— Гм… — с сомнением произнес эксперт. — А что? — напористо сказал Беркович. — Хороший бас мог исполнить все партии призрака. Чтобы задушить человека, у певца тоже сил достаточно — это ведь крепкие люди. — Ты хочешь сказать, что вычислил призрака? — удивился Хан. — Мне так показалось, — вздохнул Беркович. — Бас-баритон Дик Штейн. У него контракт на два года. Сам из Нью-Йорка, почти все время проводит в театре, знает все закоулки… — Но других улик против него у тебя нет? — Более того: ночь, когда произошло убийство, он провел у своих знакомых, приехавших из Штатов на неделю. Это подтверждают и сами знакомые, и портье отеля «Ренессанс», и двое коридорных. — Значит, нужно искать другую кандидатуру. Тысяча человек — есть из кого выбирать. — Действительно, — пробормотал Беркович. О Дике Штейне он думал уже второй день — если бы не алиби в ночь убийства, лучшего подозреваемого трудно было найти. Судя по описаниям свидетелей, даже фигурой Штейн был похож на пресловутого призрака — в отличие от других певцов, он был высок и худощав. Но алиби… Да и зачем было Штейну убивать Кадмона, которого он, скорее всего, и не знал вовсе? Оставаясь на ночь в театре, Штейн обычно спал на диванчике в своей гримерной. На следующий после разговора с экспертом день Беркович выбрал момент, когда певец вышел из театра, и потребовал у Фрая ключ от гримерной американского баса. Шеф службы безопасности вошел в комнату вместе с инспектором и внимательно следил за тем, как Беркович раскрывал шкафчики и переворачивал подушки. — Вот поглядите, — сказал наконец инспектор. На дне одного из платяных ящиков лежала серебристая накидка с напылением из фосфоресцирующего материала. Фрай даже присвистнул от удивления. — Никогда бы не подумал, — пробормотал он. — Такой спокойный человек… Но ведь его не было в театре, когда убили Кадмона! Видимо, кто-то хочет свалить вину на Штейна, вот и подкинул ему эту накидку. — Возможно, — не стал спорить Беркович. Когда из проходной сообщили, что Штейн вошел в здание оперы, инспектор встретил его в холле и, твердо взяв под локоть, повел в кабинет Фрая. Серебристая накидка лежала на столе, и Штейн, увидев ее, расплылся в улыбке. — А! — воскликнул он. — Вы меня разоблачили! А я думал, что никто так и не догадается. Меня даже досада брала иногда — столько людей действительно воображали, что в опере появился призрак! — Зачем вы это делали? — спросил Беркович. — Да чтобы посмеяться! Сначала было смешно самому, а потом… Я думал, что меня поймают, и мы посмеемся вместе. — Своеобразное чувство юмора, — буркнул Фрай, присутствовавший при разговоре. — А что? — нахмурился Штейн. — Я ведь не нарушил никаких законов. — Если не считать убийства! — продолжал негодовать Фрай, и на лице Штейна появилось выражение крайнего удивления. — Погодите, какое убийство? Вы что, думаете, что Кадмона убил я?! — Этого мы не думаем, — поспешил заявить Беркович. — Ваше алиби проверено. Но тот, кто совершил убийство, намеревался свалить его именно на вас. Он думал, что у вас не окажется алиби, понимаете? Кто-то должен был быть твердо уверен в том, что вы проведете ночь в театре. Подумайте — кому вы это говорили? — Ну… Я часто остаюсь здесь ночевать, — пробормотал Штейн. — Погодите… Неужели?… Эли? — Кто такой Эли? — резко сказал Фрай, но Беркович сделал ему знак помолчать и мягко произнес: — Вы имеете в виду Эли Розенталя, электрика? — Откуда… — опешил Штейн. — Откуда вы знаете? — Я слышал, что вы часто проводили время вместе. Кстати, Розенталь отлично знает все театральное хозяйство. В отличие от вас. И мне кажется… Беркович замолчал, предоставив Штейну возможность самому закончить фразу. — Вам правильно кажется, — сказал певец, помолчав. — Это была его идея: чтобы я исполнил роль призрака. В декабре мы об этом говорили… Сам бы Эли не смог — у него и голоса такого нет, и играть роль он не сумел бы. — Понятно, — кивнул Беркович. — А в вечер перед убийством… — Ну, он спросил, где я буду после спектакля. Сказал, что зайдет ко мне в гримерную поиграть в карты. Мы договорились… — И он не пришел? — Не знаю, после спектакля в гримерную зашел Джонни, он приехал из Штатов на неделю, мы так обрадовались встрече… И Джонни уволок меня к себе в отель. Если Эли приходил, то меня не застал. — Если бы он приходил, то и убийства не было бы, — сказал Беркович. — Он бы понял, что на вас не свалить. Нет, он поверил вам и отправился играть вашу роль в уверенности, что вы у себя и останетесь у себя до утра. Не знаю, принял ли его Кадмон за призрака, но закончилось все убийством. — Господи, — похоже было, что от страха Штейн потерял голос, из его горла вырывались какие-то шипящие звуки. — Кошмар какой… — Нужен мотив, — сказал Фраю Беркович несколько минут спустя, когда они покинули гримерную Штейна. — Прямых улик против Розенталя нет, и если бы был хотя бы мотив… — Ах, — махнул рукой Фрай, — чего-чего, а мотива… Вы не знали, что Кадмон увел у Розенталя жену, которую тот обожал? Эти двое терпеть друг друга не могли, об этом все знают. — Что ж, — сказал инспектор. — Мотив есть, и косвенных улик достаточно. Надеюсь, что Розенталь не прошел сквозь стены — на проходной стоит мой сержант. В отличие от Штейна, Розенталь не может ведь играть роль призрака…