— Стреляли по меньшей мере трижды, — напомнил Беркович. — И вы ничего не видели и не слышали? — Ничего, — сказал Донат. — И вы тоже? — повернулся Беркович к Вентцелю, не ожидая от него другого ответа. Тот только покачал головой. — Я понимаю, — неожиданно сказал Донат, растягивая слова, — что подозревать вы можете только нас. Только мы были в каюте. Но уверяю вас, инспектор, никто из нас не стрелял в Амоса. У нас были хорошие отношения, понимаете? Вполне нормальные! Да, прежде бывало всякое — Моника красивая женщина, ну, вы понимаете. Но вчера мы пришли к согласию, так что ищите убийцу снаружи. — В море? — уточнил Беркович. Донат бросил взгляд в сторону иллюминатора и пожал плечами. — Между прочим, — добавил Вентцель, — окошко вечером было открыто, это потом кто-то его закрыл. Не я, кстати. Иллюминатор каюты, названный Вентцелем «окошком», был плотно задраен и даже прикрыт шторкой, потому что по левому борту поднималось яркое солнце. Проверить утверждение Вентцеля можно было только одним способом, и Беркович, оставив на некоторое время подозреваемых под присмотром сержанта, поднялся на палубу. — Иллюминатор был открыт, когда вы вбежали в каюту? — спросил он капитана. — Да, — не задумываясь, ответил Гудман. — Это, кстати, было нарушением инструкции, поскольку при сильном волнении… — Вы сами его закрыли? — Сам, — твердо сказал Гудман. — Если бы волнение усилилось, вода могла попасть внутрь помещения. — Почему вы мне об этом не сказали? — с досадой спросил Беркович. — Так вы не спрашивали, — удивился капитан. — И потом… Если вы полагаете, что оружие выбросили за борт, то как это могли сделать при закрытом иллюминаторе? Уже хотя бы из этого следует, что иллюминатор был в тот момент открыт. — Действительно, — сказал Беркович, ругая себя за столь серьезный просчет. Почему он не подумал об этом раньше? Почему какой-то моряк должен указывать ему на ошибку в рассуждениях? — Борис! — окликнул Берковича эксперт, собравшийся уже перебираться на борт уходившего к берегу одного из полицейских катеров. — Я тебе больше не нужен? — Нужен, — сказал инспектор. — Что ты можешь сказать об этих выстрелах? Стреляли не в упор? — Нет, конечно, — пожал плечами Хан. — Никаких следов пороховой гари. Не меньше двух метров от цели. — Величина каюты — три с половиной метра, — отметил Беркович. — Гильз не нашли? — Этот тип револьверов не отбрасывает гильзы, — сухо сказал эксперт. — Отверстия в стене… Они ведь довольно высоко. — Ты сам видел. Стреляли чуть вверх — ну, это естественно при качке, особенно когда нет времени целиться. Первые пули прошли выше цели, третья попала Гурфинкелю в затылок. Ты хочешь сказать, что эта троица твердо стоит на своем? — Твердо, — кивнул Беркович. — И вряд ли они изменят показания. Одно из двух — или они хорошо сговорились за ночь, и тогда обвинить кого-то одного вряд ли удастся. Или… — Я понял, — перебил Хан. — Или они говорят правду, ты это хочешь сказать? Но тогда в каюте должен был находиться невидимый убийца? — Почему в каюте? — сказал инспектор. — Почему не снаружи? — Снаружи, между прочим, море. Или ты утверждаешь… — Ну да, другое судно, подошедшее довольно близко. — Это ты уж загнул! — воскликнул Хан. — Никто из команды не видел никаких судов поблизости от «Мадигана». — Оно могло идти без огней. — С риском столкнуться с «Мадиганом» в темноте? — Какая темнота? Это Гудман с мостика ничего в темноте не видел, но ведь яхта была ярко освещена, везде горел свет. И гремела музыка. Другое судно могло подойти, не зажигая огней… — Я понял, — перебил Хан. — Интересная версия. Но стрелять в иллюминатор с расстояния нескольких десятков метров из револьвера… — Почему из револьвера? Из снайперской винтовки с револьверной пулей, такой вариант возможен? — Ну… — протянул эксперт. — Во всяком случае, его нельзя исключить. — И тогда понятно, почему две другие пули ушли так высоко, — продолжал Беркович. — При качке это неизбежно. — Но тогда, — сказал Хан, — могла быть и еще одна пуля, которая попала в борт яхты. Или даже несколько пуль. — Именно, — согласился Беркович. — Давай проверим. Несколько минут спустя подозреваемые в убийстве, мрачно сидевшие на диване и не смотревшие друг на друга, стали свидетелями странной сцены: полицейский инспектор, раскрыв настежь иллюминатор, высунул наружу голову и что-то разглядывал, комментируя увиденное. — Покрасить яхту давно надо, — говорил Беркович, — все тут шелушится, попробуй разглядеть… Нет, ничего не вижу. Хотя погоди… Вот, есть вмятина. На полметра выше иллюминатора. Хочешь взглянуть?… Домой Беркович вернулся к самому ужину в приподнятом настроении, из чего Наташа сделала вывод, что день удался. — Так кто же убил этого Гурфинкеля? — спросила она. — Не женщина, надеюсь? — И даже никто из других мужчин, — ответил Беркович, откусив от огромного бутерброда. — Как это? — не поняла Наташа. — Стреляли с борта прогулочного катера, — объяснил Беркович. — Мы его нашли. «Приват» называется, его несколько дней назад арендовал один из конкурентов Гурфинкеля. Считалось, что катер ушел в сторону Акко, но этот тип вернулся — он прекрасно знал о планах Гурфинкеля, тот сам ему рассказывал. Подошел с левого борта и застрелил Гурфинкеля через иллюминатор. — Но это же, наверное, ужасно трудно! — воскликнула Наташа. — Были высокие волны! — Трудно, — согласился Беркович, — но для бывшего армейского снайпера вовсе не так трудно, как тебе кажется. — И он был уверен, что его не найдут? — А как бы его нашли? Все казалось почти доказанным — ведь у Гурфинкеля действительно были сложные отношения с американскими гостями из-за этой Моники. Откуда убийца мог знать, что именно в тот вечер компания решила помириться? Крутой бизнесмен — Крутой парень, — сказал инспектор Хутиэли своему коллеге Берковичу, перечитав протокол, записанный со слов одного из свидетелей. — Крутой, да? Так это по-русски? Беркович улыбнулся. Хутиэли правильно перевел русское слово, но на иврите оно приобрело совсем иной оттенок. Впрочем, объяснять разницу Беркович не стал. — Да, — сказал он, — Бернштейн из тех, кого в России называют новыми русскими, даже если они евреи. — Березовский, например, — подхватил Хутиэли, показывая свою осведомленность. — Березовский гораздо круче, — покачал головой Беркович. — Бернштейн владеет акциями нескольких металлургических комбинатов, в том числе в Челябинске, это огромное предприятие. Покушение на него нельзя назвать чем-то экстраординарным. Многие бизнесмены в России рискуют жизнью. Но на Бернштейна покушались в Израиле. Главное было именно в этом. Российский бизнесмен еврейского происхождения Исак Михайлович Бернштейн прилетел в Израиль для встреч с местными промышленниками и отдыха на эйлатских пляжах. Прилетел, как и положено крутому бизнесмену, с любовницей — эффектной крашеной блондинкой, секретарем-помощником и двумя телохранителями, благодаря которым, собственно, Бернштейн и остался жив во время неожиданного покушения. Произошло это в Тель-Авиве перед входом к отель. Бернштейн вышел из здания, один из телохранителей открыл перед ним дверцу машины, второй стоял рядом, оглядывая окрестности. Из проезжавшей мимо на большой скорости «мазды» кто-то сделал четыре выстрела, Бернштейн получил пулю в плечо, стоявший рядом телохранитель — в грудь, а другой охранник, склонившийся над дверцей машины, остался невредим, но не успел среагировать. «Мазда» умчалась, никто не заметил номерных знаков, а искать машину по цвету в большом Тель-Авиве — все равно что иголку в стоге сена: тысячи автомобилей этой марки имеют темно-синий цвет, очень популярный у автовладельцев. — Только русских разборок нам в Израиле не хватало, — сказал Хутиэли. Беркович покачал головой. — Это не русские разборки, — сказал он. — Видите ли, у Бернштейна вполне специфические связи, и врагов его или конкурентов достаточно легко просчитать. Все, кто мог иметь зуб на Бернштейна, находятся сейчас в России. — Ну, Борис, — удивленно произнес Хутиэли. — Ты меня удивляешь. Заказать убийство можно и из России. Был бы исполнитель. — Конечно, — согласился Беркович. — И здесь два варианта. Либо исполнитель тоже из «русских», либо наняли коренного израильтянина. — Второй вариант гораздо менее вероятен, — заметил Хутиэли. — Именно потому, что мы должны думать именно так, им и могли воспользоваться конкуренты Бернштейна, — сказал Беркович. — Не в деньгах же проблема, согласитесь. В любом случае начать я хочу с разговора с Бернштейном. Врачи говорят, что в двенадцать смогут пустить меня в палату. Группа старшего сержанта Линде сейчас отрабатывает версию израильского киллера — у ребят есть осведомители в этой среде. А я… Беркович поднялся из-за стола и протянул Хутиэли руку. — Терпеть не могу таких дел, — сказал он. — Анализу они почти не поддаются, а бегать приходится… — Да, — усмехнулся Хутиэли, — ты у нас скорее Ниро Вульф, чем Арчи Гудвин. Беркович пропустил иронию мимо ушей. Бегать он действительно не любил, а для размышлений в деле о покушении на Бернштейна было слишком мало данных. В полдень он вошел в просторную палату больницы «Ихилов», где лежал раненый предприниматель.