— Эй, — вскинулся Фадида, — вы о чем? Вы думаете, я убил ее? Не выйдет! — Успокойтесь, — с досадой сказал Беркович. Своими криками Фадида мешал ему думать. Конечно, этот человек вполне мог убить Илану — ведь Гиль Авишай обнаружил Фадиду стклонившимся над телом жены. Фадида мог не знать, что Авишай не поехал в офис. Фадида думал, что мужа нет, вошел, нанес удар и собирался удрать, а в это время появился хозяин… Да, так могло быть. Правда, непонятен мотив преступления, но это выяснится в ходе следствия. Беркович повернулся спиной к все еще вопившему Фадиде и направился в дом. Он наступил ногой на шланг, который действительно тянулся с технического балкона. У Берковича возникло странное ощущение, будто он уже знает разгадку этого преступления. Что-то он видел недавно… Что? В кухне сержант Бродецки говорил убитому горем Авишаю: — Вы подумайте, должен быть у него мотив, как иначе… Он ведь приезжал сюда много раз в ваше отсутствие… Авишай покачал головой. — Я понимаю, что вы хотите сказать… Нет, это невозможно. Она не могла так поступить со мной… Нет, нет… Бродецки участливо смотрел на Авишая. Конечно, все обманутые мужья воображают, что их жены — ангелы во плоти. А на деле, как показывает практика, женщина всегда готова изменить, тем более, что этот Фадида — мужчина видный, куда более представительный, нежели этот задохлик… — Сержант, — сказал Беркович, — вы позволите мне поприсутствовать? — Садитесь, стажер, — разрешил Бродецки. — Собственно, мы уже закончили. Сейчас я сниму показания с Фадиды, и можно будет его забрать до выяснения обстоятельств. — Вы думаете, это он? Конечно, если на ручке топорика окажутся отпечатки его пальцев… — Не окажутся, — покачал головой сержант, — эксперт уже сообщил, что ручка протерта, никаких отпечатков нет вообще. — Плохо, — сказал Беркович. — Вы позволите задать один-два вопроса господину Авишаю? — Кто это? — спросил Авишай, бросив на стажера недружелюбный взгляд. — Стажер Беркович, — пояснил Бродецки, закрывая блокнот, в котором он вел записи. — Спрашивайте, стажер, только быстро… — Вы сказали, что находились в саду и не слышали ни звука мотора, и никаких криков? — Ну, я уже говорил… — Да-да. Преступник подъехал, позвонил, вошел, убил — на это ведь нужно время… Ну, скажем, минуты две хотя бы, согласны? — Да… наверно. — А почему вы вдруг вернулись в дом? — Послушайте, — раздраженно сказал Авишай, — я уже сказал сержанту… — Да, — подтвердил Бродецки. — Беркович, вы прочитаете показания потом, не нужно повторяться! — Один только вопрос, господин сержант… Вы поливали деревья, верно? — Да, я же говорил. — Но вы не могли этого делать, господин Авишай. Подъехав к дому, Фадида поставил машину так, что правое переднее колесо перекрыло подачу воды. Он это заметил, но решил, видимо, что пробудет здесь недолго, и не стоит тратить время, чтобы переставить машину… Вы должны были сраза увидеть, что вода не течет, и отправиться посмотреть, что случилось. А вы появились через несколько минут. Вот я и думаю… Авишай вскочил на ноги и, сжав кулаки, надвинулся на стажера. — Что вы себе позволяете! — вскричал он. — Этот негодяй нагло врет, а вы… — Да уж кто-то из вас врет, — согласился Беркович, — но только не Фадида. Правое переднее колесо его пикапа все еще стоит на шланге… Вода не поступает. Так где вы были на самом деле? Не в саду, нет. Может, следили за Фадидой, и когда он вошел, выждали минуту-другую… А до этого убили жену, потому что… Ну, я не знаю почему мужья убивают жен… Может, она действительно вам изменяла и именно с Фадидой? Ему незачем было ее убивать, а у вас был резон… Эй, что вы делаете? Авишай бросился на Берковича, тот отступил, и удар пришелся по скуле сержанта Бродецки. Свалка продолжалась секунд десять. В конце концов, сержант был профессионалом. * * * — Вы наблюдательны, стажер Беркович, — похвалил инспектор Хутиэли, — только слишком самостоятельны. Нужно было доложить о ваших подозрениях сержанту, а не задавать вопрос в лоб. Беркович промолчал. С начальством он предпочитал не спорить. — Вы продолжаете утверждать, что читаете Голсуорси? — ехидно спросил Хутиэли. — Пока вы там ловили убийцу, я посмотрел в энциклопедию. Так вот, во времена Голсуорси не было пистолетов «Магнум». — Да, — кивнул Беркович. — Я на это сразу обратил внимание. Вы лучше расскажите об этом художнику, который рисовал обложку… Женщина с виолончелью — Вы себя неплохо зарекомендовали, стажер, — сказал инспектор Хутиэли, закончив печатать какой-то важный документ и запуская принтер. — Сержант Бродецки от вас просто в восторге. Я-то понимаю причину ваших успехов… — Какая же это причина, инспектор? — спросил стажер Беркович, закрывая книгу, которую он читал, пока Хутиэли занимался делами. — Вам просто везет! — воскликнул инспектор полиции. — И вы наблюдательны. — Так мне просто везет, — переспросил Беркович, — или я наблюдателен? Это ведь разные вещи, согласитесь. — Да, от скромности вы не умрете, — хмыкнул инспектор. — Кстати, эта книга, что вы читаете — все еще Голсуорси? — Нет, — покачал головой Беркович, — это братья Стругацкие, перевод на иврит. — Удивляюсь я на вас, русских, — сообщил инспектор. — Почему вы выдумываете проблемы себе на голову? Почему читаете русских авторов на иврите, а дома заставляете детей говорить по-русски? — Видите ли, господин Хутиэли… — Мы с вами просто беседуем, Беркович, зовите меня Авигдором. — Хорошо. А мое имя Борис. — Борис, — пробормотал Хутиэли. — Конечно, все русские — Борисы. — И фамилия у всех одна — Годуновы, — подхватил Беркович, но инспектор, не будучи знатоком ни российской истории, ни творчества великого русского поэта, не понял шутки. — Так вы говорили… — сказал Хутиэли. Продолжить объяснение Беркович не успел — зазвонил телефон. Хутиэли поднял трубку, молча выслушал какое-то длинное сообщение, мрачнея с каждым услышанным словом, и в заключение сказал единственное: — Выезжаю. Он положил трубку и смерил стажера долгим изучающим взглядом. — Поедете со мной, — сказал он. Уже в дороге, когда полицейская машина мчалась, срезая углы и распугивая автолюбителей, Хутиэли объяснил Берковичу, с чем им предстоит иметь дело. — На вилле Иды Стингер… кстати, вам знакомо это имя? — Владелица косметических кабинетов в Герцлии-питуах, — сказал Беркович. — Именно. Так вот, на ее вилле сегодня назначен был вечер. Гости, сами понимаете… Хозяйка — вот у кого денег полные сейфы! — пригласила выступить перед гостями камерный оркестр Раананы. Двадцать человек! И еще дирижер. Так вот, в семь все музыканты и гости были в сборе. В половине восьмого хозяйка вышла из дома и обнаружила, что перед дверью стоит автомобиль, а внутри — тело молодой женщины. Беркович присвистнул. — Женщина — виолончелистка из оркестра Мирьям Орен. Убита двумя выстрелами, одна пуля попала в плечо, вторая в грудь и оказалась смертельной. — Выстрелы никто не слышал? — удивился Беркович. — На вилле гремела музыка, — сказал Хутиэли, — а до соседних домов довольно далеко и, к тому же, рядом проходит шоссе, там всегда шумно. Полицейская машина подкатила к двухэтажному коттеджу, слева от которого, на стоянке Беркович насчитал восемь автомобилей. Девятый стоял перед самым входом в дом, и у левой дверцы, со стороны водителя, толпились полицейские и какие-то люди, очевидно, гости госпожи Стингер. В отдалении стояла машина «скорой помощи». К Хутиэли подошел невысокий плотный мужчина в штатском, Беркович узнал Арона Берлина, одного из лучших экспертов управления. — Я разрешил увезти тело, — сказал Берлин, — или вы хотите сначала посмотреть сами?