? Артистично закатив глаза, королева хлопнула себя лапой по морде. — Произошло, когда неоперившиеся желторотые прадеды наших прадедов копошились в уютных гнездышках. На самом деле, Селестия, этого не помнит никто. Но воинские дисциплины сохранились неизменными с тех пор, как их преподала нам ты, наша праматерь. Гиппогриф почтительно склонила голову перед аликорном. Пересев на диван рядом с Ново, Селестия прильнула к ней и обняла. — Я горжусь вами, — шепнула она, глядя в глаза королевы. — Могу и еще немного добавить поводов для гордости, — усмехнулась Ново, мягко отстранив собеседницу, и несколько раз посчитала на пальцах обеих лап. — Так-с, я — одна из самых плодовитых матерей, подарившая общине более десяти детей, все они от разных отцов, чьих имен я даже не знаю. Этого жеребца, — последовал небрежный взмах лапой в сторону двери, — я через месяц-другой тоже не вспомню. У всех моих детей разные судьбы, разные пути жизни и трудности. Они воины, исследователи, охотники. Одна из дочерей в юности слишком увлеклась первым найденным жеребцом и выбрала жизнь вне общины. Она художник, ее страсть — резьба когтями по камню и дереву, потрясающей красоты работы известны далеко за пределами и горы Арис, и Эквестрии. К слову, она свирепо грозилась прилететь с делегацией и изукрасить до неузнаваемости парочку столичных улиц. — Отлично, художественное полотно я предоставлю ей лично, — рассмеялась Селестия. — Весьма польщена этим жестом щедрости. И мне очень интересно, каким будет мой новый детеныш от единорога. — Мне приятно узнать, что у тебя большая семья. — Для гиппогрифа семья — это вся его община. И единственная, о ком я беспокоюсь больше обычного — малышка Скайстар. Она добра сердцем, но слегка безрассудна и постоянно дружит с какими-то ракушками. Может, это как-то связано с тем, что ее отец коренной ихтиопони. Пожав крыльями, Ново допила чай. — Ново, а ты не думала о наследнике трона? — Конечно, нет, — резковато откликнулась королева, и зрачки ее глаз хищно сузились. — С чего я буду отдавать кому-то правление? Вот стану дряхлой и немощной, тогда пожалуйста — меня вышвырнут, отбить свое право я не смогу. Тогда превращусь в ихтиопони и уплыву в море. Плавать всяко ж легче, чем летать. А пока я сильна, способна разить когтями и бить клювом — трон Арис мой! — Ново?.. — Ай, меня всегда чуть заносит в беседах про власть, — улыбнулась королева. — В самом деле, я на дух не потерплю возле себя пре… Раздался стук в дверь.