— Что, по-вашему, могло быть причиной? Он что-то увидел или услышал? — Что он мог увидеть или услышать такого, чего не видел и не слышал я? Мы просто разговаривали и вдруг… Я сразу вызвал «скорую». Беркович задал еще несколько вопросов, внимательно выслушал ответы и вернулся в салон к инспектору Хутиэли. — Темнит, — сказал он. — Ты тоже пришел к такому выводу? — оживился Хутиэли. — Я уверен: Шрайман что-то сказал Вунштейну или предъявил какие-то документы… не знаю, что между ними произошло, но он напугал хозяина до смерти. — Бумаги, которые они просматривали… — Перед тобой на столе. Ничего особенного. — Вунштейн не принимал посетителей на вилле, — задумчиво произнес Беркович. — Почему для Шраймана он сделал исключение? — И я о том же подумал. — Шантаж? — Чем Шрайман мог шантажировать Вунштейна? В бумагах — можешь убедиться сам — нет ничего важного. Фотографий при Шраймане тоже не оказалось. — Возможно, он не принес их с собой и только объявил Вунштейну, что имеет компромат… — А тот сразу отдал концы от испуга? — Да, это фантастика. Но все-таки надо бы обыскать квартиру Шраймана — возможно, удастся найти улики. — Под каким предлогом? — Я понимаю, что предлога нет, просто рассуждаю вслух. Шрайман утверждает, что не был прежде знаком с Вунштейном и нашел его имя в телефонной книге. Это тоже выглядит сомнительно. — Сомнений много, доказательств никаких, — констатировал Хутиэли. — Теперь понимаешь, почему я прервал твой вечерний отдых? — И правильно сделали, — решительно заявил Беркович. — Каким еще образом Шрайман мог напугать адвоката до смерти? Рассказал что-то из его прошлого? — От рассказов еще никто не умирал, — буркнул Хутиэли. — Даже если в прошлом адвоката было что-то ужасное, он все равно потребовал бы доказательств. — Значит, — задумчиво произнес Беркович, — остается только один вариант. — Какой? — заинтересованно спросил Хутиэли. — Сейчас… — пробормотал Беркович и направился в ванную комнату. Здесь он с удовлетворением взял в руки скомканное влажное полотенце, лежавшее на полу под раковиной, потом обратил внимание на грязный ватный тампон в мусорном бачке. Полотенце и тампон Беркович положил в полиэтиленовый пакет и обернулся к следившему за его действиями инспектору Хутиэли. — Это доказательства, — объяснил он. — У Шраймана не было времени их уничтожить, «скорая» приехала слишком быстро. — Доказательства чего? — нахмурился Хутиэли. — Пойдемте, — предложил Беркович и направился в спальню, где Шрайман все еще сидел на краешке кровати, но уже не читал журнал, а хмуро смотрел в пол. — У вас был брат? — спросил Беркович, и оба полицейских поразились неожиданной реакции — биржевой маклер вскочил на ноги, ладони непроизвольно сжались в кулаки. — Что? — воскликнул он. — Откуда? Как вы?… — Так был или нет? Учтите, мы все равно в этом разберемся. К тому же, я не думаю, что вас смогут обвинить в смерти Вунштейна. — Вы уверены? — Практически да. Адвокат перепугался до смерти, увидев вас, верно? — Да, я даже не ждал такого эффекта. — Расскажите, — потребовал Беркович. Шрайман без сил опустился на кровать, Беркович и Хутиэли остались стоять, потому что больше сесть было негде. — Родного брата у меня нет, — начал рассказ Шрайман, — но был двоюродный. Мы были очень похожи. Не одно лицо, конечно, но многие на фотографиях путали. Дядя и мой кузен жили в Штатах, но дядя рано умер, Джозеф унаследовал довольно большие деньги и… исчез. Это было семь лет назад. — Что значит — исчез? — не выдержал Хутиэли. — Просто исчез. Вместе с деньгами. Снял в банке почти всю сумму — около двухсот тысяч долларов, вылетел в Израиль, и после того, как он вышел из самолета, его никто не видел. Поиски успехом не увенчались. — Кузен ехал к вам? — В те годы я думал именно так. Характер у Джозефа был авантюрным, я решил, что он снял деньги, чтобы пуститься в какую-то аферу… Почему не сообщил мне о приезде? Что хотел сделать с деньгами? Полиция поиски прекратила, а я продолжал… Шли годы. Я посылал запросы, разговаривал с работниками аэропорта, искал свидетелей. И однажды нашел таксиста, который уверял, что привез Джозефа к вилле адвоката Вунштейна. — Таксист мог ошибиться, такие опознания должны проводить профессионалы, — с упреком сказал Хутиэли. — Я все делал по правилам. Предъявил два десятка фотографий, и таксист определенно указал на Джозефа. А запомнил он кузена потому, что тот совершенно не ориентировался на местности, имел при себе чемодан с наклейками и сильно нервничал. Я продолжал наводить справки. Выяснил, что именно в те месяцы Вунштейн неожиданно выиграл в подпольном казино крупную сумму — около ста тысяч долларов. Я начал присматриваться к вилле и установил, что гостей здесь никогда не бывает, сад за домом жутко запущен, садовников Вунштейн не нанимал много лет. Собственно — именно семь. — Понимаю, — медленно произнес Беркович. — И вы сделали вывод, что Джозеф почему-то приехал к адвокату с деньгами в чемодане, тот убил клиента и закопал в саду… Не слишком ли фантастично? — Я сам себе не верил, но факты… Мне нужно было доказательство! Залезть в сад и копаться в земле? Это действительно была фантастика. Я поступил иначе. — Воспользовались гримом, чтобы стать еще больше похожим на Джозефа? — сказал Беркович. — Позвонили Вунштейну, сказали, что знаете об убийстве и предложили встретиться здесь, на вилле? Именно поэтому он не смог отказать? — Да, — кивнул Шрайман. — Я хотел его припугнуть, чтобы он раскололся. А он… умер. — Допустим, это правда, — раздраженно сказал Хутиэли. — Непонятно, однако, за каким чертом нужно было вашему брату лететь в Израиль с чемоданом денег и являться к адвокату, с которым у него не было прежде никаких дел! Ведь если бы Джозеф был и раньше связан с Вунштейном деловыми отношениями, вы бы это выяснили? — Понятия не имею! — воскликнул Шрайман. — Вы думаете, я гений сыска? Этого негодяя я нашел, а все, что той встрече предшествовало… Почему, черт возьми, полиция в свое время прекратила расследование? Вам бы удалось найти причины и следствия! — Найдем и сейчас, — пообещал Беркович. — Для подтверждения вашей версии нужно сделать простую вещь… — Только без меня! — вскричал Шрайман. — Я не выдержу, если… — Обойдемся своими силами, — сказал Беркович. Копать начали в самом запущенном углу сада, потом перешли к старой клумбе и здесь на глубине полуметра нашли человеческий скелет с остатками одежды. — Вот негодяй, — с чувством сказал инспектор Хутиэли. — Семь лет он жил с трупом в собственном саду! — И дальше жил бы, — пожал плечами Беркович, — если бы не явился Шрайман в образе своего исчезнувшего брата. — Ты думаешь, Шрайман собирался шантажировать адвоката? — Возможно. А может быть, хотел получить доказательства преступления и заявить в полицию. Сейчас он будет придерживаться именно этой версии. — Ничего, — сказал инспектор Хутиэли. — Со Шрайманом я разберусь. — А мне придется разбираться с Наташей, — вздохнул Беркович. — Она опять легла спать одна. Наверняка думает, что напрасно вышла замуж за полицейского. Пистолет замедленного действия Ноах Карми был убит в своем кабинете — пуля влетела в открытое окно и попала поэту в голову. На место происшествия Беркович выехал вместе с экспертом Ханом, и по дороге они обсуждали творчество Карми, с которым были, впрочем, знакомы, в основном, понаслышке — оба не очень любили поэию. Говорить о деле не хотели, поскольку информация, полученная от патрульного офицера, не давала пищи для размышлений, а фантазировать не имело смысла. Поэт жил на небольшой — всего три комнаты — вилле, стоявшей на отшибе поселка Нерот, в пяти минутах езды от фешенебельного района Герцлии-питуах. Поэт приобрел этот домик со вторых рук несколько месяцев назад, когда по его сценарию на одной из студий Голливуда сняли романтическую драму «Холодные губы». Дом был хотя и старый, постройки шестидесятых годов, но очень уютный и с садом, где росли оливковые деревья. Поэт жил на вилле со своей новой пассией — манекенщицей Орной Фадида, и вчерашний вечер они, как обычно, провели в интимной обстановке (так сказала патрульному безутешная Орна). Около полуночи женщина заснула, а Карми отправился в кабинет, чтобы поработать — он был совой, и поэтические строки приходили ему на ум обычно поздней ночью. — Я спала до девяти, — сказала патрульному Орна, — а когда проснулась, то увидела, что Ноаха нет рядом. Обычно он приходит в пять и спит до одиннадцати… Я удивилась и пошла посмотреть. «Неужели, — подумала, — Ноах еще работает?» Но он не работал… Он сидел за столом… Тут женщина начала плакать и плакала до тех пор, пока не приехала оперативная бригада. Поэт действительно сидел за столом, опустив голову на грудь. Со стороны могло показаться, что он размышляет над какой-то рифмой. Однако череп Ноаха Карми был расколот пулей крупного калибра, на стол и на пол натекла лужа крови. И без осмотра было ясно, что стреляли через раскрытое окно. Попасть в поэта проблемы не составляло — у его левой руки стояла настольная лампа, освещавшая не только исписанные листы бумаги (Карми не пользовался компьютером, утверждая, что техника убивает вдохновение), но и самого сочинителя. Лампа продолжала гореть всю ночь. Сейчас, при ярком дневном освещении, свет ее лишь угадывался. — Смерть наступила около полуночи, — сказал Берковичу эксперт, закончив осмотр, — но не раньше одиннадцати и не позднее двух часов ночи. — В одиннадцать он еще был в постели с женщиной, — сообщил инспектор. — Скорее время убийства — от полуночи до двух. Кстати, войти в сад мог кто угодно — там даже ворот нет. Но для того, чтобы выстрелить в Карми, убийца должен был встать на бордюр, иначе он бы не дотянулся до окна. Из кабинета дверь вела в салон, а там находился выход в сад. Под окном кабинета действительно располагался довольно высокий каменный бордюр, встав на который легко можно было заглянуть в окно и выстрелить в ясно видную при свете настольной лампы фигуру поэта. Внимательно осмотрев камень и садовые дорожки, Хан и Беркович не нашли ничего, что можно было бы считать следами преступника. Дождей не было несколько месяцев, почва была сухая, и если убийца носил мягкую обувь, искать следы не имело смысла. Он пришел, выстрелил и убрался вовсояси, никем не замеченный. Крепко спавшая после утомительной любовной игры Орна не расслышала бы и пушечного выстрела. К тому же, спальня располагалась в противоположной от сада части виллы. — Не очень-то он ухаживал за садом, — заметил Хан. — Деревья не поливал, наверное, больше недели, а трава вообще пожухла. — Поэт, — хмыкнул Беркович. — Может, сад ему нужен был только для антуража. Смотрел на деревья, когда сочинял. А поливать — такая морока…