– Ух! – говорит Береговушка Иволге. – Ни за что не останусь в этой зыбкой постройке! Она качается, и у меня всё перед глазами вертится, кружится… Того и гляди, её ветром на землю сдует. Да и крыши у вас нет. – Ступай к Пеночке! – обиженно говорит ей золотая Иволга. – Если ты боишься на чистом воздухе спать, так тебе понравится у неё в шалаше. Полетела Береговушка к Пеночке. Жёлтая маленькая Пеночка жила в траве, как раз под той самой берёзой, где висела Иволгина воздушная колыбелька. Береговушке очень понравился её шалашик из сухой травы и мха. «Вот славно-то! – радовалась она. – Тут и пол, и стены, и крыша, и постелька из мягких пёрышек! Совсем как у нас дома!» Вдруг земля под ними задрожала, загудела. Береговушка встрепенулась, прислушивается, а Пеночка ей говорит: – Это кони в рощу скачут. – А выдержит крыша, – спрашивает Береговушка, – если конь на неё копытом ступит? Пеночка только головой покачала печально и ничего ей на это не ответила. – Ох, как страшно тут! – сказала Береговушка и вмиг выпорхнула из шалаша. – Тут я всю ночь глаз не сомкну: всё буду думать, что меня раздавят. Дома спокойно: там никто на тебя не наступит и на землю не сбросит. – Так, верно, у тебя такой дом, как у Чомги, – догадалась Пеночка. – У неё дом не на дереве – ветер его не сдует, да и не на земле – никто не раздавит. Хочешь, провожу тебя туда? – Хочу! – говорит Береговушка. Полетели они к Чомге. Прилетели на озеро и видят: посреди воды на тростниковом островке сидит большеголовая птица. На голове у птицы перья торчком стоят, словно рожки. Тут Пеночка с Береговушкой простилась и наказала ей к этой рогатой птице ночевать попроситься. Полетела Береговушка и села на островок. Сидит и удивляется: островок-то, оказывается, плавучий. Плывёт по озеру куча сухого тростника. Посреди кучи – ямка, а дно ямки мягкой болотной травой устлано. На траве лежат чомгины яйца, прикрытые лёгкими сухими тростиночками. А сама Чомга рогатая сидит на островке с краешка, разъезжает на своём судёнышке по озеру. Береговушка попросилась ночевать. – А ты не боишься спать на волнах? – спрашивает её Чомга. – А разве ваш дом не пристанет на ночь к берегу? – Мой дом – не пароход, – говорит Чомга. – Куда ветер гонит его, туда он и плывёт. Так и будем всю ночь на волнах качаться. – Боюсь… – прошептала Береговушка. – Хочу к маме… Чомга рассердилась. – Вот, – говорит, – какая привередливая! Никак на тебя не угодишь! Лети-ка, поищи сама себе дом, какой нравится. Прогнала Чомга Береговушку, та и полетела. Летит и плачет без слёз: слезами птицы не умеют плакать. А уж ночь наступает: солнце зашло, темнеет. Залетела Береговушка в густой лес, смотрит: на высокой ели, на толстом суку выстроен дом. Весь из сучьев, из палок, круглый, а изнутри мох торчит мягкий. «Вот хороший дом, – думает она, – прочный и с крышей». Подлетела маленькая Береговушка к большому дому, постучала клювиком в стенку, просит жалобным голоском: – Впустите, пожалуйста, хозяюшка, переночевать! А из дома вдруг как высунется рыжая звериная морда с оттопыренными усами, с жёлтыми зубами. Да как зарычит: – С каких это пор птахи по ночам стучат, ночевать просятся к белкам в дом? Обмерла Береговушка, – сердце камнем упало. Отшатнулась, взвилась над лесом да стремглав, без оглядки наутёк! Летела, летела – из сил выбилась. Обернулась назад – никого сзади нет. Кругом оглянулась, – а место знакомое. Посмотрела вниз, – внизу река течёт. Своя река, родная! Стрелой бросилась вниз к речке, а оттуда – вверх, под самый обрыв крутого берега. И пропала. А в обрыве – дырки, дырки, дырки. Это всё ласточкины норки. В одну из них и юркнула Береговушка. Юркнула и побежала по длинному-длинному, узкому-узкому коридору. Добежала до его конца и впорхнула в просторную круглую комнату. Тут уже давно ждала её мама. Сладко спалось в ту ночь усталой Береговушке у себя на мягкой тёплой постельке из травинок, конского волоса и перьев. Покойной ночи! Красная горка Чик был молодой красноголовый воробей. Когда ему исполнился год от рождения, он женился на Чирике и решил зажить своим домком. – Чик, – сказала Чирика на воробьином языке, – Чик, где же мы устроим себе гнездо? Ведь все дупла в нашем саду уже заняты. – Эка штука! – ответил Чик, тоже, конечно, по-воробьиному. – Ну, выгоним соседей из дому и займём их дупло. Он очень любил драться и обрадовался такому удобному случаю показать Чирике свою удаль. И, раньше чем робкая Чирика успела его остановить, он сорвался с ветки и помчался к большой рябине с дуплом. Там жил его сосед – такой же молодой воробей, как Чик. Хозяина около дома не было. «Заберусь в дупло, – решил Чик, – а когда прилетит хозяин, буду кричать, что он хочет отбить у меня дом. Слетятся старики – и вот зададим соседу!» Он и забыл совсем, что сосед женат и жена его уже пятый день мастерит гнездо в дупле. Только Чик просунул в дырку голову, – р-раз! – кто-то больно щёлкнул его по носу. Пискнул Чик и отскочил от дупла. А сзади уже мчался на него сосед. С криком сшиблись они в воздухе, упали на землю, сцепились и покатились в канаву. Чик дрался на славу, и соседу его приходилось уже плохо. Но на шум драки со всего сада слетелись старики-воробьи. Они сейчас же разобрали, кто прав, кто виноват, и задали Чику такую встрёпку, что он не помнил, как и вырвался от них. В себя пришёл Чик в каких-то кустах, где прежде ему никогда не случалось бывать. Все косточки у него ныли. Рядом с ним сидела перепуганная Чирика. – Чик! – сказала она так грустно, что он, верно бы, расплакался, если б только воробьи умели плакать. – Чик, мы теперь никогда больше не вернёмся в родной сад! Где мы выведем теперь детей? Чик и сам понимал, что ему нельзя больше попадаться на глаза старикам-воробьям: они забьют его насмерть. Всё-таки он не хотел показать Чирике, что трусит. Поправил клювом свои растрёпанные пёрышки, немножко отдышался и сказал беспечно: – Эка штука! Найдём себе другое место, ещё получше. И они отправились куда глаза глядят – искать себе новое место для житья. Только вылетели они из кустов, как очутились на берегу весёлой голубой реки. За рекой поднималась высокая-высокая гора из красной глины и песка. Под самой вершиной обрыва виднелось множество дырок и норок. У больших дырок сидели парочками галки и рыжие соколки-пустельги; из маленьких норок то и дело вылетали быстрые ласточки-береговушки. Целая стая их лёгкой тучкой носилась над обрывом. – Смотри, как у них весело! – сказала Чирика. – Давай и мы устроим себе гнездо на Красной горке. Чик с опаской поглядел на соколков и галок. Он думал: «Хорошо береговушкам: они сами копают себе норки в песке. А мне чужое гнездо отбивать?» И снова у него заныли сразу все косточки. – Нет, – сказал он, – тут мне не нравится: такой шум, прямо оглохнуть можно. И они полетели дальше. Дальше была роща, а за рощей – домик с дощатым сараем. Чик и Чирика опустились на крышу сарая. Чик сразу заметил, что тут нет ни воробьёв, ни ласточек. – Вот где житьё-то! – радостно сказал он Чирике. – Гляди, сколько разбросано по двору зерна и крошек. Мы будем тут одни и никого к себе не пустим. – Чш! – шикнула Чирика. – Смотри, какое страшилище там, на крыльце. И правда: на крыльце спал толстый Рыжий Кот. – Эка штука! – храбро сказал Чик. – Что он нам сделает? Гляди, вот как я его сейчас!.. Он слетел с крыши и так стремительно понёсся на Кота, что Чирика даже вскрикнула. Но Чик ловко подхватил у Кота из-под носа хлебную крошку и – раз-раз! – опять уже был на крыше. Кот даже не шевельнулся, только приоткрыл один глаз и зорко поглядел на забияку. – Видела? – хвастал Чик. – А ты боишься! Чирика не стала с ним спорить, и оба принялись искать удобное место для гнезда. Выбрали широкую щель под крышей сарая. Сюда принялись они таскать сначала солому, потом конский волос, пух и перья. Не прошло и недели, как Чирика положила в гнездо первое яичко – маленькое, всё в розовато-бурых пестринках. Чик был так рад ему, что сложил даже песенку в честь своей жены и себя самого: Чирик, Чик-чик, Чирик, Чик-чик, Чики-чики-чики-чики,