— Я же сказал вам… — Разрешите обратиться с просьбой, — безразличным голосом произнес стажер. — С просьбой? — удивился инспектор. — Ну, чего же вы хотите? — Не могли бы вы отправить меня вместе с сержантом Бродецки в Нью-Йорк для помощи в задержании Бен-Эзры? Хутиэли открыл было рот, чтобы отправить стажера туда, где он, по мнению инспектора, должен был находиться, но подумал, что, пожалуй, идея не выглядит такой уж нелепой. Лучше, чтобы Бродецки был не один. Стажер никогда не видел Пистолета, но не узнать его по фотографии попросту невозможно. А заодно он не будет здесь маячить и портить настроение своим постным видом. — Я отдам распоряжение, — сказал Хутиэли. — Ваши бумаги будут готовы через два часа… * * * — Этот парень, — докладывал неделю спустя сержант Бродецки после возвращения из Штатов, — исчез, как только мы вошли в здание аэропорта. Я решил, что расправлюсь с ним позднее, и пошел к стойкам регистрации французских компаний — до ближайшего рейса на Париж оставалось два часа… Пистолет не явился. Я пропустил еще два рейса, потом пришлось побегать, потому что одновременно регистрировались рейсы Пан-Ам и Эйр Франс… — Больше надо было спортом заниматься, — мрачно бросил инспектор, — тогда бы и бегал быстрее. — Когда Пистолет так и не явился, а между парижскими рейсами образовалось «окно», я попробовал отыскать этого… Берковича. И вы можете себе представить: захожу в полицейское отделение аэропорта, этот красавец сидит там, развалившись на стуле, а посреди комнаты под охраной двух полицейских — наш друг Пистолет собственной персоной! — Представляю твою отвисшую челюсть, — сказал Хутиэли. — Черт меня побери, если я понимаю, какого черта этому стажеру пришло в голову проверять внутренние рейсы! Нет, я, конечно, знаю, что город с названием Париж есть и в Соединенных Штатах, и Санкт-Петербург тоже… Но мне бы никогда… Он замолчал, потому что дверь раскрылась ровно настолько, чтобы в образовашуюся щель протиснулся стажер Беркович собственной персоной. — Ронит нет на месте, — произнес Беркович извиняющимся тоном. Хутиэли встал и, обойдя стол, подошел к стажеру и пожал ему руку. Пожатие Берковича оказалось на удивление твердым — именно таким, какого следовало ожидать от человека, хорошо знающего свое место в жизни. — Полагаю, — сказал Хутиэли, — что вы еще тогда, сидя передо мной, уже догадались, что Пистолет вовсе не собирался в Европу. Именно поэтому вы и напрсились в помощники сержанту. Я прав? — Да, — коротко ответил Беркович. — Почему это вам пришло в голову, а? Я только что говорил сержанту, что сам бы не подумал… — Видите ли, — Беркович едва заметно пожал плечами, — я обратил внимание на одну лишнюю букву в записке Пистолета. — Лишнюю букву? — недоуменно переспросил инспектор. Он быстро подошел к столу, взял в руки протокол и внимательно перечитал давно ему известный текст. — Ну? — спросил Хутиэли, не обнаружив никаких лишних букв, которые могли бы навести его на какие-либо мысли. — Санкт-Петербург, — сказал Беркович, — тот, который в России, пишется без буквы «с». Американский пишется и произносится чуть иначе — Санкт-Питерсбург. На иврите нет разницы между «и» и «е», но буква «с» была явно лишней… Хутиэли бросил листок на стол и сказал, помолчав: — Ваша бесстрастность, стажер, сбивает нормального человека с толка. Постарайтесь быть более эмоциональным, хорошо? Беркович кивнул. — Спасибо, — сказал Хутиэли, — можете идти. Стажер повернулся на каблуках и направился к двери. — Эй, — бросил инспектор ему вдогонку, — а что вы там мне плели насчет Марса? Вам не кажется, что вы должны извиниться? Беркович обернулся. — Но ведь Марс и Венера, — сказал он спокойно, — это населенные пункты в Соединенных Штатах. Я просто хотел подсказать вам… — Свободны! — бросил инспектор. Убийство на вилле — Стажер Беркович, — сказал инспектор Хутиэли, — вы читали утренние газеты? — Конечно, — бодро отрапортовал стажер, закрывая толстую книгу, написанную по-русски. На обложке была нарисована красавица, направившая огромный пистолет прямо в лицо читателя. — Ничего интересного. Во всяком случае, в криминальной хронике. — А о чем эта книга? — поинтересовался инспектор. — Российский триллер, русская мафия? — Ну что вы, — Беркович даже покраснел от такого предположения. — Это классика. Голсуорси. «Сага о Форсайтах». — Да? — недоверчиво протянул Хутиэли. Конечно, стажер солгал, он просто не хотел признаться в том, что во время дежурства читал третьесортный русский триллер и, конечно же, о мафии. Хотя… Может, у этого… как его… Голсуорси тоже есть какая-нибудь девица с пистолетом? Телефонный звонок прервал размышления инспектора. — Убийство на вилле в Гиват Савион, — бодро сообщил голос дежурного. — Оперативная бригада сержанта Бродецки выезжает. Будут указания? Хутиэли оглянулся на стажера, вновь углубившегося в чтение непонятной русской книги. — Да, — сказал он. — Пусть Бродецки возьмет с собой стажера Берковича и позволит ему действовать самостоятельно. Конечно, в разумных пределах. Минут пятнадцать спустя полицейская машина резко затормозила у виллы Гиля Авишая, средней руки бизнесмена. Вилла соответствовала уровню доходов хозяина — не шедевр архитектуры, но и не собачья будка. Тысяч на двести пятьдесят потянет, — решил стажер, вылезая из машины и разминая затекшие ноги. Полицейские прошли по дорожке, покрытой гравием, к автомобильной стоянке перед домом, где у пикапа «сузуки» стояла группа полицейских из местной партульной службы. Водитель пикапа, черноволосый «марокканец», что-то возбужденно доказывал, размахивая руками. — Возможно, этот малый и не лжет, — сказал, подходя к Бродецки, один из полицейских. — Он утверждает… — Я сам допрошу его, — прервал сержант, — но сначала осмотрю тело. Тело погибшей Иланы Авишай, красивой черноволосой женщины лет тридцати, лежало в салоне почти у самого входа. Похоже было, что, услышав снаружи какой-то шум, Илана подошла к двери, чтобы посмотреть, что происходит. Однако, едва она открыла дверь, кто-то нанес ей сильнейший удар по голове. Как показалось стажеру Берковичу, который не был, конечно, большим специалистом по части судебной медицины, женщина умерла сразу, не успев даже понять, что случилось. Орудие убийства — тяжелый топорик — лежало в нескольких шагах от тела. В углу салона сидел на краю дивана, раскачиваясь, будто во время молитвы, мужчина средних лет — скорее всего, это и был бизнесмен Гиль Авишай, муж убитой. — Я был в саду, — говорил Авишай минут десять спустя, когда Бродецки, осмотрев тело и дав разрешение экспертам проводить нужные замеры, попросил хозяина пройти в кухню и ответить на самые важные вопросы. — Я решил сегодня поехать в офис позже, хотел полить деревья, а садовника у меня нет, это очень дорого, и я… — Да-да, — прервал Авишая Бродецки, — вы были в саду, услышали шум мотора… — Нет, — покачал головой Авишай. — Этот негодяй подъехал со стороны улицы, из сада ничего не слышно… Я вернулся в дом, закончив работу и увидел, как этот… а Илана лежала на полу… Стажер Беркович тихонько вышел из кухни. Хозяин ему не понравился. Это было, конечно, чисто интуитивное ощущение, и Беркович понимал, что при его небольшом опыте полагаться на интуицию он не имеет права. Беркович прошел мимо группы экспертов, суетившихся около тела Иланы, и вышел в сад через заднюю дверь салона. Пожалуй, Гиль Авишай не лгал — между деревьями извивался длинный тонкий шланг, один его конец валялся у большого оливкового дерева, а другой скрывался за углом дома и вел, по-видимому, к крану на техническом балконе, выходившем в сторону улицы. Беркович обогнул дом, следуя за ививами шланга, и вышел к площадке, где трое полицейских все еще задавали вопросы шоферу пикапа, на борту которого было написано: «Братья Вануну. Заказ цветов.» Беркович приблизился и прислушался к разговору. — Да я не против Биби, — вяло говорил водитель пикапа, — я сам ликудовец, я просто хочу, чтобы мы, простые люди, выбирали министров, что тут плохого? — А то, что ты, простой человек, не понимаешь и понимать не можешь, кто будет хорошим министром, а кто нет! — воскликнул полицейский и, увидев подходившего к ним Берковича, добавил: — И вообще помолчи. — Нет, ничего, — сказал Беркович, смутившись, ему вовсе не хотелось мешать разговору. — У меня только один-два вопроса к… э-э… — Михаэль Фадида, — с готовностью представился водитель, — работаю в фирме братьев Вануну. Послушайте, в чем меня обвиняют? Я приехал… — Минуту, — поднял руку Беркович. — Давайте по порядку. Официальный дорос будет потом, когда освободится сержант Бродецки, а я только хочу… — Да сколько можно повторять одно и то же! — вскричал Фадида, поняв, что перед ним вовсе не главное полицейское начальство. — Меня уже час тут держат, будто это я убил бедную женщину! — Вас застали на месте преступления, верно? — спросил Беркович. — На месте преступления! — воскликнул Фадида. — Я приехал в восемь тридцать, как было сказано в заказе. Привез цветы для госпожи Иланы Авишай. Остановил машину, заполнил бланк, потом вышел, чтобы взять из багажника цветы. Хотел вернуться в машину, но передумал и пошел к двери. Дверь была полуоткрыта, я вошел и… Фадида замолчал, о чем-то задумавшись. — Вошли и… — сказал Беркович. — Она вот так и лежала, — хмуро пробормотал Фадида. — Я решил, что у женщины обморок, наклонился, она лежала так, что я не сразу заметил на голове эту рану… Я взял ее руку, она была теплая, и я начал ее трясти, а потом увидел кровь… — Теплая, — повторил Беркович. — Вы раньше были знакомы с Иланой? — Я всегда привожу ей цветы, — сообщил Фадида. — По крайней мере дважды в неделю. Это наши постоянные клиенты. — Значит, вы ее знали, — заметил Беркович, — и могли ее, скажем, ненавидеть по каким-то причинам…