Павел (Песах) АмнуэльПолет в Санкт-Петербург Убийство на вилле Женщина с виолончелью Убийство перед концертом Человек со сломанной рукой Взгляд из окна Третий свидетель Полет в Эйлат Невиновный убийца Попытка ограбления Английский аристократ Кофе у костра Взгляд в окно Стакан со льдом Прыжок из окна Птицы над берегом Воздушный шарик Полет стрелы * * * Павел (Песах) Амнуэль Расследования Берковича Полет в Санкт-Петербург — Откуда он репатриировался? Из Норвегии? — спросил инспектор Хутиэли, ни к кому конкретно не обращаясь, когда стажер Беркович вышел из кабинета. — Из Баку, — посмотрев на экран компьютера, подсказала Ронит, работавшая в полиции не первый год, но тоже смущенная поведением стажера. Собственно, назвать это поведением не было никаких оснований. Беркович не вел себя никак. Он ждал в приемной, глядя в потолок и считая трещины. Когда его позвали, он вошел в кабинет и выслушал наставления начальства молча, не реагируя ни звуком, ни движением. Это раздражало. Это, в конце концов, было просто неприлично! — Из Баку, — повторил инспектор, — это не на крайнем севере? — По-моему, — наморщила лоб Ронит, — это где-то около Ирана. Я недавно читала в «Маариве», ну, вы помните, когда Биби летал в Японию, так он на обратном пути… — Вспомнил! — обрадовался Хутиэли. — Так чего же он ведет себя будто полярный медведь? Ронит пожала плечами и приготовилась слушать новые распоряжения. — Курс он закончил с отличием, — продолжал инспектор, — а то я бы его просто не взял… Ну хорошо, — сказал он, помолчав, — пусть он справится с поручением, а там посмотрим. — А что вы ему поручили? — любопытство у Ронит взяло верх над субординацией, что, впрочем, случалось достаточно часто и не вызывало у инспектора недовольства. — Я послал его с Бирманом, — объяснил Хутиэли, — проводить обыск в квартире Бен-Эзры. Бен-Эзра по кличке «Пистолет» был владельцем массажного кабинета на Бен-Иегуде. Относительно молодой мужчина лет сорока, приятной наружности, он немного походил на актера Омара Шарифа. Бен-Эзра и на самом деле был неплохим актером, во всяком случае, в каждый свой привод в полицию он изображал столь безутешное раскаяние, что вводил в заблуждение даже непробиваемого комиссара Сингера. Правда, никакая игра не позволила бы Бен-Эзре избежать тюрьмы, будь у полиции достаточное количество надежных улик, чтобы отправить этого человека за решетку. Такие улики нашлись прошлой ночью. В полицию обратилась одна из девушек, сумевшая не только сбежать из-под плотной опеки охранников, но еще и захватить с собой ксерокопию договора, подписанного ею еще у себя дома, в России. Девушку звали Ириной, она была светлая и высокая — типичная русская проститутка, какими их изображали в прессе. На самом деле — обманутая девушка, ехавшая в Израиль, чтобы работать манекенщицей в приличном агентстве, и попавшая сразу после приезда в постель одного из помощников Пистолета. Инспектор отправился на квартиру к Бен-Эзре, но обнаружил, что хозяин сбежал. Впрочем, беглый осмотр не показал никаких следов спешки. Похоже было, что «Пистолет» попросту отправился в очередной вояж — присматривать девочек, и лишь по несчастливой для инспектора случайности отъезд Бен-Эзры совпал с побегом девушки Ирины. Звонок в полицию аэропорта не прояснил ситуацию. Никто, имевший при себе заграничный паспорт на имя Бен-Эзры, через таможню и паспортный контроль не проходил. Впрочем, на легкий успех Хутиэли и не рассчитывал — наверняка Пистолет пользовался подложными документами, понимая, что под собственной фамилией рискует оказаться не за границей, а в камере предварительного заключения. Хутиэли отправил в Бен-Гурион курьера с фотографией Пистолета, не надеясь, впрочем, на успех. Наверняка Пистолет уже смотался за границу — в любой из двенадцати городов Старого или Нового Света, куда отправлялись вчерашние ночные рейсы. Оставалось сделать хотя бы необходимое — провести более тщательный обыск в квартире Пистолета и в принадлежавшем ему заведении. В заведение Хутиэли отправил группу Ривкина, а на квартиру — Бирмана, придав ему в помощники новоиспеченного стажера Берковича. * * * Стажер вернулся через три часа. Ронит ушла на обед, и Беркович минут пять молча стоял перез закрытой дверь в кабинет, соображая, видимо, что лучше — войти, нарушив субординацию, или подождать возвращения секретарши. В конце концов решил, что целесообразнее для дела — войти, поскольку никто не мог сказать, сколько времени будет отсутствовать Ронит. Стажер вошел, коротко доложил о прибытии и положил перед Хутиэли отпечатанный уже бланк протокола обыска. Инспектор пробежал взглядом три страницы, стоявший навытяжку стажер начал раздражать его уже одним своим видом, и Хутиэли попросил Берковича сесть и расслабиться. Стажер сел и расслабился — выражалось это в том, что он перестал быть похожим на палку и стал напоминать вопросительный знак. На лице инспектора отражались все эмоции, которые он испытывал, читая протокол. — Черт! — бросил Хутиэли, дойдя до описания бумаг в секретере Пистолета. — Этот идиот не оставил нам даже счетов за электричество! — Дубина! — воскликнул инспектор, обнаружив, что Бен-Эзра, уезжая, оставил ключ соседям и просил поливать его любимые цветочки. — О цветочках он заботится, негодяй! Впрочем, — добавил Хутиэли, бросая выразительный взгляд на молчавшего, как рыба, стажера, — это означает, что он действительно отправился в свое плановое турне, а вовсе не скрылся, напуганный бегством этой девицы. Инспектор перевернул страницу, прочитал несколько строк и, бросив бумаги на стол, повернулся к Берковичу. — Послушайте, стажер, — раздраженно сказал он. — Вы же знали, что самая важная информация находится на третьей странице. Почему не сказали сразу? — Вы не спрашивали, — ответил Беркович, на лице которого не дрогнул ни один мускул. — Что не спрашивал? — вскричал инспектор, но продолжать разнос не стал. Действительно, откуда стажеру было знать заведенный порядок: Хутиэли всегда требовал от подчиненных, чтобы, принося документы, они сразу говорили, на что именно следует обратить внимание в первую очередь. — «В мусорной корзине, — прочитал инспектор вслух, — обнаружены… м-м… три пластиковых пакета… остатки салата… а, вот… листок из ежедневника со следами записи, сделанной на предыдущей странице. Достаточно четко можно прочитать: Нью-Йорк — 23 сентября, Париж — 24 сентября, Санкт-Петербург — 26 сентября.» — Сегодня двадцать третье, — продолжал инспектор. — Значит, Бен-Эзра вылетел в Нью-Йорк нынче ночью, поскольку остальные сегодняшние рейсы в Штаты летят вечером. О чем это говорит, стажер? — О вашей замечательной памяти, инспектор, — ответил Беркович, не моргнув глазом. — М-м… И об этом тоже. Но главное — о том, что теперь мы его все-таки возьмем. В Париж он летит завтра, и я направлю американским коллегам по факсу фотографию Пистолета и запрос о задержании. Нет… Лучше я отправлю в Нью-Йорк сержанта Бродецки, он прекрасно знает Пистолета в лицо, пусть ходит у стоек регистрации всех парижских рейсов! Согласны? Беркович поднял на инспектора ничего не выражавший взгляд и задал вопрос, который заставил Хутиэли усомниться в умственных способностях стажера. — А если бы, — спросил Беркович, — в записке Бен-Эзры упоминались Марс или Венера, вы бы отправили сержанта Бродецки на космодром имени Кеннеди? — Вы шутите, стажер? — холодно спросил Хутиэли после минутной паузы, в течение которой он пытался обнаружить на лице Берковича хоть какие-то следы раскаяния. — Ни на Марс, ни на Венеру еще нет регулярных рейсов, если вы хотите, чтобы я ответил на ваш вопрос. В дальнейшем все-таки сначала думайте, а потом говорите. — Так я ведь… — начал было стажер и замолчал. — Можете идти, — бросил инспектор. — На сегодня для вас заданий нет. Через минуту он поднял взгляд и обнаружил, что Беркович по-прежнему стоит навытяжку перед столом, будто столб, врытый в землю.